«Когда-нибудь мы станем сном». Козельский и глубина

Чего ждать от бара в половине второго ночи? В предбаннике тесно толпятся курильщики, под ногами ковры с узорами, везде неоновые надписи. В инсталляции «Счастье не за горами» первое слово — «секс». Силуэты танцующих людей виднеются сквозь розовый воздух. Дреды, юбки, браслеты, тонкие изгибающиеся тела, взмахи руками, поцелуи. Как будто заходишь прямо в конец шестидесятых, а тут хиппи ждут наступления Эры Водолея. Здесь очень сложно остановиться — много музыки, друзей и алкоголя, опасное место. «Это лучшее место в городе!» — кричит какой-то парень и бросается меня обнимать. Нет, это не Петя.

Петя сидит на диване и пьёт чай. «Что, напишешь, что Пит выкурил две самокрутки и тогда заговорил со мной?» — и съел ложечку мёда. — «Твои респонденты не продвинулись по трипам так далеко, конечно». И идёт петь. Голос у Пети высокий, как Эйфелева башня. «Когда-нибудь мы станем сном, погаснет в зале свет». Тут берёт гитару Антон Рипати, а на барабанах сидит Юра Ситников. Звёзды, что называется, сошлись.

«Я перепрыгнул через пропасть, но никому не советую этого делать. Многие удивляются, как я еще выжил. Люди смотрели на меня и говорили — да этот скоро умрёт. Из меня получился неплохой герой», — говорит Пит, вернувшись.

Взросление Пети Козельского пришлось на конец восьмидесятых. Он считает, что последнее советское поколение выросло уверенным, спокойным, творческим. Петины сверстники переняли это спокойствие, но когда все начали понимать, что на горизонте «маячит что-то нехорошее», начали «догуливать» эпоху и забурились поглубже в омут странных книг и веществ.

О ранних годах, женской общаге, неонацистах и мертвецах Пит рассказывает сам в солнечном видеосюжете 2013 года — экскурсии «Издательства»

«Выхода нет, есть только задний проход»

Что произошло с наступлением девяностых?

Ну, во-первых, Кастанеда.

«Все разом прочитали и сошли с ума, — делится Пит. — В конце восьмидесятых была такая политика цен, что можно было уехать в аэропорт и сесть в любой самолёт. Кастанеда научил нас по-другому смотреть на мир, мир был открыт, стены рушились. Яркие образы индейцев, которые находились под гнётом, сформировали новое направление на дереве знаний, изучали сновидения».

Кастанеда действительно создал молодёжь девяностых. Пожалуй, сейчас уже никто не «сойдёт с ума» от его учения, но тогда оно упало в лучшую почву — людям, у которых есть проблемы с верой, устойчивостью, возможностями. Открытым и уязвимым. Это и послужило расцвету автостопных скитаний по грустной новой России, во время, когда из дома-то страшно было выйти. И расцвету доступных способов выйти за пределы сознания.

Во-вторых, панки.

Сверстники Пита получали замечательные пластинки — от Бориса Бейлина, и знания — от рок-н-ролльных предков. Затем что-то пошло не так.

Вот представьте, Сид Вишес пермского разлива в закапанных джинсах, со спутанными волосами, сам сваривает усилитель звука и поёт на Октябрьской площади своим высоченным голосом. Красиво и страшно. Пит говорит, что для понимания всего треша можно прочитать книжку «Прошу, убей меня» Легса Макнила и Джиллиан Маккейн — про историю американского панка. «Нас поймали на волшебный крючок, всех нас поймали на волшебный крючок», — пел Летов. «Никому не советую и не желаю пережить всё это», — сетует Петя.

В 1988 году Петя ушел с филфака ПГУ. Группа уже была, «Тараканы». Репетировали в студклубе ППИ — гитарист «Тараканов» туда случайно поступил. «Было ощущение, что мы никому не нужны. Представь, идешь на открытый концерт, менты останавливают, проверяют карманы, находят что-нибудь. Ты им говоришь — это у меня глазные капли, а это таблетки от кашля — и они пропускают». Просто им было пофиг.

