«Предмет, феномен и художественная метафора». Эксперт Александр Артамонов о тенденциях и проблемах музейного дела в России

Вы приехали в Пермь по поводу грядущей выставки в художественной галерее, посвящённой авиаконструктору Павлу Александровичу Соловьёву. В чем будут её особенности, какой она планируется?

— Знаете, концепция выставки только формируется. И её особенностью, поскольку она проходит в художественной галерее, является попытка рассказа о творчестве конструктора — о чём он мечтает и как он приближает эту мечту — художественными средствами, с использованием ресурсов коллекции. Задача очень непростая — философски осмыслить и показать мечту человека о полёте, о стремлении к небу, приближении к этой мечте. Открытие выставки запланировано на конец сентября.

Там будут экспонаты из коллекции галереи и откуда-то ещё?

— Предварительно, это будут предметы из коллекции галереи — живопись, графика, скульптура и предметы декоративно-прикладного искусства, а также предметы из коллекции заводских музеев. Благодаря им мы попытаемся совместить науку, технику и искусство в одном экспозиционном пространстве.

Получается, на выставке будут произведения на такую технократическую, производственную тему?

— Нет, конечно. Поскольку про производство с успехом рассказывают заводские музеи, нам бы не хотелось их повторять. Если хотите, то сверхзадача этой выставки, над замыслом которой сейчас работают художники, — сделать более философское, чем техническое повествование.

Это всё напоминает сюжет последнего мультфильма Хаяо Миядзаки «Ветер крепчает», где о конструкторе японских истребителей «Зеро» рассказывали в художественной форме.

— Вспоминали этот мультфильм. Но мы ищем и другие источники вдохновения, в том числе в мультипликации, кино и кинохронике. И какие-то элементы, мне кажется, будут в этой выставке.

Вообще, подобные поэтические подходы к биографии выдающегося человека -это что-то необычное в музейном деле?

— Такое встречается нечасто, потому что классическим жанром является мемориальный рассказ: родился, учился, достиг, создал, реализовал, был награждён, признан. Вот его техническое наследие: летает, плавает, ездит. Этот подход во многих местах задействован, и его повторять не хочется. Другой способ рассказа — со стороны феноменологии науки, когда повествование идёт через призму научных и технических феноменов, выраженных в музейной экспозиции. В Барселоне есть музей «КосмоКайша», где основателем и концептором музея Хорхе Вагенсбергом реализован принцип, который называется тотальной музеографией. В его основе — триада: предмет, феномен и художественная метафора, с помощью которой раскрывается смысл этого предмета. И экспозиции научных музеев, основанных на этом принципе, выглядят очень художественно. Но, с другой стороны, хочется уйти и от приёма, когда жизнь и творчество конструктора сопровождается, условно говоря, средовым материалом: когда, например, мы говорим о 1930-х годах, то подбираем экспонатуру, созданную в ту же эпоху. Мне кажется, сложность этой выставки на уровне замысла — именно в сочетании этой триады: науки, искусства и техники, с одной стороны, и философских оснований, на которых это строится, о которых хочется рассказывать, с другой.

Насколько сейчас распространены в России подобные принципы тотальной музеографии?

— вы знаете, отдельные элементы всё чаще берут на вооружение музеи науки и музеи, работающие с техническим наследием. Они иногда проявляются даже в классических технических музеях. Есть музеи, основанные просто на принципе коллекционного показа, но там это выражено в этикетках, например, в Музее техники Вадима Задорожного. Это когда в одной-двух фразах рассказывают не столько о технических характеристиках того или иного автомобиля или самолёта, а о ключевых моментах, из-за которых он попал в этот музей, в эту коллекцию. Например, в музее Задорожного экспонируется автомобиль «Форд Т» («Жестянка Лиззи»). Музейщики ценят этот автомобиль именно за то, что массовый выпуск этой машины привёл к тому, что Америка «встала на колёса», поехав на личных автомобилях.

Это же вообще первый серийный автомобиль в истории.

