«В Сылве можно хоть атомную бомбу найти»

Сегодня Иван Шестаков с женой проживает в Кишерти, однако родился он не в ней самой, а неподалёку — в деревне на станции Камаи, в доме на берегу реки Сылвы. Ивана Васильевича с этой землёй связывает не только личная история, но и история его рода — его прапрапрадед появился в этих краях ещё в 1763 году.

Самому Шестакову в январе исполняется 83 года. Что касается его трудовой биографии, то она насчитывает минимум 45 лет трудового стажа и 11 разных специальностей. Минимум — потому что в реальности Иван Васильевич стал трудиться гораздо раньше, чем могли зафиксировать какие-либо документы. Сам он считает днём начала своей трудовой деятельности 22 июня 1941 года:

Отец в тот день ловил рыбу, поймал целое ведро пескарей. А мать продала — мы же в колхозе работали, зарплаты были мизерные, а нас 10 человек. Пошли мы в Кишерть, продали пескарей, мать купила медный таз — он у меня в музее до сих пор хранится. Тут и передали, что во второй половине дня будет экстренное сообщение по радио. Мы дождались и услышали, что началась война. Мне был уже седьмой год. Мы с матерью бегом в деревню — первые сообщили в Камаи о войне. А вскоре пришёл посыльный, принёс повестки. Так как наш дом стоял ближе всех к Кишерти, около переправы, мне пришлось быть перевозчиком. В лодку садилось по пять человек, мужики гребли через реку, а пустую лодку я гнал обратно. Так и прошёл день. А вечером мой дед повёз мужиков в Кунгур — поездов ведь ещё не было. Им там нужно было явиться в полк.

Из десятков односельчан, которых он в тот день перевёз на лодке, домой вернулся всего один. Тогда, ещё будучи подростком, Ваня Шестаков дал себе слово поставить им памятник в Камаях. И сдержал слово, но не сразу, а через сорок лет — а на тот момент нужно было всерьёз приниматься за себя самого, учиться и работать. Мотивы, по которым Иван Васильевич выбрал свою первую учебную специальность, подкупают своей простотой:

На практику к нам в Предуралье приезжали студенты, я ни них смотрел, и мне было завидно: я таскаю тяжести, дрова колю, а они там гуляют с теодолитами. Так что я задался целью поступить в университет и выдержал все экзамены на геофизика. На следующий день я уже считал, что я геолог, что я поеду в тайгу, на Памир. А через два дня меня вызвал директор и начал длинный разговор. Он сказал: «Что ты будешь комаров кормить? На Памире одни змеи, в Сибири одни комары. А нам нужны металлурги».

Так легко и непринуждённо Иван Васильевич переквалифицировался в металлурги и стал учиться. С четвёртого курса его забрали в армию — потребовались авиационные механики на современные самолёты. Он с отличием окончил авиационное училище, за что получил право выбрать аэродром приписки на свой вкус — и, конечно, выбрал Пермь. Потом его на какое-то время перебросили в Капустин Яр на испытания ракет «земля — воздух» — там он и нашёл свою жену, предварительно потеряв девушку, которая устала ждать его с полигона. И только после этого, полностью отдав родине долг и доучившись, Шестаков отправился работать инженером-исследователем на Красноуральский металлургический комбинат.

Там он проработал четырнадцать лет. «Четырнадцать лет в аду», — говорит супруга Ивана Васильевича, вспоминая тот период их жизни. О безопасности на производстве тогда никто особо не задумывался, работать нужно было, не снимая противогазов, но температура в цехах была такой высокой, что не снимать их было невозможно — слишком трудно было дышать. Противогазы скидывали и за счёт этого рано или поздно травились. Это можно было назвать штатным режимом работы, а ведь были и внештатные ситуации — при работе с медью в день на территории комбината происходило до дюжины аварий и взрывов разной мощности.

Когда тебя вытаскивают из огня живым, ты просишь стакан водки, — внезапно говорит Иван Васильевич и тут же поясняет, что бывал в такой ситуации. — Печь прорвало, расплавленная медь вытекла, а заткнуть её можно только специальной огнеупорной глиной. Я попытался всё наладить, но я был в мазуте, и на мне всё вспыхнуло. Это увидели две женщины, которые вели загрузку, — они заметили, что я горю. Оттащили меня, потушили и напинали мне валенками по заднице. Тебе, говорят, жить, что ли, надоело, подлец? Я их запомнил на всю жизнь, и имена их запомнил: Прасковья Заплатина и Галя Домнина.

В общей сложности Иван Васильевич проработал на опасном производстве четырнадцать лет. По факту даже больше, но руководящие должности (какое-то время он был начальником цеха) в этот зачёт не идут — как будто быть начальником такого цеха менее вредно для здоровья.

