«Не сохранили двор, но сохраним память»: как три бывших соседки собирают истории о своих домах

Алла Мальцева, Светлана Баркина и Елена Коневских — три женщины, которые родились в этих домах и провели в них значительную часть жизни — не примирились с этой утратой. Их объединило общее прошлое, и теперь они хотят зафиксировать его и сохранить для истории, собирая воспоминания о двух домах и об общем дворе, в котором они все родились и выросли. Правда, Елена и Светлана уехали оттуда ещё до начала нулевых, и только Алла осталась там до последнего — она же и стала инициатором идеи по сбору воспоминаний.

Комнаты на месте конюшен

«До последнего» — это до 2016 года, до того времени, когда администрация уведомила жителей дома о скором расселении. Оказалось, что акт, по которому дом был признан аварийным, составили ещё в 2010 году. Жильцы поначалу даже не могли понять, при каких обстоятельствах это произошло, но потом вспомнили: да, приходили какие-то парни, немного покопали фундамент. Причём, видимо, без особого энтузиазма, учитывая количество ошибок, которые потом обнаружились в этих актах. Например, недавно отремонтированная крыша была описана как ветхая, а дом по адресу Монастырская 71Б почему-то был назван одноэтажным (хотя в обоих домах два этажа).

Впрочем, ввязываться в судебные тяжбы никто из жильцов не стал — их квартиры были муниципальными и попали в федеральную программу по расселению, что заведомо делало шансы на успех близкими к нулю. Зато приватизированы были квартиры их соседей, в доме на Монастырской, 71Б. Те, получив предупреждение о расселении, заказали независимую экспертизу — правда, суды всё равно были проиграны, а дом расселён и снесён. Больше повезло жителям семьдесят пятого дома, которые подготовились к обороне заблаговременно: опротестовали свой аварийный статус и перевели землю под домом в частную собственность.

Что дальше будет с этой землёй и в какой степени активность жильцов дома № 75 (сегодня он остался последним в этой части квартала) нарушило планы потенциальных застройщиков, никто из подруг не знает. Они, впрочем, полагают, что ситуация ещё долго может остаться без движения: во всяком случае, дома на противоположной стороне улицы посносили более десятилетия назад, и с тех пор на этом пустыре так ничего и не появилось. Но то, что они по-прежнему переживают за эту территорию, бросается в глаза:

— Конечно, мы никуда не хотели уезжать, — вздыхает Алла, — этот двор между двумя домами был нашим тихим островком, оазисом со своим бытом, со своей атмосферой и культурой.

На первом этаже дома по адресу 71А была коммуналка, а на втором — три квартиры. И ещё три комнаты (переделанные из дореволюционных конюшен) — во флигеле. Что до второго дома, то в нём было четыре полноценных квартиры. За последний месяц Алла изучила историю обоих домов почти досконально, причём с пристрастием настоящего историка: значительную часть информации она отыскала самостоятельно. Ей, в частности, удалось узнать, что дом был построен казначеем духовной консистории по фамилии Шилов, который был коллежским регистратором, а затем титулярным советником. Это было информацией из открытого источника — не удовлетворившись ею, Алла стала копать дальше и в конце концов нашла списки муниципализированных домов, в которых фигурировала эта самая фамилия. А кроме того, благодаря документу «Раскладка налогов с недвижимых имуществ жителей города Перми», датированному 1899 годом, выяснила, что как минимум в 1898 году дом уже существовал.

Что касается соседнего дома, то он был построен несколько позже, и владельцы у него были другие, но на этот счёт внятной информации пока не найдено. Так или иначе, оба этих дома выделялись на улице хотя бы потому, что были полностью каменными — единственными в округе, не считая мечети.

История в фотографиях и рисунках

У каждой из подруг — своя история жизни в этом доме. Семья Светланы, например, появилась там едва ли не раньше всех — в начале прошлого века в дом переехала её прабабушка. Её сын, дед Светланы, был фотографом, а ещё он первым в городе работал по методу аналоговой деколи — технологии изготовления фотокерамики. Бабушка Светланы, его жена, работала ретушёром и помогала раскрашивать фотографии.

Не менее творческой была и семья Елены Коневских, дочери художника Анатолия Городилова, который тоже жил в этом доме:

«Удивительно, — вспоминает Елена, — как папа стал художником в семье, где никто никогда не увлекался искусством. А он всю жизнь посвятил искусству и очень любил рисовать старые дома. Бабушка часто работала в ночные смены, а он уходил по ночам, и в конце концов соседи стали шептаться. Кто-то из них сказал бабушке: „Чего у тебя сын по ночам уходит, он ведь ворует, наверное“. Оказалось, что ночью он просто гуляет по городу и пытается запомнить его ночную красоту, чтобы потом запечатлеть».

