«Совет „не выделяться“ — это не совет ни фига». Травля в школе: кто виноват?

АНО ДПО Институт социальных услуг «ВЕКТОР» инициировал и ведет проект по разработке и внедрению моделей профилактики школьного буллинга «Травля— агрессивное преследование одного из членов коллектива (особенно коллектива школьников и студентов, но также и коллег) со стороны остальных членов коллектива или его части. При травле жертва оказывается не в состоянии защитить себя от нападок, таким образом, травля отличается от конфликта, где силы сторон примерно равны. Травля может быть и в физической, и в психологической форме. Проявляется во всех возрастных и социальных группах. В сложных случаях может принять некоторые черты групповой преступности в пермских образовательных учреждениях.

— Одно из направлений деятельности нашей организации — оказание круглосуточной психологической помощи службой детского телефона доверия, — рассказывает исполнительный директор „ВЕКТОРа“ Ольга Муравейская. — На телефон доверия часто звонят дети и рассказывают о том, что их травят в школе, но родители и учителя этого или не замечают, или не хотят вмешиваться. Во многих случаях дети не видели выхода из ситуации и начинали задумываться о суициде. В том году с этой проблемой обратилось 257 детей. Таким детям психологи на телефоне доверия оказывают экстренную психологическую помощь. Вопрос — а что делать дальше?

Психологи утверждают, что травля — это болезнь всего коллектива, например, класса. Индивидуальные особенности детей не являются причиной, а только поводом. Травля — это устоявшаяся система отношений со своими ролями. Каждый ребёнок в таком классе занимает определённую позицию: есть дети-агрессоры, которые преследуют, есть дети-пострадавшие, которых травят, и дети-наблюдатели, дети-зрители, которые безучастно позволяют всему этому происходить. Неважно, кто играет эти роли, важно, что они есть. Если пострадавшего ребёнка перевели в другой класс, через какое-то время система потребует следующего „жертвоприношения“. Потому что агрессоры научились травить, а наблюдатели — наблюдать. И как только одна жертва уходит, агрессор начинает прощупывать класс, выискивая новую:

— Есть примеры, когда ребёнок, которого систематически травили, уходил на больничный, и на его место тут же подыскивался кто-то другой, условно говоря, запасной, — объясняет психолог АНО ДПО Институт социальных услуг „ВЕКТОР“ Мария Наймушина. — Из таких классов могут постепенно вытравливать не одного, а два, три и больше человек.

Школа — это властная вертикаль, где детей объединяют в группы принудительно: ты будешь учиться в „А“, а ты — в „Б“. Частично травля порождена этим принуждением. При этом ребёнка могут травить в классе, но в музыкальной школе или в спортивной секции этого не будет. Потому что там иные правила, задана другая система ценностей, в которой травля не развивается. Это доказывает, что проблема не в ребёнке. Задача школы — установить эти границы, чётко дать понять, что травля недопустима ни в каких случаях.

Когда в классе травят одного ребёнка, долговременные последствия затрагивают всех участников: суицидальная активность „жертв“, взрослое криминальное поведение „агрессоров“ и невротические проявления у „наблюдателей“. Специфика работы с травлей состоит в том, что помощь должна быть направлена на всех участников этого процесса — на пострадавшего ребёнка, на детей-агрессоров, на детей-наблюдателей̆, на учителей̆ и их родителей̆.

„Более-менее“

Марина (16 лет) — жертва травли:

— Я, если честно, не помню, как это началось. В первом классе всё было более-менее. Помню, даже играла с девочками в какую-то игру. В младшей школе ко мне стали плохо относиться из-за того, что я читаю книги. Мне начала очень сильно нравится история, поэтому я ходила в школу с учебником, даже когда у нас её не было. И читала на переменках. Меня за это считали странной. Как-то раз парни украли ключи от кабинета истории и засунули ко мне в рюкзак. Когда у нас сменилась классная руководительница, всё стало еще хуже. Она особо со всем этим делом ничего не делала, а если и делала, то как-то странно. Однажды одноклассник толкнул меня на лестнице. Я упала и больно ударилась. Когда пришла домой, то все рассказала маме. Она разозлилась и хотела разобраться с этим мальчиком. Созвонилась с классной. А когда пришла в школу, та привела её прямо в класс, где были люди, которые ко мне относились более-менее. И это было очень неловко. Когда мама ушла, учительница попросила меня выйти и о чём-то долго говорила с классом. У меня никогда не было подруг, и никто мне не сказал, о чём она говорила. Но ничего не изменилось.

Меня толкали за то, что я толстая, называли беременной, кидали в меня ледышками. На самом деле, когда начинают недолюбливать, то всё что угодно может быть поводом. То есть любая твоя особенность — это причина. Они считали, что сто рублей на обеды — это слишком мало. Они могли подойти, дать 15 копеек и сказать: иди, себе еды купи. За это меня тыкали палкой. Поэтому совет „не выделяться“ — это не совет ни фига.

