Почему так важны фонарные столбы Компроса

Не успело отгреметь обсуждение городских лип, как появилась новость о новых фонарях на центральной улице. Городское благоустройство у нас выливается в эпопею в самом прямом смысле слова — в какое-то очень сложное эпическое повествование о локусе, о том, как разные группы людей себе представляют, чем же является наш город и какие у него могут быть мифо-поэтические характеристики.

Исходная точка у Перми, правда, соответствует — она сразу появилась как губернская столица и была размечена регулярной сеткой, в чьем основании — представление о том, каким город должен быть. Похожие истории мы можем видеть в Петербурге или, скажем, в Нью-Йорке — линии Васильевского острова или какие-нибудь улицы Советские потому номерные, что это идеал, торжество человеческого разума над хаосом сиюминутного произвола жизни — фасад к фасаду и строгий ряд. Пятая авеню не пересечётся с Шестой, но будут визуально похожи, так как примерно в одно и то же время застраивались — есть идея кварталов, а рядом с ней идёт идея ансамблевости. Один дом не похож на другой, но сетка улиц предполагает определенную соразмерность — участки под застройку всё равно сходного размера и одновременность застройки всё равно задает схожие черты. В семьях восемнадцатого века было по пятнадцать детей и у всех из них, пусть и разный цвет глаз, но по родимому пятнышку, да и роста похожего.

История не пожалела Пермь — у нас нет стилистического единства застройки нигде, кроме нескольких улиц. Даже центральные, главные — Сибирская и Ленина — дробятся точечной застройкой, ощущают на себе смену времен и эпох: вот конструктивизм и сталинский ренессанс стоят стена к стене, а тут постмодернизм начала двухтысячных подпирает такой строгий, из семидесятых советский модернизм и продолжается из тридцатых неоклассикой.

Только изначальная разметка, исторические участки под определенный масштаб постройки и стягивают улицы в какой-то соизмеримый размер. Но есть в городе ансамбль, который в этом смысле сам исключение — это Комсомольский проспект, в каком-то смысле наш Невский, и неслучайно, что Комсомольский проспект есть, например, в Москве и Челябинске, а Компрос — только в Перми, и в этом смысле он в стране один. Его застройка гомогенна, это сталинская архитектура с легким разбросом палаццо до ампирной башни как доминанты в бульварном конце — где-то на этом пересечении улицы Белинского и Комсомольской площади заканчивается проспект и что-то более человеческого масштаба начинается.

При этом — удивительно — сохраняется ансамблевость и связность, улицу при всём различии городского пространства и фасадов собирает неоклассический язык — колонны, полуколонны-пилястры и прочий руст. Глаза не разбегаются, ощущение соразмерности сохраняется. При этом эта сталинская архитектура — довольно средняя по своему исполнению, есть несколько примечательных в архитектурном плане домов, но достаточно оценить просто капители колонн, чтобы это понять.

Пройдите проспект от начала до конца и посчитайте, у скольких домиков не просто колонны-аскеты, а с листом аканта вверху. Семь будет преувеличением, почти все капители — простенькие. Меньше деталей — в общем случае меньше пространства для выражения архитектора (мы сейчас не про модернизм — для него важны не отдельные элементы, а объем и этого объема пластика), меньше шедевров. Но не шедевры определяют улицу, а средний уровень архитектуры и связность — тот самый ансамбль, соразмерность, за которую Петербург попал в наследие ЮНЕСКО. Упрощая, линия к линии на Васильевском острове — здание в три этажа жмётся к другому той же высотности, и они так органичны, что на фото, что просто для глаз — наше зрение не любит диспропорции. На Компросе пропорциональность зданий друг другу есть. Есть и общий язык — пилястра к пилястре, фасад к фасаду, этаж соразмерен другому этажу.

До недавнего времени было соразмерно и уличное освещение. На проспекте стояли фонари, родом из пятидесятых годов. Их верхняя часть поизносилась и была заменена, но тумбы оставались оригинальными — по своему языку эта та же пластика, что и у окружающих зданий. Как и архитектура кругом — это не самый изысканный язык, не дореволюционный французский классиков. Где-то упрощенный, это не дореволюционные фонари, но вполне релевантный окружающей улице.