Анатолий Городилов действительно был удивительным художником, о котором мы здесь не рассказываем не столько потому, что это не относится к теме статьи, сколько потому, что история о нём достойна отдельного очерка. Он оставил после себя множество картин и графических работ, а ближе к концу жизни буквально взорвался романтическими идеями и стал одним из создателей манифеста программы «Знамя мира». Анатолий Городилов умер в 1994 году — незадолго до этого о нём был снят небольшой документальный фильм. В фильме он много говорит о родном дворе, который не раз зарисовывал во все времена года.

В 1994 году, после смерти отца, Елена уехала из дома, в котором остались её мама и сестра.

Семья Аллы появилась в доме позже прочих описанных семей — только в 1966 году. Когда её бабушка с дедушкой только-только переселились сюда с улицы Дружбы, новые соседи посоветовали им не заготавливать дрова на зиму, потому что дом всё равно подготовлен к сносу и скоро всем снова придётся переезжать. До того момента, как жильцов дома действительно расселили, прошло ровно пятьдесят лет.

«Мы, если честно, не печёмся за само сооружение, мы не очень думаем о нём в плане архитектурной ценности, — признаётся Алла. — Нам важен наш двор и наши истории о нём, о его неповторимой атмосфере. Вот это трепетное отношение к истории — это нас и объединяет. Не удалось сохранить сам двор, значит, будем сохранять память о нём на страницах журналов. Мы ведь в детстве верили, что это место совершенно уникально».

В поисках клада и воспоминаний

Оба этих дома, конечно же, были окружены легендами. В детстве Алле говорили, что в их доме жил татарский мулла. Вероятно, ничем, кроме близости мечети, это продиктовано не было, но все верили. А ещё ходили слухи, что в одном из домов есть клад. На самом деле, в каждом уважающем себя доме есть клад (ну ладно, хотя бы легенда про клад), но здесь в него верили как-то особенно серьёзно. Во всяком случае, легенда держалась десятилетиями, и даже родители девушек ещё простукивали стены на предмет тайников.

Сохранилось у них и множество других воспоминаний. Светлана и Алла, например, помнят в первую очередь запах кондитерской фабрики, который доносился до их квартала в любое время суток. А ещё — сбор стеклотары и походы в магазин, чтобы занять очередь за колбасой или чем-нибудь ещё дефицитным и простоять в ней до вечера. Сейчас этот магазин называется «Слудским Гастрономом», а раньше в обиходе назывался просто «стекляшкой». Старшее поколение знало этот магазин под названием «Моника»: в нём был винный отдел, в котором работала яркая и хамоватая женщина, внешним видом и манерами напоминавшая всем пани Монику из «Кабачка 13 стульев».

Что касается детей, то они больше всего любили не «стекляшку», а кондитерскую на Компросе (сейчас на её месте Баскин Роббинс). Если у них было немного карманных денег, то приходилось довольствоваться слоёным язычком, но иногда удавалось накопить и на кремовые трубочки.

А ещё подруги любили забираться на крыши своих домов:

«Я там проводила всё детство, — вспоминает Елена, — залезала на крышу дома по яблоне, посаженной отцом. Мы весной вдыхали этот аромат яблони. А ещё у нас на задворках стоял старый разрушенный домик, который был очень загадочным местом, и здоровенный тополь, на котором мы построили штаб и лазали туда, пока нам не запретили».

Помимо тополя, во дворе росла берёза, около которой все всегда фотографировались, а также брала начало широкая лестница, ведущая на второй этаж — вокруг неё было принято собираться, играть и общаться друг с другом. А ещё дети иногда залезали на чердак — Елена вспоминает, что там была целая сокровищница, причём не только по детским меркам. Однажды она обнаружила там книгу Жуковского 1826 года издания, а в другой раз — подшивку послевоенных выпусков журнала «Работница».

Таких воспоминаний у каждой из героинь ещё довольно много, но всё же недостаточно для того, чтобы создать полноценную летопись. Алла сейчас работает над исторической статьёй, которую она хочет написать за лето и осенью презентовать для сборника «Пермский дом в истории и культуре края».

— Что-то мы точно найдём, — рассуждает Алла, — а если не найдём, будем работать с тем, что у нас есть сейчас. Во всяком случае, у нас есть как минимум свои собственные воспоминания, и их-то никто не сможет забрать.

***

Если ваша семейная история каким-то образом связана с домами на Монастырской или же у вас есть, что рассказать по их поводу — обязательно нопишите в личные сообщения Алле Мальцевой. Спасибо!