Чусовской створ. Здесь умирали до 300 человек ежемесячно, в основном от измождения

Эта зона со спецрежимом в 25 километрах от города Чусового появилась в 1942 году. Заключённые должны были построить в створе между двумя чусовскими скалами гидроэлектростанцию. Для размещения лагеря одну из глыб почти сравняли с землёй. Плотину собирались возвести за два года. Поэтому, судя по всему, основательного жилья поначалу не строили — заключённые зимовали в утеплённых палатках. В 1944-м стало понятно, что строительство ГЭС буксует, а ещё через два года от идеи окончательно отказались. Перед лагерем была поставлена новая задача — валить лес.

Если быть более точным, «Створ» — это отделение Понышского исправительно-трудового лагеря для осуждённых за контрреволюционные преступления и измену Родине. Причём до сих пор точно неизвестно, по каким статьям сюда попадали обвиняемые до 1946 года. «Информация находится в ведомствах-наследниках НКВД, — объясняет научный сотрудник Пермского краевого отделения международного общества „Мемориал“ Рамиль Фатхутдинов. — У нас доступа к сведениям нет». В 46-м «Створ» получил статус лагеря «для принудительных каторжных работ». В связи с этим смертность среди политзаключённых стала ещё больше. «Створ» был единственным на территории Прикамья каторжным лагерем. Только в начале 60-х годов зона стала обычной. Через десять лет её вообще закрыли, перестал существовать и посёлок, в котором жили семьи тех, кто в ней работал.

Приказ от 1946 года («с двумя нолями») о создании «Понышстроя» предусматривал развёртывание пяти лагерей: «Девятый километр» (вверх по реке от города Чусового на месте предполагаемого строительства Вашкорской ГЭС), «Торино» и «Створ» (в 25 километрах от Чусового в створе будущей Понышской ГЭС), в посёлке Всесвятском, на ближайшей железнодорожной станции, «Центральный лазарет» (будущий посёлок Центральный).

Кажется, уходя, «Створ» попросту забросили. Кое-где на постройках сломаны кирпичные стены. В округе тут и там натыкаешься на ржавые остатки колючей проволоки, металлические кружки, тарелки и даже прожекторы. Однажды здесь нашли груду металлических кроватей. Со временем крупный металлолом растащили.

Неплохо сохранились кирпичные фундаменты. Сравнивая их со схемой расположения зданий, которую нашли в архиве, можно узнать, где были жилые бараки, штрафной изолятор, контрольно-пропускной пункт и так далее.

В пермском «Мемориале» считают, что в сталинское время жилые бараки стояли там же, где и в последнее десятилетие работы «Створа». Только сначала постройки были деревянные, а потом — кирпичные.

В каждом бараке могли жить по несколько сотен человек. В общественной организации показывают докладные на имя начальника Понышлага и вышестоящих руководителей. Документы эти — последних лет войны. Из них следует, что в бараках было сыро, за тёплые места зеки дрались. Автор одной из жалоб написал, что осуждённые не успевают высушить одежду и из-за этого простывают, что сказывается на выполнении трудовой нормы.

По сведениям историков, работа в лагерях со спецрежимом длилась по 10 — 12 часов в сутки. В том числе и для инвалидов.

Вдоль всего бывшего «Створа» проходит лежнёвая дорога. Сейчас это сгнившие бревна, сложенные поперёк. По таким «шпалам» было проще ехать, не застревая, на машине. Остатки лежнёвой дороги и бараков находятся на террасе — ровной поверхности, выдолбленной в горе. По этой же дороге заключённых, скорее всего, водили на работы.

Прямо в лагере находилась угольная шахта, некоторые заключённые могли трудиться там. Но, по архивным сведениям, большинство всё же валило лес. В любом случае по пути на работу зеки проходили отворот на штрафной изолятор. Чтобы дойти до его руин, надо подняться в гору.

— Это первое сооружение здесь, которое сразу же сделали не деревянным, а кирпичным, — показывает на развалины председатель пермского «Мемориала» Роберт Латыпов. — Вокруг ШИЗО стоял дополнительный забор с колючей проволокой.

Латыпов подбирает с земли «колючку», сплетённую из двух стальных прутьев. «В сталинское время, насколько нам известно, использовали как раз двойную или даже тройную проволоку, — объясняет он. — Она стала тоньше потом, когда появились новые, более прочные сплавы».

Из докладных известны случаи, когда начальство отправляло в штрафной изолятор зеков с температурой за то, что они отказывались выходить на работу. «Попасть сюда можно было и за расстёгнутую верхнюю пуговицу», — добавляет Латыпов.

