«Многие хотят, чтоб было весело, но это подозрительно»: творчество Александра Овчинникова

Художники-самоучки, не имеющие профессионального образования и никак формально не связанные с миром искусства — это всегда загадка, потому что они и сами зачастую затрудняются сказать, что и когда их впервые подтолкнуло к творчеству. У Александра, например, оказалась максимально «нетворческая» биография. Но при этом он не просто ощутил в себе тягу к искусству, но за годы работы выработал собственный нетривиальный стиль и даже более того — своё художественное мироощущение, построенное на неравнодушии к общественным проблемам.

Рисовать Александр начал в 2007 году — когда учился в Авиационном техникуме и в свободное время разрисовывал тетрадные обложки. В то время это были в основном реалистичные женские портреты, и в какой-то момент результаты этих опытов начали нравиться ему самому. Тогда он перешёл на более крупный формат, приноровился к нему и даже провёл несколько небольших выставок в кабинетах учебных заведений. Потом, обретя определённую популярность, стал рисовать портреты на заказ. Так продолжалось почти десятилетие, но со временем Александр набил руку (ему удалось добиться плавности оттенков, удивительной даже по меркам фотореализма) и понял, что нужно переходить на новый этап.

Начиная с 16-го года, я стал присматриваться к тому, что происходит вокруг, и продумывать идеи насчёт того, как это изобразить. До сих пор я чаще всего рисовал карандашом, но без цвета не очень наглядно получается — перешёл на пастель. Знаете, бывает, едешь в автобусе, или сидишь на работе, или что-то читаешь или смотришь — и приходят в голову мысли по поводу одиночества, по поводу свободы выбора. Про все серьёзные проблемы, которые встают перед человеком. Или, например, проблемы насилия.

Когда Александру приходит в голову новая идея — он, как может, описывает её в коротком тексте. Таких заметок у него скопилось уже на пару лет вперёд. А вот визуальные эскизы и наброски он, как правило, не делает — в том числе и потому, что это навык скорее профессиональный. С художественными школами он никогда дела не имел, хотя однажды задумался о профессиональном образовании и даже хотел поступить в профильную академию — но, когда его завернули при поступлении, не особенно удивился или расстроился. Наоборот, он только утвердился в том, что нужно продолжать идти собственным путём и развиваться самостоятельно.

Рисовать умеют многие, — пожимает плечами Александр, — И художников выпускается очень много, но, когда я стал ходить на выставки, я заметил, что показать-то этим людям особо и нечего. Я в Перми хожу на многие выставки, а когда был в Петербурге — ходил в «Эрарту» и был разочарован. Заходишь туда — и ничего не цепляет. Техника у всех отличная, но серьёзной проблематики в работах нет, всё как-то... поверхностно, что ли. А лично мне хотелось бы увидеть проблемы человека и общества.

Александру самому непросто понять, как и почему у него вдруг возникло такое живое беспокойство по поводу глобальных проблем. Во всяком случае, ничто в его жизни к этому не располагало, его биография выглядит довольно типично: приехал в Пермь из Октябрьского района, отучился в техникуме, устроился на автомойку, где работает и по сей день. Впрочем, есть пункт, который ему самому кажется принципиально важным: к совершеннолетию у него уже сформировались вполне чёткие антивоенные взгляды, основанные на неприятии насилия, поэтому он выбрал альтернативную службу и несколько лет трудился санитаром в геронтологическом центре. О том, что он там успел повидать, он не хочет рассказывать в подробностях — «ни к чему это», — но признаёт, что близкое знакомство с судьбами обитателей центра, инвалидов, немощных и покинутых всеми стариков сильно повлияло на его мировоззрение.

Легко догадаться, что многие его работы выглядят мрачно. Он создаёт их в своём особом стиле, его рисунки очень чёткие и графичные, они выполнены очень мелкими штрихами (что в принципе необычно для работы с пастелью), многие сюжеты как бы проступают сквозь непроглядную темноту, которая становится для них фоном. Спектр настроений, которые они передают, сильно варьируется — от откровенного сюрреалистического ужаса (есть у него, например, картина с лицом, место глаз на котором занимают разверстые рты, или несколько видений ада с грешниками) до неясной экзистенциальной тревоги вроде той, что живёт в полотнах Эдварда Хоппера.

Но всё же большая часть его сюжетов — чисто социальная. Больной подросток сидит в темноте и смотрит на улицу через окно. Одинокий человек, истекающий кровью, лежит в углу пустой тёмной комнаты. Несчастная кошка повешена на ветке дерева. Впрочем, если эта мрачность и не кажущаяся, то это точно не чернуха ради чернухи — Овчинников не упивается изображаемым, но вырисовывает его как проблему, требующую решения. Правда, это далеко не всегда понятно с первого взгляда:

У меня есть работа, посвящённая свободе, но все воспринимают её как работу о самоубийстве, — рассказывает художник, — Она называется «Последние секунды — самые громкие». На ней человек сидит в крови, а на стене комнаты часы. Люди даже не пытаются присмотреться и увидеть, что кровь у человека на картине идёт из ушей. А единственный звук — это часы тикающие. То есть, это они приносят смерть — от времени происходит всё разрушение. Никакой пропаганды суицида тут нет. Конечно, людям сложно такое воспринимать, они к этому не привыкли, ведь такого нет на стенах галерей. И ещё беда в том, что они редко хотят над чем-то задуматься. Многих пугает мрачность, многие хотят, чтобы было весело, но это подозрительно. Ведь на деле такие люди часто не являются весёлыми, хотя пытаются так себя позиционировать. И чем больше разрыв между этими их двумя состояниями, тем более сильный урон они наносят своей психике. А надо не отрицать что-то, что имеет место. Искусство ведь должно отражать все стороны жизни.

Этот принцип находит отражение в работах Александра — в том смысле, что на мрачных проблемных картинах он не зацикливается, стараясь разбавлять их позитивными сюжетами: солнечными пейзажами, фотореалистичными портретами счастливых людей, даже натюрмортами. Впрочем, трудно сказать, хочет ли он этого в действительности или эта позитивная часть творчества для него — только способ быть более социально приемлемым в среде, которая вечно хочет яркости и позитива, а от любой серьёзности бежит как от огня. Как бы там ни было, выводы об этом мы можем сделать только по работам Александра, которые говорят за него. И это в данном случае не штамп, а его прямое признание:

Я могу выразить это только при помощи рисования. Если бы я мог выражать мысли при помощи слов, я бы писал песни или тексты. Но я рисую — это мой способ контактировать с людьми в те моменты, когда я хочу им что-то сказать.