«Тараканы» придумывали песни вроде «Выхода нет, есть только задний проход». Всё государственное и официальное им было отвратительно.

Они были одними из самых технически чистых музыкантов. Учитель гитары Прохоров рассказывал, как мелодичнее подбирать слова. Технику делали сами, Прохоров был ещё и физиком, и шизофреником, по словам Пита. Полностью паяли коробку, датчики, схему, усилитель. Третья струна из седьмой, ну и так далее. «В 1993 году я разбил гитару при большом скоплении народу. Мы стали известными», — иронизирует Пит. После этого они выступали на городских фестивалях. (А вот невероятное атмосферное видео, где он это делает)

Однажды один знакомый принёс угощение — стащил с работы из больницы упаковку в пять тысяч таблеток. Другой знакомый из мединститута вынес ящик эфира. Ящик был тяжелый, он его донёс до ближайшей помойки и оставил — приглашал угощаться туда. Сколько ещё было этих «добытчиков».

Затем наступила пора дач. Босоногая богема стала охранять дачи. Наших товарищей — Пита, Ивана Арцимовича, Антона Чекавинского, Женю Чичерина и других наняла одна женщина, чтобы они присматривали за её домиком зимой. С ними тусовалась её дочь. Мама решила, что «лучше с друзьями, чем по подъездам». Интересный, конечно, выбор, если знать, что эти друзья любили «уходить на глубину».

Владелица дачи решила помочь музыкантам и снять про них фильм — мы рассказывали о нём, когда нашим героем был Иван Арцимович, и там же подробно рассказали о среде. Пит сказал, что «поучительный» сценарий писали сами музыканты, и естественно веселились. Чичерин обиделся, что фильм не про него одного и отказался сниматься.

На соседней даче воры варили себе зелье из мака, чтобы быть спокойными, вскрывая квартиры.

В Питере — Пит

В 1994 году Петя уехал в Петербург. «Я был безвольным и мог умереть в Перми, как многие», — вспоминает он. Находился в режиме сохранения энергии — по тусовкам почти не ходил, девушек не водил, читал Кастанеду и рисовал акварели, помогая своему воображению. Узнал рецепт двенадцати блюд из геркулеса. Картины можно смотреть как историю болезни.

Устроился в театр «Комедианты» монтировщиком. Работал в ларьке, где продают спирт. Брал вещами и продавал на рынке. Потом служил актёром в «Карусели» и «Светлице».

Про «бандитскость» Петербурга рассказывал так: «Иной раз ощущение, что в сторону той машины лучше не глядеть. Слышал много раз, как проезжает машина по улице, стреляет, и остаются трупы. Питер проверяет на вшивость. Художник — так рисуй. В Питере к искусству подстегивает среда, архитектура, изыски. Поневоле становишься творцом. Когда работал в театре, по ночам пел на сцене. Участвовал в выставках иногда. Единственное плохо, что, пообщавшись с людьми на тусовках, ты на следующий день не помнишь, о чём вы там говорили».

На легендарной «Пушкинской 10» был двор сквот, мастерские художников прямо во дворе. Однажды Пит переночевал там у знакомых в «гостевом гробу». Из прекрасного — задружился с Севой Гаккелем из Аквариума.

К 2013 году Пит наконец-то обжился в Петербурге, мог выйти в магазин в домашних тапочках. Затем вернулся в Пермь. Выступил на фестивале «Движение», продал несколько работ англичанам и певице Бьорк.

И вот мы сидим в баре и пьём чай, а вокруг друзья. Подбегает девочка и говорит: «Петя, представляешь, я загадала себе найти парня, который будет танцевать со мной под твои песни! И нашла, вот он!», — показывает куда-то. Пит идёт петь. И я думаю: странно, что в жизни человека никогда не наступает такой кошмар, чтобы до самого конца, он всегда на 9 баллов из 10, а потом он всё это переживает — и сидит на диване, кудрявый и полный солнца, и предлагает спеть.