— Да. Он не просто первый серийный, а первый массовый, с 1908 по 1927 год было выпущено более 15 миллионов экземпляров. Думаю, что какие-то принципы тотальной музеографии будут наверняка использованы в будущей экспозиции Политехнического музея, но содержание будущей экспозиции не раскрывается. И мы все, весь музейный мир с нетерпением ждём момента, когда Политехнический музей откроется, и мы увидим, что нам приготовили авторы новой экспозиции. Что касается мирового опыта, то тут тоже бывает классический коллекционный показ. Здесь абсолютно хрестоматийным примером является немецкий Технический музей в Зинсхайме и Шпайере, основанный на принципе коллекционного показа, но в коллекцию входят такие алмазы, как самолёты «Конкорд», ТУ-144, «Антей», космический корабль «Буран». И для многих людей, которые интересуются техникой, само по себе попадание внутрь таких предметов является моментом музейно-технической кульминации.

Есть музеи, построенные на использовании техники как философски-иллюстративного ряда. К этому типу относится, например, Музей кино в Жироне. Это недалеко от Барселоны, не очень большой город. И этот музей, который называется Музей кино, практически ничего не рассказывает о кинематографе как о виде искусства. Его коллекция рассказывает о том, как человек всё время хотел зафиксировать то, что он видит, сохранить это. Как только ему это удалось, он стал фиксировать движение и тоже сохранять. Поэтому коллекция жиронского музея начинается с камеры-обскуры, установленной прямо в окне. Камера-обскура дословно переводится как «тёмная комната». Это тёмная комната, в окне проделано небольшое отверстие, напротив повешен полупрозрачный экран, и на нём можно увидеть перевёрнутое изображение улицы. Совершенно завораживающая картинка получается. Затем появляются способы фиксации изображения Тальбота, Ньепса и Дагера, появляются первые даггеротипы и так далее. Появляется культура просмотра диапозитивов, «волшебные фонари» и тому подобное. В начале XX века ряду фотографов удавалось фиксировать цвет. Самым известным представителем из наших фотографов здесь является Сергей Михайлович Прокудин-Горский. Он фотографировал на чёрно-белый материал через специальные светофильтры, фиксировал цветную картинку, а потом, воспроизводя эти диапозитивы через цветные цветофильтры, показывал на стене цветные картинки. И сейчас, благодаря технологиям сканирования и фотошопу, мы можем в компьютере воспроизвести и напечатать цветное изображение с пластин Прокудина-Горского.

Дальше рассказ жиронского Музея кино идёт о том, как человек, освоив фотографию, начал пытаться приспособить её под движущиеся изображение. И тем самым пришёл к тому, что называется кинематографом — фиксации движущихся изображений. Потом ушёл от фиксации на плёнке к электронным носителям. И, собственно, рассказ этого музея о том, как человеческая мысль пыталась это сохранить и использовать, какие возникали приборы и субкультуры. И ты выходишь из этого музея слегка разочарованный, потому что про историю кино с точки зрения актёров, режиссеров, жанров, стилей, ты не узнал почти ничего. Но зато у тебя появилось какое-то представление о том, как человек к чему-то стремился, о чём-то мечтал. И как ему удалось эту мечту зафиксировать. Мне кажется, если нам удастся в будущей выставке, посвящённой Соловьёву, приблизиться к такому методу с помощью произведений искусства и технических предметов из коллекций заводских музеев, то это будет уже половина успеха.

А вы можете сказать, как в провинциальных музеях России приживаются эти новые технологии, и есть ли они вообще?

— Большой вопрос, что считать провинцией... В основном, конечно, преобладает классика, если мы говорим о коллекциях техники, то она сосредоточена в музеях, которые традиционно называются военно-патриотическими. Там артефакт является самодостаточным объектом. Музеи, связанные с космосом — примерно тоже самое. Артефакт самодостаточен. Там к экспонату прикладывается этикетка с набором технических характеристик, и это легко считывается человеком, который имеет отношение к инженерному делу, и, по замыслу создателей экспозиции, такой подход и должен производить впечатление. Так устроена, например, часть экспозиции в музее «Самара Космическая». Но, во-первых, Самару я бы не назвал провинциальным городом, а во-вторых, в музее используются и произведения современного искусства, которые создаются современными художниками. Они пытаются осмыслить технику не утилитарно, не как достижение, а как некоторую философскую концепцию. Но основной бедой музеев является крайняя скудость в помещениях. Потому что практически всем нашим музеям не хватает экспозиционных площадей. И поэтому та же «Самара Космическая» ютится у монумента ракеты «Союз», и выглядит это очень тесно. Или, скажем, московский Мемориальный музей космонавтики, у которого отличная коллекция, очень приличная экспозиция, фантастически успешная, на мой взгляд. Хороший коллектив. Но экспозиция находится под землёй. При этом, такой забавный музейный парадокс, самым высотным музеем в Российской Федерации является Музей землеведения, который находится под шпилем главного корпуса Московского государственного университета. Вот так — Музей земли находится в небе, а Музей космоса находится под землёй. Ещё у нас нет национального аэрокосмического музея, который есть во всех странах мира, являющихся передовыми в области космонавтики и авиации.