В конце концов, с этой адской работой пришлось расстаться, да и то не по доброй воле. Шестакова списали из-за болезни печени — заводское начальство предлагало более спокойную кабинетную работу, но врачи запретили приближаться к заводу на пушечный выстрел, предложив в качестве альтернативы Крым. Но у Ивана Васильевича был вариант логичнее и лучше Крыма: он вернулся на свою родную землю, в Кишерть.

Именно тогда он и начал увлекаться краеведением по-настоящему, всерьёз. А началось всё с того, что ему в руки попалась изданная в шестидесятых книга «История Урала». В книге в пятьсот страниц толщиной о Кишерти было написано всего несколько строчек. Это, конечно, было просто оскорбительно. Обидный дефицит информации о родном селе Шестаков решил восполнить самостоятельно. И с тех пор он плотно занимался историей, сидел в архивах, разговаривал со свидетелями тех или иных событий — в общем, самым активным образом собирал и упорядочивал ценнейшую информацию о родной земле.

Впрочем, назвать его теоретиком нельзя. Во-первых, он, как было упомянуто выше, сдержал слово и поставил-таки памятник землякам, погибшим на войне, — своими силами, на собственные средства и без всякой поддержки властей. А во-вторых, он восстановил и открыл Усть-Кишертскую церковь Покрова Пресвятой Богородицы, возведённую в XIX веке:

В советские годы в церкви сделали соляной склад, на начало девяностых там внутри был полутораметровый слой соли. Соль, между прочим, разъедает кирпич. Около двух лет я, с благословения епархии (а ведь я был секретарём партийной организации, это вызвало жуткий скандал), работал над восстановлением церкви, — вспоминает Иван Васильевич.

Удалось, конечно, не всё, да и трудно было ожидать, что почти одинокий энтузиаст сможет вернуть церкви первоначальный вид (до революции на ней была колокольня), но так или иначе сегодня в Усть-Кишерти функционирует единственная церковь, и благодарить за это стоит именно Ивана Васильевича.

Ещё одним его важным проектом стал музей. Собственно, это не совсем музей. Это, скорее, коллекция самых разных вещей, имеющих то или иное отношение к Кишертской земле или просто к старине. Но и те самые «ржавые гвозди» — это, как выяснилось, не просто ржавые гвозди — каждый из них имеет настоящую ценность и подбирается по определённому признаку:

Когда я имею дело со старыми церквями, дату постройки которых я не знаю, то ищу в них те самые гвозди, которые использовались при их постройке, поэтому многим из этих гвоздей по триста лет и больше, — объясняет Шестаков.

Помимо гвоздей, в его коллекции есть три винтовки, пищаль и множество других предметов. Большинство из них было найдено в окрестных сёлах.

В Сылве можно хоть атомную бомбу найти или ракету, если там хорошо пошнырять. Очень много кладов лежит в ней, — улыбается Иван Васильевич.

Вся коллекция Шестакова хранится даже не в доме, а в маленьком полевом вагончике, стоящем в Камаях на берегу реки. Поскольку он — единственный хранитель музея, попасть в вагончик довольно трудно. Раньше краевед выезжал туда по вызовам, когда туристам или путешественникам хотелось ознакомиться с его коллекцией, но сегодня музей функционирует и того реже:

У меня сейчас беда с ногами, плохо хожу, почти не выхожу из дома. Да и руки... — Иван Васильевич показывает узловатые пальцы, — это всё металлургия.

Несмотря на трудности со здоровьем, Иван Шестаков пристально следит за новостями села и старается принимать в его жизни посильное участие. Новости, к сожалению, далеко не всегда оказываются радостными. Буквально на днях Шестаков с негодованием узнал о сносе старой школы, на месте которой возвели типовой детский садик.

Это ведь была ремесленная школа, построенная в 1895 году, в ней создавались первые революционные кружки! — восклицает Иван Васильевич. — Пять тысяч человек было в армию призвано через это здание, а они взяли и всё разорили. Я даже Путину писал по этому поводу, мне потом звонили из Москвы, интересовались ситуацией.

Так что сегодня Иван Васильевич в меру сил занимается ещё и общественной деятельностью. А ещё вынашивает несколько проектов — например, хочет договориться с кем-нибудь из современных фотографов, чтобы Кишерть (которая, к слову, даже на гугл-картах как следует не детализирована) сфотографировали с квадрокоптера в высоком разрешении. Литературой он в последнее время занимается меньше — трудно писать и печатать. И всё же мечтает вплотную заняться очерками о земляках, погибших на фронтах Великой Отечественной. Несколькими годами раньше Шестаков уже приложил руку к изданию книги о кишертских участниках войны, но теперь он хочет пойти дальше и написать подробный очерк о каждом из них. Труд это, понятно, титанический, но краеведа это не пугает — такой уж у него характер.

Больше пятидесяти лет я его перевоспитываю, сдвигов пока нет, но надежды я не теряю, — смеётся супруга Ивана Васильевича по этому поводу.

***

• Благодарим за информацию и контакты АиФ и лично Татьяну Плешакову