Я иногда рассказывала маме, если что-то серьёзное случалось. Классной я никогда не говорила, мне в голову такое не приходило. Она ведь и так это видела, и ей было всё равно. Я считала это нормальным, потому что так было всегда. Это как ты родился в грязи, вырос в грязи и считаешь, что грязь — это ок. Из-за этой травмы у меня бывают истерики, из-за которых мне пришлось ходить к психологу. Мама привела меня, потому что я начинала рыдать и не могла остановиться.

У меня выработалось что-то вроде защиты, я считала, что лучше них, что они просто глупые. Иногда я проявляла агрессию в сторону тех одноклассников, которые этого совсем не заслуживали. Если бы ко мне нормально относились, я бы так себя не вела. Когда я перешла в другую школу, там уже была девочка, которую травили. И меня не тронули. Я ни с кем не общалась, боялась просто. Я уже привыкла ни с кем никогда не разговаривать.

„Никто не хочет с ним общаться, но уже никто толком не может объяснить почему“

Юля (15 лет) — наблюдатель и агрессор:

— В четвёртом классе у нас появился новенький — Ашот, он был нерусский. Его запинывали, обзывали, портфель прятали. Наша классная пыталась его впихивать в разные мероприятия, но это не помогало. Нас она особо не ругала за это. Мне кажется, она понимала, что происходит, но не знала, что с этим делать. Мама Ашота как-то раз приходила в школу, но это только ухудшило ситуацию, начала его защищать, типа, что он хороший и вот, не обижайте его. После этого его стали ещё больше травить. Теперь за то, что он жалуется родителям. Это закончилось только в старшей школе, нам просто стало не до него. Разве что, мы делали его сифой СифаВ отличие от игры в салочки, здесь осаливание происходит с помощью какого-нибудь предмета, называемого „сифой“. В качестве сифы часто выступают: школьная меловая тряпка, половая тряпка, связанная в узел, или любой другой относительно мелкий предмет, к которому просто неприятно приближаться, не говоря о том, чтобы быть водящим, когда играли, типа он считался заразным.

Сейчас, когда мы пытаемся с ним общаться, он не хочет. Всё время, пока Ашота травили, я не обращала на это внимания, у меня были свои проблемы. Никто не хочет с ним общаться, но никто уже толком не может объяснить, почему. В основном его доводят Оля и Стас, они у нас типа хулиганы, ну, я думаю, он просто противен им.

„Мама, я больше так не могу. Переведи меня в другую школу“

Мария — мать жертвы школьной травли:

— О том что нашего сына Павла дразнят, мы периодически узнавали от него самого, но всегда говорили, что такое бывает, что не нужно подогревать их интерес и либо игнорировать такую „игру“ одноклассников, либо перевести разговор в другое русло, ответить с юмором, например, или привести логические аргументы. Если уж совсем что-то обидное, то обязательно сразу подойти к учителю или позвонить нам. Так как нам казалось, что это единичные эпизоды, мы считали, что всё с возрастом пройдет. Ситуация обострилась с переходом в пятый класс, сменой классного руководителя и вообще изменением школьной жизни детей. Адаптация, на мой взгляд, у большинства детей проходила тяжело, да и у родителей тоже. В конце первой четверти произошёл эпизод, после которого я поняла, что проблема очень острая и напрямую влияет на благополучие и на жизнь моего ребёнка.

На одном из уроков, когда учительница почему-то оставила детей, между моим сыном и другим мальчиком произошла стычка, в результате которой этот мальчик к приходу учителя сидел верхом на моём и бил его по лицу. Остальные дети снимали всё это на видео.

Когда я пришла в школу, оказалось, что классная до меня поговорила с родителями нападавшего мальчика. Я шла за извинениями, но учительница стала давить на то, что мой сын сам виноват и напал первым, с циркулем в руках. Но избили-то моего ребёнка! Паша на это очень возмущался: „Какой циркуль? Мама, ты что?“ В тот момент я поверила учителю, а не своему сыну. Но после разговора с другими детьми, стало ясно, что такого не было. На самом деле ситуация с травлей была уже очень серьёзной, сын начал на нервной почве выдирать себе волосы. Его и за это стали обижать. На все мои обращения учитель говорила, что не видит никакой проблемы и что это просто подростковый возраст. Наша классная — очень авторитарная женщина, боюсь её даже я. Вообще, атмосфера в классе напряжённая, как и во всей школе. Другие учителя тоже кричат на детей.

Всё продолжалось, сын, приходя домой, плакал, я плакала вместе с ним. Пока не наткнулась на статью о травле Петрановской и вдруг поняла, что моего сына травят. До этого до меня не доходило. Первым делом я повела сына к психологу. Потом пришли в класс и попросила слово на классном собрании. Классная нехотя согласилась. На моём выступлении некоторые родители плакали, другие рассказали, что знали о травле, но тоже не понимали, что это она. Классная под давлением большинства согласилась, что это буллинг. После этого собрания всё стало намного лучше. Сказалась работа родителей с детьми дома.

Но в середине года сын пришёл домой и рассказал, что классная учительница дала ему подзатыльник при всех: „Мама, я больше так не могу. Переведи меня в другую школу“. Как оказалось, он заполнил ответы на какой-то тест не в той колонке — испортил бланк. Когда она стала кричать на него, он заплакал и порвал листок. Тогда она ударила его по голове при всех. У меня не было больше сил смотреть на страдания моего сына. И мы перешли в другую школу.

