«Смайлики станут допустимыми в официальных письмах». Социолог о том, как карантин повлиял на коммуникации и этикет

Практики коммуникации за время карантина изменились. Насколько значительным выглядит этот феномен для вас, как социолога?

— Ну, коли общество создаётся в первую очередь коммуникацией, то любое её изменение трансформирует и общество. Я уверен: через некоторое время (лет через пять, а может, и через двадцать) мы обязательно прочтём в каком-нибудь исследовании: события, связанные с коронавирусом, привели к тому-то и тому-то. И сейчас нам даже представить себе трудно, о чём именно мы там прочтём.

Пока же мы можем в основном предполагать. Что-то лежит на поверхности. Мы стали, разумеется, больше общаться в мессенджерах и социальных сетях, вынужденно освоили какие-то новые для себя технологии интернет-общения, стали чуть больше уделять внимания гигиене — ну, это вы всё и без меня знаете. Более внимательные из нас (или более тревожные) начинают говорить о цифровом тоталитаризме или о новой биополитике, усиленной или спровоцированной пандемией, ну а уж совсем склонные к философствованиям и обобщениям вообще начинают рассуждать об изменившемся отношении к смерти, о фундаментальных сдвигах во взаимоотношениях между нами, человеками, и природой, о новом грядущем миропорядке. Но, повторюсь, это всё скорее прогнозы, чем констатации.

Чего именно коснулись перемены: форматов общения, правил взаимодействия, этикета, чего ещё?

— Хорошо, давайте поговорим о том, что видно уже сегодня и именно в повседневных практиках.

Массовый переход общения в мессенджеры и социальные сети обострил их очевидный коммуникативный изъян перед обычными офлайновыми форматами: в них трудно делиться эмоциями и прочей невербальной информацией. Передавать свои чувства словами так, как это делали мастера эпистолярного жанра ещё сто лет назад, мы не умеем (письменный язык, став массовым, сильно упростился, как и всё массовое). Своего собеседника мы, как правило, не видим и не слышим, а если и видим, то размыто, с помехами. Остаётся прибегать к различным смайликам и эмодзи. Тема эта возникла, конечно, не сегодня, и любой гаджет тебе предложит десятки различных пиктограмм для передачи того или иного настроения. Но сегодня масштаб применения таких инструментов возрастает многократно, вплоть до проникновения в деловую переписку. Сдаётся мне, через некоторое время они станут допустимы и в официальных письмах.

Сюда же можно отнести и новый виток развития сетевого этикета. Вот, например, аватары. Если в «ВКонтакте» или в «Фейсбуке» их использование давно уже стало почти обязательным, то на относительно новых платформах дистанционного общения, типа Zoom, Microsoft Teams или WhatsApp пользователи о них часто забывают. И рождаются новые требования этикета: аватар становится признаком хорошего тона. А в некоторых сообществах, общающихся дистанционно в режиме реального времени, вообще начинают вводить правило — обязательное видеоподключение, чтобы спикеры могли видеть лица, а не говорить с пустым экраном.

Новую жизнь получили и интернет-мемы. Мы с коллегами весной даже провели небольшое исследование об их роли в интернет-коммуникациях в закрытых группах. Пик их распространения пришёлся как раз на апрель, на период самой строгой самоизоляции. Выяснилось, что, помимо сугубо психологических функций снятия растерянности и напряжения, мемы всё чаще играют роль эмоциональных посредников, помогая нам находить эмоционально близких людей, увеличивать свой социальный капитал и даже бороться за лидерские позиции.

Далее, сегодня совсем иначе переосмысляется граница между разными сферами жизни, например, между семьёй и школой. Миллионы родителей получили возможность наблюдать за тем, как учатся их дети, и как их учат педагоги. Вы помните тот ор, что стоял в интернете в конце марта? В чём только ни упрекали учителей родители, которым теперь пришлось взять на себя часть усилий по организации обучения своих детей. Правда, эта волна быстро пошла на спад, так как выяснилось, что и дети совсем не ангелы на уроках (это тоже стало заметно благодаря Zoom). Ситуация дистанта стала вызовом и педагогам, и родителям. Первым пришлось привыкать к непривычной для них публичности, а вторым (надеюсь) к участию в образовании своих детей.

Наконец, мы сегодня заново конструируем для себя законы телесных контактов. Протянутая для рукопожатия рука уже не символ дружелюбия и уважения, но, скорее, бестактность и эмоциональная бесчувственность: а вдруг человек, которому она протянута, опасается контактов и мы тем самым проявляем скрытую агрессию и давление?

На эту тему можно ещё много рассуждать. Внезапно множество людей открыли для себя, что работа — это не только нудная обязанность, но и важный ритуал в жизни, позволяющий чувствовать себя востребованным, дающий эмоции, переживания, без которых становится одиноко. А другие люди поняли, что значительная часть их трудовой деятельности была не особо и нужна, например — бюрократические согласования, подписи на документах, печати там всякие. Всё ушло в режим онлайн, о чём ещё вчера было трудно помыслить. В общем, нам ещё многое предстоит отрефлексировать и во многом разобраться. Сейчас мы живём в период конструирования новых социальных практик и нового социального опыта.

