«Реальность часто требовала соавторства». Четыре режиссёра самых ожидаемых фильмов «Флаэртианы» — о взгляде документалиста на мир

Об этом мы поговорили с режиссёрами самых ожидаемых фильмов «Флаэртианы»:

Денис Клеблеев — режиссёр фильма «Король Лир» (международный конкурс)

— В кино я пришел из фотографии, когда почувствовал, что её языка мне не хватает для того, чтобы рассказывать истории. Представьте себе море, шторм, каюту корабля, вот со стола падает рулон туалетной бумаги и от качки разматывается по полу. А всё это время в каюте крепко спит женщина, которая проснётся утром и только по размотавшейся по полу бумаге поймёт, что проспала шторм. Этот сюжет кинематографичен. Но это совсем не значит, что я разочаровался в фотографии. Просто фотография совсем не обязана рассказывать какую-то историю, и в этом её огромное преимущество. Я вспомнил сейчас фотографию Куделки: чёрная собака на фоне заснеженного парка. Это идеальный пример того, что я имею в виду.

Чем больше я занимаюсь кино, тем больше понимаю, что всё вокруг, собственно, и есть кино. Этот фильм невозможно было снять, оставаясь просто наблюдателем. Нужно было постоянно предлагать ситуации, двигающие историю, а уже потом наблюдать, что из этого выйдет. В целом всё зависит от конкретной ситуации. Меньше всего я вмешивался в реальность в своём первом фильме «31-й рейс». Там было как-то уже всё жизнью так придумано, что оставалось только повесить в рамочку. На «Странных частицах» реальность часто требовала соавторства. В такие моменты я начинал режиссировать, и [главный герой] Костя играл самого себя в предложенных мною обстоятельствах. Он, надо сказать, с ролью великолепно справился.

Юлия Серьгина — режиссёр фильма «Терапия» (студенческий конкурс)

— Когда я начала снимать док, поняла, что нет одной правды, одного правильного взгляда на жизнь. Одни и те же события миллионы людей интерпретируют по-разному. Большая часть конфликтов между нами происходит из-за непонимания того, что реальность вариативна по своей сути — поэтому важно учиться смотреть док. Пока мы этого не поймём, мы так и будем грызть друг другу глотки, потому что кто-то за Путина, а кто-то за Навального. Кстати, совершенно бесперспективно грызть.

В последнее время у меня появилось понимание, что нам, как режиссёрам дока, нужно не только подтягиваться под европейский уровень качества, но и работать со зрителем, чтобы понять, как говорить с ним. Неправильно снимать фильмы только для фестивальной аудитории, грубо говоря, друг для друга: ездить пару раз в год на фестивали, обсуждать профессиональные успехи друг друга и разъезжаться, чтобы снимать опять фильм, который никто не увидит.

Я пытаюсь максимально включиться в жизнь людей, которых снимаю, понять их проблемы и радости. Для того чтобы эту призму взгляда на мир почувствовать, нужно пережить с ним всё вместе честно, когда снимаешь. И когда не снимаешь тоже. Не жалеть себя, а пропустить через себя его боль. Тогда получится приблизиться к его взгляду, чтобы зритель понял героя, не осуждал его, а действительно понял. В «Терапии» было так же. Это совпало с моей личной потребностью пережить этапы подросткового детства: у меня почти не было моментов, когда бы я чувствовала себя ребёнком, который может оторваться и делать, что хочет. Поэтому с пацанами я почувствовала себя частью их культуры, 14-летней девчонкой. Что-то живое, видимо, проскочило. И спасибо оператору Владу Бахановичу, который вместе со мной прошёл этот путь, понял ребят. Благодаря ему эта картина такая, какая есть сейчас.

Йессика Гортер — режиссёр фильма «Красная душа» (спецпоказ)

— Документальное кино даёт возможность заглянуть в жизнь других людей. Главное, чему оно меня научило: всё устроено иначе, чем ты думаешь. Нет одной правды или одной цельной истории, жизнь — это сложная штука. И на самом деле, снимая кино, я пытаюсь найти в ней какой-то смысл. Чем больше я погружаюсь в это, тем больше узнаю. Поэтому для меня создание документального кино — это не только вид киноискусства, но ещё и психологический процесс.

В фильмах я рассказываю свою историю, и для этого мне надо режиссировать, иначе истории не выйдет. Даже если бы я не влияла на своих героев специально, это всё равно происходило бы: как только я вступаю во взаимодействие с человеком, это моментально меняет его. Поэтому во всех моих фильмах зритель может увидеть мою режиссёрскую роль. Я не присутствую в кадре, но всегда где-то можно услышать мой голос или заметить детали, указывающие на то, что я там. Это важно. И также мне важно, чтобы люди рассказывали свою собственную историю, поэтому я не пытаюсь наводить их на те слова, которые хотела бы услышать. Но, конечно, я стремлюсь сделать так, чтобы люди рассказали мне больше, чтобы я могла проникнуть в их жизнь. И в этом моя режиссура. Но я никогда не прошу играть. Эти люди не актёры. Иногда я предлагаю им что-то сделать или организовать, но только что-то комфортное и естественное для них, чтобы они оставались собой.

Режиссёр — это не журналист, который хочет рассказать миру, как всё устроено. В основе всего лежит личный взгляд. Важно, что он приложил свою руку, что фильм не мог снять кто угодно, потому что это ещё и произведение искусства. И эта традиция связана с документалистикой, которая довольно сильна в Голландии.

Ренат Боррайо Серрано — режиссёр фильма «Кино для Карлоса» (национальный конкурс)

— Я начал снимать док, так как мне интересно рассматривать реальность и видеть то, что только я смогу засвидетельствовать, зафиксировать, что во времени и в пространстве мне дано и не может повториться. Док — возможность ещё и делиться этим с другими, а для этого нужно рассказывать истории. Рассказывать истории я люблю страстно, мне интересно исследовать артефакт рассказа и, думаю, что у меня для этого есть какой-то талант. Меня завораживает возможность, которую даёт камера: присутствовать в жизни других, наблюдать за другими под предлогом «делать кино». Ты можешь видеть те жизни, что достались не тебе. В каком-то смысле, свидетельствуя, ты их осваиваешь.

Как ни странно, первые съёмки я делал в своем доме лет в 12. Помню то чувство, когда из-за того, что у меня камера в руках, я мог двигаться совершенно по-другому, задавать вопросы, которые до этого не мог; как люди и пространство открываются совершенно по-иному, чем когда я просто я. Мной с рождения движет очень большое любопытство к жизни и чувствам своим и других людей — есть потребность видеть и рассказывать. Кино даёт мне шанс работать с этим.

Но человек, делающий кино, никогда не «отсуствующий». Как раз документальное кино и делается присутствием режиссёра. Взгляд камеры всегда говорит о взгляде определённого человека, выявляет его вольно или невольно. От этих отношений с реальностью и зависит сюжет, кадры, само кино. Для меня ключевое слово — «присутствие»: кино для меня — способ быть, находиться в здесь и сейчас, включить себя в определённое положение, момент.

Снимая кино дома и с семей, я ощутил силу, которую камера даёт — смотреть с дистанцией на вещи. Но это не значит отсутствовать. Это значить присутствовать, но с огромным любопытством и желанием видеть лучше и больше. Ты одновременно и ты, и режиссёр (рассказчик). Поэтому режиссируешь себя, чтобы видеть то, что ищешь. Чтобы перед камерой оказалось таинство, то неповторимое, что стоит видеть и имеет силу тебя изменить. Из этого создаётся кино.

***