Вроде музея Смитсоновского института?

— Да, или вроде филиала Имперского военного музея в Британии, с мемориальным аэродромом недалеко от Кембриджа и с экспозицией, которая реально летает. У нас, к сожалению, этого нет. В Монино есть Центральный музей военно-воздушных сил с фантастической коллекцией. Но он многие годы находится в режиме катастрофического недофинансирования. И если бы не бригады волонтёров-энтузиастов, которые поддерживают часть экспонатуры в приличном состоянии, скажем, восстанавливают интерьер ТУ-144 за собственные средства и своими силами, то ситуация там была бы совсем тяжёлая. И это, к сожалению, для нашей страны большая проблема. Всемирно известная экспозиция в павильоне «Космос» на ВДНХ, которая была создана в 1960-е годы, в начале освоения космоса, в 1990-е была демонтирована. Долгие годы павильон «Космос» на ВДНХ был рынком, где продавали садоводческую продукцию: лопаты, землю и саженцы. Но несколько лет назад павильон расчистили, сейчас готовится реставрация, и уже написана концепция новой экспозиции «Космонавтика и авиация», которая, возможно, будет реализована вместе с объединённой ракетно-космической корпорацией и рядом ведущих авиационных предприятий. Но это не замена национальному аэрокосмическому музею. Надеюсь, там будет интересный рассказ об истории космонавтики и авиации с частью старой, и большим количеством новой экспонатуры. Но опять же, всё происходит гораздо медленнее, чем нам с вами этого хотелось бы.

Это же довольно странно, ведь у нас сейчас есть запрос «сверху» на историю достижений страны.

— Создание музея — вообще дело достаточно медленное и трудоёмкое. А когда речь заходит об экспонатуре, которая принадлежит десяткам различных предприятий или может быть изготовлена на них, и это планируется к постановке в пространство павильона, который является памятником и нуждается в особом уходе и реставрации, — всё происходит медленно. С другой стороны, фантастически быстро был создан парк «Патриот», который является площадкой для показа новейших достижений техники. Авиасалон «МАКС», конечно, не заменяет музей, но тем не менее является выставочным пространством. Но с каждым годом он все более играет роль военно-технического биенале. Он привлекает огромное внимание. И международные салоны, такие как Фарнборо и Ле-Бурже тоже. Хотя они, кончено, более разнообразны. И сейчас мы расходимся, с точки зрения того, что к нам на наши авиасалоны прилетает всё меньше и меньше зарубежных гостей. Я, наверное, на последних восьми салонах был, и я это отчётливо вижу.

Кроме того, я знаю, что московская Выставка достижений народного хозяйства пытается очень активно работать с техническим наследием. Отчасти она это делает. Уже много лет на ВДНХ в павильоне «Транспорт» работает временная экспозиция Политехнического музея с названием «Россия делает сама». Но она содержит очень небольшую часть коллекции Политехнического музея. Кроме того, там же, на площади Промышленности планируется создание экспозиции Росатома. Уже действует и интерактивный экспонат на базе «Бурана». Но в целом музейное проектирование — дело очень небыстрое... Разработка и утверждение концепций, подбор экспонатов, написание сценариев, разработка мультимедиа, и всё это утверждается, согласовывается и переделывается по много раз. В то же время, если мы говорим об официальной точке зрения на историю, то исторические парки «Россия — моя история» появляются с высокой скоростью. Заметно, что это государственный приоритет.

Значит, для того чтобы такие музеи появлялись так же, как «Россия — моя история», нужна определённая воля и госзаказ?

Вы знаете, с одной стороны, я согласен, что да, нужна политическая воля. С другой стороны, технические музеи — это всё-таки вещи достаточно затратные, которые не приносят прибыли, требуют ресурсов, и, может быть, поэтому в списке приоритетов находятся не на первом месте. К сожалению. Но ситуация сейчас, тем не менее, лучше, чем она была десять лет назад.

