«Пермь-36»: Теперь всё по-другому

Новые научные сотрудники, новые экспозиции, новая дорога, новый директор

Вообще-то с последнего моего визита директор не поменялся — им как была, так и осталась Наталья Семакова, только вот её отношение к музею теперь выглядит со стороны совсем иным. Всё остальное — действительно новое, начиная с асфальтированной дороги, ведущей от отворота с трассы Пермь — Чусовой до самых ворот музея.

Одним из участников конференции была начальник историко-информационной службы Государственного Эрмитажа, доктор исторических наук Юлия Кантор. Она руководит научно-консультационным советом, созданным на базе ГАУК ПК «МК политических репрессий» немногим более полугода назад. Этот совет появился в то время, когда перспективы сохранения музея выглядели весьма сомнительными.

Юлия Кантор:

— Имена Виктора Шмырова и Татьяны Курсиной мне, конечно, были известны. После того как произошло то, что произошло, я приехала в Пермь, чтобы разобраться в ситуации. Сказать, что я была жёстко настроена, — ничего не сказать. Были «сжаты кулачки». Но я считаю, что, прежде чем что-то предпринимать, необходимо разобраться в том, что происходит. Поэтому я езжу сюда больше года.

Надо сказать, что некоторые опасения, предубеждения у меня рассеялись. Я поняла, что то, чего можно было больше всего опасаться, — что те, кто варварским образом смещал Курсину и Шмырова, своей цели не добились. Закрыть музей и спустить это на тормозах им не удалось.

Сначала я была наблюдателем, а потом уже участником. Сюда приезжали Михаил Пиотровский, специалисты. Они стали инициаторами создания экспертного совета «Перми-36». Главная роль в привлечении к этому меня принадлежит Надежде Беляевой, президенту Пермской государственной художественной галереи.

Что касается, собственно, музея, то да, он стоит, новые экспозиции открываются, экскурсии водятся.

Для нас в первый день научно-практической конференции «ГУЛАГ: Эхо войны и эхо победы» экскурсию провёл один из трёх новых научных сотрудников музея Максим Трофимов. Профессионально, компетентно, интересно, без вызывающих неприязнь конвойных присказок и пространственных философствований по поводу и без, которые я вынужден был выслушивать от другого экскурсовода в свой прошлый визит. Так, на экспозиции «Переломаны буреломами», созданной уже при новом руководстве, на этот раз нам не рассказывали о плюсах использования на лесоповале труда женщин, потому что они более выносливы и благоразумны, чем мужчины.

Работа по созданию новых выставок в музее ведётся очень активно. Созданы выставки «Красный уголок» (тюремная библиотека), «Комната хранения личных вещей осуждённых», «Запрещённая литература в СССР», «Зона. Урановые лагеря Чукотки», выставка работ студентов художественного училища Перми и другие. Есть передвижные выставки.

Юлия Кантор:

— Я считаю, что, например, выставка по самиздату — замечательная. Фотовыставка по «шарашкам» — отличная. Её надо расширять. Если говорить об экспозиции, то я не думаю, что правозащитники, историки, музейщики, которые там побывали, не заметили бы искажений фактов и смещённых акцентов. Это может делаться экскурсоводом, который, кстати, должен согласовывать с научным советом музея то, что будет говорить посетителям.

Я вижу, что было и что стало в плане мемориализации музейного пространства. Сейчас всё стало гораздо профессиональнее.

Внутри музея необходимо создавать профессиональный учёный совет. Сейчас его нет. Максим Трофимов производит хорошее впечатление как специалист и человек. Это его идеи — выставки музеев памяти и «Долгое возвращение». И они продуктивно реализованы. Необходимы новые экскурсоводы. У меня нет серьёзных претензий к экспозициям. Нет их у моих коллег. Это единственный музей в нестоличных регионах, который сделал выставку к юбилею принятия закона о реабилитации жертв политических репрессий.

Выставку «Общенациональное место памяти» на «особом режиме» с волнением открыли при нас. Она знакомит посетителей с деятельностью четырнадцати музеев из разных регионов России: Магаданской области, Ямало-Ненецкого автономного округа, Республик Коми и Саха, Ингушетии.