Как эти перемены переживаются обществом и конкретными людьми, какие чувства вызывают?

— Доминирующие коллективные настроения, как это обычно и бывает при резких изменениях, скорее негативны, хотя и тут есть разные тренды. А вот индивидуальные почти целиком, на мой взгляд, зависят от психотипа, ну или от статусных и профессиональных позиций. По постам в социальных сетях чётко видно, что период карантина гораздо легче перенесли интроверты, которыми возможность не выходить из дома первое время воспринималась как благо. Правда, потом и они устали от отсутствия живого общения, но это, опять-таки, индивидуально.

Гораздо интереснее наблюдать за результатами внезапно случившегося массового «теста» идей, которые до того воспринимались как прогрессивные и «продвинутые», типа дистанционного обучения или удалённой работы. Выяснилось, например, что удалёнка выгодна не столько работнику, сколько работодателю, который расходы на содержание рабочего места, оргтехнику и интернет перекладывает теперь на плечи своих подчинённых. Мои хорошие знакомые из Германии рассказали мне афоризм, гуляющий у них по сетям: «home-офис с детьми — это все равно, что чистить зубы нутеллой». А работодатель при этом получает ещё и дополнительные возможности для контроля над работником. В самом начале пандемии в России, в марте, один из московских ректоров делился своими ожиданиями от только что введённого дистанта: «Наконец-то я смогу понять, что и как делают мои преподаватели на занятиях».

Кстати, и многие проведённые в этот период опросы сотрудников и студентов (а мы в ПГГПУ тоже такие делали) показывают, что идеи тотальной дистанционной работы и обучения во многом утопичны. Подавляющее большинство опрошенных впредь готовы использовать их лишь частично, в качество вспомогательного инструмента. Это мнение проистекает совсем не из ретроградных установок, поскольку те же самые люди приветствуют, например, перевод в режим онлайн рабочих совещаний и рутинных бюрократических процедур.

Как вы считаете, насколько новые практики закрепятся и сохранятся после окончания карантинных мер?

— Частично — да. Сперва будет естественный откат, разумеется, бурное и радостное возвращение ко всему тому, о чём мы успели соскучиться — шопингу, встречам на работе, рукопожатиям и т. д. — а потом начнётся складывание новой сетки социальных практик из старого и нового. Но вот сказать точно, какой будет эта новая конфигурация, пока трудно. Степень закрепления нового зависит и от длительности этих самых карантинных мер, и от степени удачности новых придуманных практик, и от способа рефлексии над этими практиками со стороны государства, тех или иных групп и институтов.

Есть ли в истории общества примеры, когда временные обстоятельства или важные глобальные события так же сильно влияли на коммуникации? И что оставалось в сухом остатке после того, как острота момента спадала?

— Таких примеров много. Но хочу подчеркнуть, что меняет не автоматически, а через деятельность отдельных людей или групп людей. Пожалуй, лучше всего этот механизм описывается популярной ныне в социальных науках теорией травмы. Сначала значимое событие или катаклизм переживаются людьми индивидуально. Затем, если это воспоминание не табуируется и не изгоняется за пределы обсуждаемого в обществе, изобретается особый язык его описания, поскольку память живёт только в рассказе, в нарративе. И уже тут мы выйдем на первую развилку: кто, как и для каких целей будет изобретать и продвигать свой язык описания пережитого события. Это ведь может быть и «героический эпос» (он, кстати, уже сейчас начинает конструироваться государством: «как на войне», «победим», «героизм»), и критическое «нравоучение» («почему допустили?», «кто виноват?», «какие уроки извлечём?»), и другие разные варианты, вплоть до совсем уж экзотических, типа религиозного мистицизма («кара Господня!») или экологического активизма («природа нам мстит!»). Затем наступит вторая развилка: какой образ пережитого закрепится в массовом сознании и в официальной памяти, что, кстати, совсем не одно и тоже. Ну а из этого уж последует и отношение к тем практикам, которые сегодня появляются, со стороны общества и государства. Это, конечно, упрощённое изложение этого социального механизма, но в целом, на мой взгляд, верное. Так что финал всей этой истории с коронавирусом — открытый.

***

Читайте также о том, как самоизоляция повлияла на людей с ментальными расстройствами, на отношения в семье, и как обострилась проблема домашнего насилия

Работник вне офиса. Как сильно пандемия повлияет на развитие рынка удалённой работы

Посещаемость повысилась до 100 %. Пермские вузы рассказали, как проходит дистанционное обучение

«Ключ в том, чтобы формировать свою картину мира». Советы психолога Игоря Миронова в режиме самоизоляции