Вы представляете организацию «Музейные решения». Можно подробнее узнать, чем она занимается?

— Творческая группа «Музейные решения» — это небольшой коллектив музейных проектировщиков. Мы — это Анна Щербакова, Наталья Копелянская, Екатерина Гандрабура и я. Как творческая группа мы существуем, по музейным меркам, совсем недолго — шесть лет. Но мы успели поучаствовать в нескольких проектах в музеях разного профиля. Мы занимались написанием концепции Музея Вадима Сидура для московского Манежа. Делали концепцию выставки, посвящённой 150-летию московского зоопарка. Участвовали в конкурсе на проектирование временной экспозиции Политехнического музея. Занимались организацией работ по стратегии развития Всероссийского музея декоративно-прикладного и народного искусства. Участвовали в разработке концепции экспозиции музея «Собрание», который принадлежит Давиду Михайловичу Якобашвили. В основе этого музея — уникальная коллекция технических музыкальных шкатулок, кукол, самоиграющих музыкальных автоматов. Этот проект сейчас находится в стадии реализации, и мы надеемся, что этот музей скоро откроется. В позапрошлом году мы участвовали в написании концепции экспозиции в павильоне «Космос» на ВДНХ. Как видите, с точки зрения музейного проектирования, это такие теоретические концептуальные проработки, предшествующие стадии визуального проектирования, которые принимаются, или не принимаются заказчиком, такое тоже бывает.

Одной из наших успешных работ была образовательная программа «Новые музеи для Сибири» для музейщиков Красноярского края, которую мы проводили в 2010 году в составе АНО «Музей будущего» и как самостоятельный творческий коллектив — с 2011 по 2014 год. Программа реализовывалась при поддержке фонда Михаила Прохорова. И через нашу образовательную программу прошло порядка нескольких сотен музейщиков — в основном из Красноярского края и из сопредельных территорий. Среди них сейчас несколько десятков директоров муниципальных и региональных музеев. Министр культуры Красноярского края Елена Николаевна Мироненко тоже была активной участницей наших проектных семинаров. При поддержке фонда мы провели десять таких проектно-образовательных семинаров в разных местах. У нас было три зарубежные стажировки: в Нидерландах, Германии и Испании. За неделю стажировки мы вместе с участниками отсматривали десятки экспозиций, встречались и беседовали с кураторами, с экспозиционерами, со специалистами образовательных отделов зарубежных музеев.

По итогам этой образовательной программы мы написали два сборника, посвящённых образовательным программам в музее и культуре участия. С большой радостью могу сказать, что в одном сборнике есть несколько статей, написанных и нашими пермскими коллегами, которые работают в музее PERMM. Эти сборники напечатаны бумажным тиражом в тысячу экземпляров, и он разошёлся буквально за первый год. Электронный вариант есть на нашем сайте, мы просто с приятным ужасом смотрим на счётчик скачивания. Первый сборник, который вышел в 2012 году, около 80 тысяч раз у нас скачали. Не знаю, откуда нашлась такая большая читательская база. Но сборники пользуются популярностью, и мы очень рады этому обстоятельству.

Значит, есть запрос на такое обучение у музейщиков страны?

— Запрос такой есть. Другое дело, что не всегда у традиционных министерств культуры хватает ресурсов. Обычно министерство предлагает традиционные способы повышения квалификации. Если взять министерство в Красноярском крае, с которым я десять лет плотно работаю — то там есть учебное заведение дополнительного образования. Оно называется «Красноярский краевой научно-учебный центр кадров культуры» и образовательно окормляет всех работников культуры: работников домов культуры, музыкальных школ и училищ, театров, филармоний и музеев. Повышение квалификации, как правило, покрывает самые важные вещи, например, изменения в законодательстве. Но для того, чтобы появлялись экспозиции нового типа, такого повышения квалификации недостаточно. Очень хорошо, что в Красноярском крае нашёлся такой партнер, как фонд Михаила Прохорова, который очень плотно работает со всей красноярской культурой по нескольким направлениям. Там есть и грантовый библиотечный конкурс, который называется «Новая роль библиотек в образовании». Есть совершенно сумасшедшая Красноярская ярмарка книжной культуры, которая пройдёт в этом году в одиннадцатый раз. Это крупнейшее книжное событие в Сибири, на которое приезжает огромное количество издательств, литераторов и работников библиотек. По итогам этой ярмарки красноярские библиотеки комплектуются на гранты учредителей фонда дополнительной литературой. Это всевозможные театральные фестивали и события в области документального кино, и большой фестиваль мультфильмов. Для протяжённого Красноярского края такая поддержка очень важна, потому что расстояния большие, билеты дорогие, и даже просто музейщикам собраться раз в год довольно накладно для скромного бюджета министерства.