Надежда Беляева, президент Пермской художественной галереи:

— Во всех подобных местах памяти в России примерно одинаковая атрибутика: кружки, нары, номерки... Я думала: как они выйдут из этого однообразия? Но меня очень порадовала новая экспозиция. Она очень эмоциональная. Авторы сумели найти оригинальное художественное исполнение экспозиции очень быстро. Я этого не ожидала. Было очень интересно. Мне показалось, что Максим Трофимов знает биографию каждого человека, чей портрет висит на стене.

Даниэль Сейферт, представитель мемориального комплекса, расположенного на месте бывшего нацистского концентрационного лагеря Берген-Бельзен:

— Здесь используются различные методы обработки и представления информации. Это ноу-хау — когда различные музеи обмениваются информацией, экспонатами и создаётся такая сеть. Такая система очень важна.

Юлия Кантор:

— Я обратила внимание на то, что здесь сохранена главная часть прежней постоянной экспозиции. Это зал по истории ГУЛАГа. Там висит табличка, где указан автор концепции, авторы экспозиции. Это — уважение к предшественникам и принципиальная вещь с точки зрения преемственности и чувства такта. Но появились новые экспозиции, и у меня, как у музейщика, появилась возможность сравнить их с прежними. Это вопрос профессионализма. Я хочу поздравить с этим музей и говорю, что мы будем продолжать.

В общем, жизнь идёт, сотрудничество и обмен экспонатами с другими профильными музеями страны налажены, глаза горят, планы строятся. Однако некоторые изменения в его политике могут восприниматься неоднозначно. Например, если раньше «Пермь-36» был не просто музеем, но и общественной площадкой, местом для дискуссий, то теперь этого направления тщательно избегают, равно как и упоминаний о прежнем руководстве, при котором музей воспринимался прежде всего как общественная площадка. «Наши предшественники» — это всё, что можно услышать при упоминании истории музея о людях, силами которых он появился и существовал пару десятков лет.

О том, что «Пермь-36» не должен быть только музеем, говорят очень многие. Например, уполномоченный по правам человека в Санкт-Петербурге Александр Шишлов:

— В силу особой энергетики этого места, было бы расточительно использовать его только как музей в традиционном понимании этого слова. Я очень надеюсь, что удастся сохранить те публичные общественные проекты, которые здесь реализовывались, в том числе знаменитый фестиваль «Пилорама», который проходил на протяжении многих лет и объединял огромное количество людей с активной гражданской позицией.

С ностальгией по гражданскому форуму на конференции выступил Виталий Дымарский, главный редактор журнала «Дилетант»:

— Я уже был здесь в рамках фестиваля «Пилорама». Проходили дискуссии. Было поле, где организовывалась «Антипилорама». К счастью, за рамки споров и дискуссий там не заходило, что показывает правильность дискуссионных площадок. Был такой эпизод: у меня был разговор с девочкой, которая пришла на дискуссию в красной майке с изображением Сталина. Я спросил, как её зовут. Она представилась: Настя.

— А ты смотрела музей, экспозиции?

— Да.

— Тебе понравилось?

— Да как же такое может понравиться! Ужас какой-то!

— Так это же он (Сталин — Прим. ред.) всё организовал.

— Да ладно вам!

Я не музейщик и не советчик, но мне кажется, что, не знаю в каком формате, это пространство необходимо использовать как некую площадку для конференций, встреч, дискуссий. Чтобы здесь жизнь была не только за счёт экспозиций. Чтобы люди могли высказываться, общаться. Это просто моё пожелание.

Даниэль Сейферт:

— Я думаю, что очень важно помнить о том, как возник этот музей и как он развивается. Мы очень хорошо сотрудничали с прежним руководством музея, и нам важно, чтобы мы уважали то, что сделала прежняя администрация музея.