Рядом с ШИЗО — общая ограда зоны. Всё ещё на столбах висят небольшие металлические светоотражатели в форме ромбов. Сотрудники «Мемориала» считают, что ночью эти предметы могли отражать свет прожектора — так контролировали периметр.

О смертности в зоне сведений мало.

— В ведомственных архивах хранится более трёх тысяч дел на заключённых Понышлага, — отмечает научный сотрудник краевого отделения «Мемориала» Рамиль Фатхутдинов. — По правилам, дела не уничтожали в том случае, если осуждённые умерли в лагере. Таким образом, три тысячи — минимальное число умерших во всех отделениях ИТЛ. Какая часть из них — в отделении «Створ», сказать сложно.

В докладных говорится, что в разные месяцы одного 1943 года в «Створе» умирало от 40 до 300 человек. В основном от пеллагры — измождения, вызванного неполноценным питанием.

Рядом со «Створом» есть тюремное кладбище. На заросшем склоне горы полсотни ржавых металлических табличек с шифрами: «ЖЖ 52», «ЖЖ 57» и так далее.

— Буквы и цифры не имеют отношения к конкретным личностям, — уверен Роберт Латыпов. — Это обозначения кварталов некрополя и номера могил. Причём неясно, сколько человек клали в одну могилу.

Почва кругом просела. Копали могилы, видимо, неглубоко: рыть яму в скале трудно.

Латыпов добавляет, что если заключённый умирал зимой, его не сразу везли на кладбище. Тело складывали в морг — отдельный сарай ближе к лагерю. Хоронили по весне.

Это было именно тюремное кладбище, считает сын одного из охранников зоны Николай Бронзов, родившийся в конце 1950 годов пошлого века. «Был погост и для незаключённых», — добавляет он.

На официальные запросы общественной организации о погосте ГУФСИН Пермского края и архив ФСБ ответили, что не имеют соответствующих документов.

В сталинское время в «Створе» сидели от нескольких сотен до полутора тысяч человек. Как рассказал Рамиль Фатхутдинов, в Пермском государственном архиве новейшей истории оказался список из 19 фамилий узников — тех, кого уже в лагере осудили по той же 58-й статье. То есть их репрессировали дважды. Повторные наказания случались, как правило, за побег. Но Фатхутдинов уверен, что на самом деле наказать могли, например, за невыход на работу.

«Мемориальцы» продолжают искать родственников осуждённых: архивы предоставляют сведения о них лишь близким бывших заключённых.

И в дополнение к известным 19 узникам нашли ещё одного — Андрея Геля. Это отец Ивана Геля, заключённого другого чусовского лагеря — «Пермь-36». Обоих уже нет в живых. Руководитель автономной некоммерческой организации «Пермь-36» Виктор Шмыров ещё при жизни Геля-младшего общался с ним. Тот подтвердил, что его отец прошёл через Понышлаг.

В воспоминаниях Ивана Геля про отца сказано так: «Потом его перебросили в Молотовскую область (впоследствии — Пермская), в Чусовской район, к сожалению, точно не помню, в какой именно лагерь. Там был лагерь инвалидов». «Створ» действительно можно назвать лагерем для заключённых-инвалидов. По сведениям пермского историка Андрея Суслова, сюда свезли «осуждённых 3 и 4 категории трудоспособности». «Четвёртая категория — это точно были инвалиды», — говорит Суслов.

Андрея Геля, работавшего учителем, арестовали, когда ему шёл пятый десяток. Осудили по 58-й статье. Самое раннее, когда он мог оказаться в лагерном отделении «Створ», — первые послевоенные годы. По воспоминаниям Геля-младшего, отец к тому времени чудом выжил в прежнем лагере, где грузил брёвна в вагоны: «Такой каторжный труд кого угодно сломал бы и уничтожил физически».

«Отец болел плевритом, — рассказывает сын. — Вдруг его вызывают в суд. Медик начинает докладывать медицинскими терминами диагноз отца. А прокурор говорит: „Ты мне скажи: сколько он ещё протянет?“. Медик отвечает, что месяца два-три. „Да, многовато, но пусть идёт!“ Это дословно то, что отец мне рассказывал. Какой цинизм!.. Зеков вынужденно, под давлением обстоятельств, списывали по акту, просто чтобы в лагерях была меньшая смертность. Именно поэтому отца и отпустили».

Андрея Геля актировали, то есть комиссовали, списали... Когда он вернулся домой, был «на грани смерти». Умер в 1970 году.

Волонтёры пермского «Мемориала» обустроили территорию на месте «Створа». На высоком указателе расписаны расположения объектов бывшей зоны. Рядом с остатками бараков, ШИЗО, КПП установлены информационные таблички. Это место — одно из немногих в округе ровное, не скалистое. На Чусовой здесь в хорошую погоду за день останавливаются десятки катамаранов с туристами.