Мы очень рады, что фонд поддержал наш проект образовательной программы, и мы смогли её провести. Мы видим, что программа постепенно даёт эффект. Начиная от того, что её участники занимают ведущие посты в музеях края, до появления новых музеев и новых экспозиций. Если мы говорим именно о Красноярском крае, то это появление новых музейных площадок в самом Красноярске, вроде Библиотеки Юдина, литературного музея — филиалов Красноярского краевого краеведческого музея.

Это и существенное повышение активности всех красноярских музейщиков в социальных сетях. Мы видим, что происходит в таком авангардном месте как Красноярский культурно-исторический центр (или «музей на Стрелке», как его называют по старинке) или в классическом краеведческом музее, который до сих пор является флагманом красноярского музейного дела. С другой стороны, мы регулярно смотрим и читаем Фейсбук директора Туруханского краеведческого музея. До этого города ехать очень дорого. Самолёт туда летает, но бюджет поездки значительный.

И мы с радостью видим, что в таких фестивалях, как «Интермузей», например, активно участвуют краевые музейщики. Они значительно чаще стали побеждать в гранатовых музейных конкурсах. Например, самый известный — грантовый конкурс «Меняющийся музей в меняющемся мире» фонда Потанина, где несколько наших коллег несколько лет подряд побеждали в разных номинациях. Появился не так давно фонд Тимченко, который поддерживает культурные проекты в малых городах и сёлах. Там Красноярский край оказался конкурентоспособным. И сейчас мы видим, как двигается с Востока на Запад грантовая программа «Гений места. Новое краеведение» Российского фонда культуры, которая способствует созданию новых музейных экспозиций, направленных на историю ХХ века и на рассказ об этой истории через историю человека, через местную историю, а не классическую учебническую. Может быть, я в примерах переборщил с Красноярским краем, просто основной поток наших усилий был направлен именно туда.

Немного подводя итог сказанному, получается, что культурная жизнь в провинции может быть обширной и богатой, но ей нужна определённая поддержка?

— Да, ей нужна подпитка. И вы знаете, такая подпитка появляется в виде благотворительных фондов, которые выступают, с одной стороны, компенсаторами того, что не может дать государственное финансирование, даже по своей форме. Потому что государственное финансирование — плановое, его надо продумывать заблаговременно. А грантовое финансирование — проектное, оно даёт чуть больше свободы, и как только появляется несколько игроков на этом поле, сразу жизнь как-то пробуждается и начинает становиться более нарядной. А если к этому ещё добавить инициативы, которые исходят от руководства регионов... В частности, в Красноярском крае есть грантовая программа, которая называется «Социальное партнёрство во имя развития». Там на грантовой основе распределяются ресурсы и для библиотек, музеев и для других учреждений культуры. Есть губернаторская программа и в Подмосковье. В других регионах есть какие-то губернаторские программы, похожие по формату.

Кроме того, есть ещё фонд Президентских грантов. Буквально 31 июля этот фонд объявил итоги первой волны, где из 5 700 заявок было поддержано более 970 проектов. Довольно значительное количество проектов было инициировано музейщиками. Вторая волна грантов этого фонда стартует 16 августа, а грантовый фонд там составляет порядка двух с половиной миллиардов рублей.

Мне кажется, что есть ещё одна важная история, важный тренд — движение государства к передаче части управленческих функций в области культуры социально ориентированным некоммерческим организациям. Поскольку степень забюрократизированности и зарегулированности в государственных организациях иногда представляется несколько завышенной, то НКО находятся в условиях большей свободы и умеют эффективно и экономично вести свою деятельность. Мне кажется, часть функций по управлению культурой в некоторых регионах через какое-то время перейдёт к социально ориентированным НКО.