Я расскажу нашему директору и ответственным лицам земли Niedersachsen (Нижная Саксония — Прим. ред.) о своих впечатлениях от конференции и от беседах с разными людьми. Не мне решать, есть ли будущее в сотрудничестве с вашим музеем. Но могу сказать, что мои впечатления настраивают меня осторожно-оптимистически на то, что сотрудничество, может быть, удастся.

И по поводу «Пилорамы». Я участвовал в последней «Пилораме», и я согласен с тем, что очень важно участие людей с различными точками зрения в политике, культуре, науке. Нам необходим диалог, обмен мнениями между разными странами и внутри страны.

Сейчас в программе музея, опубликованной на сайте, упоминается лишь некая общественная площадка «Открытый диалог», и говорится о том, что она будет продолжена. Однако целями площадки объявлено следующее:

«Работа передвижной дискуссионной площадки направлена на привлечение посетителей в Мемориальный комплекс политических репрессий через презентацию комплекса широкой аудитории Пермского края и России; вовлечение участников площадки в диалог, для создания общедоступного и понятного широкой общественности музея; создание условий для поиска новых инициатив, связанных с задачами „Мемориального комплекса политических репрессий“; укрепление гражданско-патриотического воспитания молодёжи».

Как знать, надо ли пытаться восстановить хотя бы часть былой общественной активности вокруг музея. Очень похоже на то, что именно её отсутствие, а также гражданско-патриотическое воспитание вместо неё и есть залог существования музея.

Серьезно портит нарисованную выше картину и шлейф обид, скандалов, взаимных обвинений между нынешним и прежним руководством музея. Это влечёт за собой игнорирование музея серьёзной частью активной пермской и не только пермской общественности. Выход из этого или хотя бы понятное направление движения к нему, как выяснилось, есть.

Первый шаг — он трудный самый

Для начала несколько фотографий, предоставленных в распоряжение редакции Виктором Шмыровым. Так выглядели постройки на территории бывшей «ИТК-36» до начала реставрационных работ.

Наверное, никто не будет спорить, что с прежним руководством «Перми-36», превратившим развалины в музейные помещения, власти поступили, мягко говоря, непорядочно.

Юлия Кантор:

— У меня нет никаких иллюзий в отношении тех людей, которые громили предыдущий музей вместе с общественной площадкой.

Иллюзии если и были, то быстро оставили и участников былых переговоров, призванных решить имущественные и прочие конфликты вокруг музея...

Но здесь, на уровне администрации Пермского края, по словам Виктора Шмырова, никаких конкретных действий не последовало. Были неоднократные совещания с заместителем главы администрации — теперь покинувшим нас Кириллом Маркевичем — и прочими официальными и неофициальными лицами, изыскивались разные варианты решения проблемы... За это время произошло следующее: вопрос о внесении музея в перечень объектов всемирного наследия ЮНЕСКО снят; стало понятно, что мемориальный комплекс «Пермь-36» не станет одним из трёх центров памяти жертв репрессий, создание которых предусмотрено Концепцией по увековечиванию памяти жертв политических репрессий; уже готовый контракт с Ralph Appelbaum на создание экспозиции для «Перми-36» был сорван.

Виктор Шмыров:

— Ralph Appelbaum — это самая крупная и известная в мире фирма по созданию музеев и музейных экспозиций. Предполагалось, что они сделают экспозиции для «Перми-36». Они сделали предпроектное предложение, всё было согласовано с губернатором Олегом Чиркуновым. С рабочей группой приезжал второй человек в этой компании — сын директора и основателя. Была назначена дата подписания договора. Но, когда эта группа приехала, у нас уже был новый губернатор Басаргин, который просто отказался встречаться с этой группой.

Но этого уже не вернуть. По крайней мере, в обозримом будущем. Зато решение имущественных споров, которые сейчас видятся главным барьером во взаимоотношениях между новой и прежней администрацией музея, представляется вполне возможным.

