«Заткнись, сука!» Почему женщин травят в социальных сетях и как с этим бороться

Какова культурная подоплека сексизма в политике и какие формы он принимает? Как западные общества привыкли смотреть на женщин, обладающих властью или стремящихся к ней? На эти и другие вопросы отвечает книга «Женщины и власть». С разрешения издательства «Альпина нон-фикшн» интернет-журнал «Звезда» публикует отрывок из манифеста известного историка и профессора Кембриджского университета Мэри Бирд — о травле женщин в социальных сетях и о том, почему женщинам-политикам приходится притворяться мужчинами.

Если непопулярные, спорные или даже просто новые взгляды высказывает женщина, в этом видят признак ее глупости. Дело не в том, что вы не согласны, просто это она дура: «Прости, милая, ты не понимаешь». Я сбилась со счета, сколько раз меня называли «дремучей идиоткой».

Эти воззрения, установки и предубеждения встроены в нас: не в мозг (с точки зрения неврологии нет никаких причин воспринимать низкие голоса как более убедительные, чем высокие), но в культуру, язык, тысячелетнюю историю. И когда мы размышляем на тему малочисленности женщин в государственной политике, об их относительной немоте в общественной сфере, нам нужно думать не о том, что некоторые крупные политики вытворяли вместе со своими приятелями в оксфордском Буллингдонском клубе, и не о дурных манерах и шовинизме Вестминстера, и даже не о гибком графике для матерей, и не о детских учреждениях (как бы важно это ни было). Нужно сосредоточиться на более фундаментальных аспектах: как мы привыкли выслушивать предложения женщин, или — если вернуться на миг к тому рисунку из «Панча» — на том, что я называю «вопросом мисс Триггс». Задача не только в том, чтобы ей удалось вставить свое слово, а в том, чтобы лучше осмыслить те процессы и стереотипы, которые не дают нам ее услышать.

Мэри Бирд — английская антиковед, профессор Кембриджского университета Фото: wikipedia.org

Некоторые из этих вопросов голоса и пола возникают в связи с троллингом и проявлениями враждебности в интернете, варьирующимися от брани до угроз убийством. В рассуждениях о темной стороне интернета не следует слишком обобщать. Зло принимает здесь разные формы (например, в «Твиттере» пишут не так, как в комментариях под журнальной статьей), и уголовно наказуемые угрозы убийством не то же самое, что просто «неприятная» сексистская травля.

К тому же жертвами становятся самые разные люди — от безутешных родителей погибших подростков до всевозможных знаменитостей. Но очевидно одно: хотя цифры приводятся разные, занимаются травлей по большей части мужчины, и гораздо чаще они преследуют женщин, а не других мужчин. Как бы то ни было, после каждого выступления по телевидению или на радио я получаю то, что можно обозначить как «неоправданно враждебную» реакцию, а не просто справедливую критику и даже не праведный гнев (притом что мне не доставалось и малой доли той злобы, которая изливается в сети на некоторых женщин).

За этой травлей, я уверена, стоят самые разные люди. Это и хулиганящие подростки, и люди, чрезмерно увлекающиеся спиртным, и те, кто на мгновение потерял контроль (и зачастую потом сожалеет о том, что сделал). Отчаявшихся больше, чем подлецов. Когда на меня нисходит благодушие, я думаю, что много гадостей пишут люди, разочарованные пустыми обещаниями демократизации, которые возвещал, например, «Твиттер». Предполагалось, что интернет даст нам прямой контакт с представителями власти и начнется новый диалог демократического характера.

Но едва ли мы хоть сколько-нибудь к этому приблизились: когда мы обращаемся к премьер-министру или папе римскому через «Твиттер», они не читают нас так же, как не читали обычные письма, — более того, премьер обычно даже не пишет твиты, появляющиеся от его или ее имени».