Качество металлического литья и ковки вообще упало после революции — прикладные, инженерные специальности оказались вполне востребуемы и конвертируемы в заказы и в Сербии, и во Франции. Шоферская Россия эмигрантской прозы Бориса Поплавского и Гайто Газданова — это мир поэтов, аристократов и интеллигенции, но не тех, кто делал руками и в чертежах для балконов балясины.

Фонарные столбы Сталинской эпохи — не украшения Фаберже и не часы Буре, о важности которых для дореволюционной петербургской культуры так красиво рассказывает в своих лекциях Лев Лурье. Но они тоже сделаны в лучшем значении этого слова — их пропорции прямо соотносятся с окружающей их архитектурной средой, как по высоте, так и по ширине тумбы. Они сделаны так, чтобы быть соразмерными этим палаццо, дому ученых, самой площади, какой краской ты их не крась (а в девяностые и двухтысячные красили самой дешевой и дрянной — с бликующим оттенком «металлик», в неровный слой, и флажки вешали).

Реконструкция проспекта несёт за собой изменения, и в проекте уже видны новые фонарные столбы, которые можно было бы охарактеризовать в стиле «Россия, которую мы потеряли». От себя добавлю — и которой давно нет. В пластике этих столбов — эклектика, в анамнезе — фонари Невского проспекта конца девятнадцатого века, но не повторенные «как есть», а улучшенные — покрасивей, повыше и изгиб, чтобы потоньше. Чтобы ближе к «модерну», самому модному стилю России 1914-го, той, что когда-то была и что восхищает кого-то по качеству кованных решеток до сих пор, но воспроизведенной по припоминанию. Аутентичность — не важна. Здесь таких фонарей никогда не было.

А могли бы быть? Архитектурные изыскания середины девяностых годов были эклектичны, ограничения сняли, какие-то здания строились. В Москве появился «лужковский стиль» — «модерн» из новых материалов, представление о том, какой бы архитектура была бы, если бы её движение в нашей стране продолжалось бы органически, без декретов сверху и указаний, какой ей быть. Этот стиль, несмотря на все отсылки, существовал в отрыве от традиции, от училища, где бы объясняли пропорции, он воспроизводился по картинке.

Самые ответственные и честные архитекторы смотрели эскизы и планы, пытались развить чужую мысль. Один из лучших пермских модернистов, автор двух самых талантливых и оригинальных зданий, отталкивающихся от открытий послевоенного Ле Корбюзье, Пушкинских бань и библиотеки ВОС — Мендель Футлик — тоже выступил на этой территории и построил здание, подражающее «модерну» на углу Советской и Сибирской в 1990-е годы. Но его идея достаточно честна — с одной стороны по улице архитектура конца девятнадцатого века, из которой «модерн» генетически растёт, с другой стороны — вообще «модерн» особняка В. С. Жукова. «Кабы не было войны». В том смысле, что Первой Мировой, то и похожий по пластике дом здесь стоял, всё равно поблизости никаких знаков случившихся перемен нет — даже сталинское «палаццо» поблизости мимикрирует по своей пластике под поздний девятнадцатый век (предположу, что из того уважения, которого у авторов проекта новых фонарей сейчас нет). Но это совсем другой район, другие доминанты и язык архитектуры.

А на Компросе «модерна» нет и совершенно не могло быть — вся улица в пятидесятые вычищена и заново застроена. Уж на что Москва эклектична, а даже там фонарные столбы стараются воспроизвести по фотографиям. В Берлине после бомбежек консервируют всё, что возможно найти. Именно старое позволяет почувствовать, что люди на этом месте не с сегодняшнего дня живут. У нас в Перми не настолько больше оригинальных объектов среды осталось, чтобы подменять их тем, что могло бы быть. Могли бы быть египетские пирамиды, но их не было и нет. Поэтому верните оригинальную тумбу фонарного столба. Пожалуйста.

***

Читайте также: На Комсомольском проспекте в Перми демонтировали чугунные основания фонарных столбов.

Мы рассказывали и показывали, как выглядела липовая аллея на Компросе в лучшие свои годы.