Виктор Шмыров:

— Было бюджетное финансирование и были средства отечественных и зарубежных фондов. Бюджетные средства расходовались по двум направлениям: восстановление зданий и сооружений и содержание обслуживающего персонала. Все проекты, которые мы реализовывали, кроме «Пилорамы» и «Астафьевских чтений», вся собирательская работа, научно-исследовательская, проводились на внебюджетные средства. Это всё наша собственность, которую они захватили и считают своей. Этот вопрос не решён. Поскольку организация, которая приобретала эту собственность, ликвидирована, мы не можем на это претендовать. Но перед ликвидацией правлением было принято решение считать собственниками имущества АНО «Пермь-36» международное общество «Мемориал» и «Сахаровский центр». Но они (нынешнее руководство «Перми-36» — Прим. ред.) не возвращают имущество. Вопрос не урегулирован. Фактически имущество захвачено. Наше личное имущество нам тоже недоступно.

Однако совершенно противоположное утверждает новый директор музейного комплекса.

Наталья Семакова:

— Татьяна Георгиевна Курсина приезжала, забирала вещи лично. На протяжении лета приезжали её сотрудники, машинами что-то вывозили. Я даже не знаю, что именно. Выносили в чёрных мешках, заполняли полные багажники. В марте 2014 года.

Я не могу сказать, что они хотели забрать и что забрали. Всё лето у них был свободный доступ. Мы ничего не закрывали.

Противоречия очевидны. Причины конфликта налицо. На сегодня Виктор Шмыров видит два варианта решения проблемы:

— Первый вариант: всё вернётся как было. Но это невозможно.
Второй: мы готовы реализовывать какие-то проекты, сотрудничать, но они признают нашу собственность на архивы и мы заключаем соглашение на их использование.

Лидеры пермского отделения международного общества «Мемориал» также готовы сотрудничать с нынешним руководством музея в случае урегулирования трёх вопросов: публикация программы дальнейшего развития музея, разрешение имущественных споров с прежним руководством мемориального комплекса и восстановление практики волонтёрских лагерей на базе мемориального комплекса в Кучино.

Наталья Семакова:

— Программа развития музея в открытом доступе на сайте. Мы её обязаны публиковать.

Последний волонтёрский лагерь был административно сорван. Получается, что с моей стороны. Я не смогла обеспечить все условия по определённым стандартам. Я предложила сделать лагерь не на территории комплекса, но там тоже что-то не получилось... Что-то не так со строительными материалами, что-то не приехало вовремя. Проблемы с оформлением видов работ и прочее. Они («Пермь-36» — Прим. ред.) раньше были общественной организацией, это было проще... Сейчас существует множество административных формальностей, которые должны быть соблюдены. Я подумаю, как восстановить волонтёрские лагеря. Руки нам всегда нужны.

Желание решить потенциально решаемые вопросы демонстрируют все участники конфликта и им сочувствующие. Сделать это путём бесконечных совещаний в стенах администрации или в судах, как показывает практика, не удаётся. Возможен ли компромисс? Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо попытаться его найти. В непосредственном диалоге.

Юлия Кантор:

— Я вижу бойкот со стороны тех, кто, безусловно, должен переступить через свои обиды и пойти на сотрудничество. Мы много раз приглашали тех, кто мог бы быть партнёром. Если вы считаете, что нужно противостоять экскурсиям, акцентированным на мифологических условиях содержания заключённых, нужно работать вместе. Я вижу принцип «не доставайся же ты никому». Это бессознательное подыгрывание тем, кто хочет закрыть музей. Дело делать надо. Мы не хотим, чтобы музей закрыли.

Я думаю, мы сойдёмся в одном: нельзя допустить закрытия музея. И единственная возможность его сохранить в условиях ужесточающейся политической ситуации, где тема ГУЛАГа как бы есть, но её как бы нет... (с одной стороны, принимается государственная программа по увековечиванию памяти жертв политических репрессий, а с другой стороны, в регионах ставятся памятники Сталину) — это диалог и очень аккуратное взаимодействие. В таком случае музей можно вести в историко-правозащитное русло.

Ревность. Не думаю, что это правильно. Критика снаружи — это хорошая вещь, но лучше бы она была изнутри. Давайте общаться.

Давайте общаться.