Как бы он успевал? (В отношении папы я не столь уверена.) Подозреваю, что отчасти эти злобные выпады — вопль обманутых пустыми обещаниями, выбравших для травли привычный объект («брехливую бабу»). Не забывайте: не только женщины могут чувствовать, что у них отняли голос.

Обложка книги-манифеста Мэри Бирд «Женщины и власть» Фото: Альпина нон-фикшн

Но чем дольше я читаю угрозы и оскорбления, получаемые женщинами, тем яснее вижу, что они укладываются в старые схемы, о которых я здесь говорю. Начнем с того, что если женщина вторгается на традиционно мужскую территорию, то неважно, какие взгляды она выражает, — травить ее будут все равно. Травлю провоцирует не то, что ты говоришь, а сам факт, что ты делаешь это. Об этом свидетельствует содержание угроз и оскорблений. Здесь легко предсказуемый набор из обещаний взорвать, изнасиловать, убить и прочих мерзостей (как бы легко я это сейчас ни перечисляла, не думайте, что получать такие сообщения поздним вечером не страшно). Но значительная их часть направлена на то, чтобы заставить женщину замолчать.

«Заткнись, сука» — это обычный рефрен. Либо присутствует угроза лишить женщину способности говорить. В одном твите мне написали: «Я тебе отрежу голову и трахну ее». @Headlessfemalepig* — такой ник в «Твиттере» выбрал человек, угрожавший американской журналистке. Еще одна женщина получила твит «Надо бы тебе вырвать язык».

Вся эта грубость и агрессия направлена лишь на то, чтобы не пустить женщину в мужской разговор или вытеснить из него. Трудно не увидеть связи между этими выпадами злопыхательства в «Твиттере» — в большинстве случаев это не более чем выпады — и поведением мужчин в палате общин, так громко перебивающих ораторов-женщин, что просто невозможно услышать, что те говорят. Будто в насмешку, женщинам, которым адресована вся эта брань, часто дают благонамеренный совет, обеспечивающий именно тот результат, какого добиваются участники травли: чтобы женщина замолчала.

«Не отвечайте на оскорбления. Не обращайте на них внимания: ведь этим людям только того и надо. Молча отправляйте „в бан“».

Это очень похоже на старый «добрый» совет женщинам «смириться и помалкивать», и так мы рискуем без боя оставить нашу площадку во власти хулиганов.

Ладно, диагноз ясен. А есть ли действенное лекарство? Хотела бы я знать — как и большинство женщин. Нет такой компании подруг или коллег, в которой не обсуждали бы каждодневные проблемы, возникающие в связи с «вопросом мисс Триггс», будь то в офисе, зале заседаний, совещательной комнате, на семинарах или в палате общин.

Как сделать, чтобы меня услышали? Чтобы восприняли мою мысль? Как мне стать полноправной участницей обсуждения?

Не сомневаюсь, некоторых мужчин тоже занимают подобные вопросы, но если что и роднит женщин любого происхождения, политических взглядов, занятий и профессий, так это классический опыт неудавшегося вступления в беседу: вот вы присутствуете на совещании, высказываете свое мнение, повисает короткая пауза, а затем, через несколько тягостных секунд, кто-то из мужчин продолжает с того места, где остановился: «Так вот, я говорю, что...» Как будто вы вообще не раскрывали рта, и в итоге вы злитесь и на себя, и на мужчин, которым безраздельно принадлежит разговор.

Маргарет Тэтчер с Джорджем Бушем в Аспене, штат Колорадо, 1990 год Фото: wikipedia.org

Тем же, кто сумел заставить слушать себя, чаще всего приходилось прибегать к той или иной разновидности «андрогинной» стратегии, как Амезии на Форуме или Елизавете в Тилбери, сознательно копировавшим мужскую риторику.

Так поступала и Маргарет Тэтчер: учась говорить публично, она намеренно осваивала нижний регистр, чтобы добавить властности, которой, по мнению имиджмейкеров, не хватало ее высокому голосу.

Если это помогло, наверное, было бы неразумно от такой меры отказываться. Но все ухищрения подобного рода ведут к тому, что женщина все равно чувствует себя посторонней, играющей на публике роль, которая ей не свойственна. Проще говоря, притворяться мужчинами — это может быть временным выходом, но никак не помогает решить проблему.

Нам нужно серьезно задуматься о правилах наших взаимоотношений в сфере риторики. Я не имею в виду расхожую поговорку о том, что «мужчины и женщины вообще-то говорят на разных языках» (если и так, то это, конечно же, лишь потому, что их учили разным языкам). И уж точно я не предлагаю идти путем популярной психологии, провозгласившей, что «мужчины с Марса, а женщины с Венеры». Я полагаю, что, если мы хотим добиться какого-то реального прогресса в «вопросе мисс Триггс», нам придется вернуться к некоторым основополагающим представлениям о природе власти, транслируемой через речь, о том, что ее составляет, о том, как мы научились слышать силу там, где мы ее слышим. И вместо того, чтобы загонять женщин на занятия, где им ставят приятный, низкий, хриплый и абсолютно ненатуральный голос, мы должны задуматься о разломах и трещинах, на которых стоит доминантный мужской дискурс.

И здесь нам вновь будет полезно обратиться к Античности. Хотя классическая культура отчасти несет ответственность за наши гендерно-дифференцированные представления в сфере публичных выступлений, за мужской μῦθος (миф, — прим. редакции) и безмолвие женщин, правда и то, что некоторые античные авторы гораздо больше нас размышляли об этих предубеждениях: они сознавали, что стоит на кону, их тревожила примитивность нормы, и они намекали на сопротивление. Да, Овидий, конечно, жестоко лишал женщин речи, то превращая в животных, то калеча, но он же показывает, что коммуникация может обойтись и без участия языка и что женщине не так-то просто заткнуть рот. Филомеле язык вырвали, но она сумела указать на насильника, выткав свою историю на гобелене (почему у Шекспира Лавинию лишают не только языка, но и рук). Умнейшие из античных риторов умели признать, что лучшие мужские методики убеждения до неприличия похожи на женские техники обольщения (какими они им виделись). И впрямь ли тогда, тревожились они, ораторское искусство — столь безусловно мужская игра.

Леонхард Керн «Фульвия с головой Цицерона» Фото: wikipedia.org

Нерешенный конфликт полов, скрытый за фасадом античной политики и риторики, ярко высвечивается в одном довольно мрачном историческом эпизоде. Во время гражданской войны, вспыхнувшей после убийства Цезаря, казнили Марка Туллия Цицерона — величайшего оратора и полемиста за всю историю. Убийцы, посланные к нему, торжественно доставили в Рим голову и руки оратора и выставили их на всеобщее обозрение на ораторской трибуне Форума. Легенда гласит, что взглянуть на «трофеи» поспешила Фульвия, жена Марка Антония, который был объектом самых едких обличительных речей Цицерона. При виде головы она вынула из своей прически шпильки и принялась колоть ими язык казненного. Анекдотичный образ: классическое женское украшение, шпилька для волос, используется как оружие против главного инструмента, производящего мужскую речь, — это своего рода перевертыш Филомелы.

На что я здесь обращаю внимание, так это на античную традицию саморефлексии: она не опровергает открыто те представления, что я здесь описала, но стремится обнажить конфликты и парадоксы, поднять встающие за ними более общие вопросы о природе и назначении речи, как мужской, так и женской. Может быть, нам следует присмотреться к ней, и попробовать вытащить на свет темы, которые мы склонны отодвигать в дальний угол: как мы говорим на публике, зачем говорим и чьи голоса для этого годятся. Что нам нужно, так это, как уже бывало в прошлом, подумать о том, что мы понимаем под «голосом власти» и как пришли к таким представлениям. Это стоит понять прежде, чем мы придумаем, как нам, современным Пенелопам, возражать своим Телемахам — или уж придется одолжить мисс Триггс немного шпилек.

***