„Нам не попадалось ни одной школы, от маленьких сельских до городских в полторы тысячи учеников, где бы не было травли“

Травля — это не проблема ребёнка. Это не конфликт, не переходный возраст, это не пройдёт само. В 2014 году специалисты „ВЕКТОРа“ начали работать со школами и обучать учителей замечать и останавливать травлю.

— Когда нам начали звонить дети с тем, что их травят в школе, мы поняли, что нужно поднимать эту проблему на уровне общественности и работать со школами, — объясняет Ольга Муравейская. — Потому что, если ничего не изменится в классе, где учится ребёнок, к сожалению, мало что поменяется в его жизни. На сегодняшний день нашу инициативу поддерживает краевое Министерство образования и науки и Фонд президентских грантов.

Пилотных школ, готовых перестраивать свою работу, немного (на данный момент — 13). „ВЕКТОР“ сотрудничает только с теми, кто проявил интерес к этой теме и желание покончить с травлей. На это готовы далеко не все. Как говорит Ольга, травля — неприятная и болезненная тема для педагогов:

— Если в семье родители бьют ребёнка, то к кому вопросы? К родителям. А если ребёнка унижают в школе, то к кому вопросы? Так вот, когда в школе бьют и унижают ребёнка в течение долгого времени, то вопросы к школе. Поэтому в школе не любят эту тему. Школе приходится совершить огромную работу над собой, чтобы развернуть внимание с внешнего мира („виновато общество“, „дети стали жестокими“, „а знали бы вы, какие родители пошли“) на себя. Признать, что травля происходит здесь, в школьных стенах, рядом с педагогами.

Специалисты „ВЕКТОРа“ за всё время работы с травлей не встретили ни одну школу, где бы её не было. Нет таких возрастов, где нет травли. Меняются лишь способы. Если в начальной школе это толчки, удары или обзывательства, то чем взрослее дети, тем способы травли становятся изощрённее. Это уже оскорбления и издёвки, которые искусно маскируются под шутки, унижения из реальной жизни переходят в интернет.

„В начале нашей работы нам казалось, что мы придём в школу, расскажем всё, и учителя всё поймут и начнут действовать. Была такая иллюзия, что у педагогов просто не хватает знаний. Но чтобы заработала система по выявлению классов, где травят ребёнка, по оказанию помощи таким классам и нормализации отношений в детской среде, должны произойти серьёзные изменения внутри педагогического коллектива. Учителя не замечают травлю, не идентифицируют, то, что происходит, как травлю, потому что им не верится, что травли может быть так много. Это не вписывается в их картину мира, они начинают защищаться и говорить: „нет-нет, это не травля“. Для них травля — это что-то чрезмерно жесткое, насмешки и бойкоты выпадают из поля зрения. В ходе обучения учителя начинают видеть травлю везде. Но через какое-то время они приходят и говорят: „Фу, слава богу, мы ошиблись, это не травля. Как хорошо“. Когда насилия слишком много, то ответная защитная реакция психики — не замечать его. „Это просто ссора“, „детям необходимо социализироваться“, „ничего страшного“ — подобных отговорок очень много, и первое, что мы делаем с учителями — это разбираем мифы. Нам не попадалось ни одной школы, от маленьких сельских до городских в полторы тысячи учеников, где бы не было бы травли. Это касается каждой школы. Наша задача — показать школе, что для них это не однократные действия, не проект (а сейчас школы живут проектами). Для них это ежедневная практика, которая должна быть интегрирована в текущую воспитательную работу».

В процессе совместной целенаправленной работы педагогов в школе создаётся единое ценностное поле: правила и отношения, при которых развитие травли невозможно. Изменение системы происходит не за один год.

— Хочется отдать должное нашим пилотным школам, потому что они не боятся говорить на эту тему и работать с ней, не боятся говорить о своих проблемах и решать их. Очень важно, когда школа начинает видеть травлю. Когда педагоги начинают замечать её и фиксировать. Один из первых результатов качественных изменений в школе — это резкий рост зафиксированных случаев травли. Хотя систему образования такой скачок пугает, ведь у них должно быть всё благополучно. Но это не значит, что школа начала хуже работать. Она начала работать лучше. Но это, к сожалению, не все понимают. Когда учителя начинают замечать травлю, они уже не могут закрыть на неё глаза и предпринимают шаги, чтобы её остановить.

В «ВЕКТОРе» отмечают, что винить исключительно учителей в возникновении травли нельзя, за исключением тех случаев, когда сами учителя выступают в роли агрессоров.

«Когда мы начинаем искать виноватого, то уходим с верного пути. На поиск „самого виновного“ уходит огромное количество времени и сил, а какой в итоге мы получаем результат? Виновный „назначен“, все переругались, а травля продолжается. Лучше и продуктивнее сразу приступать к вопросу „что делать?“ И вот здесь учителям отводится значимая роль. Одно дело — ты не знал, что в твоём классе дети издеваются над одноклассником, совсем другое дело — когда тебе это стало известно и от твоего вмешательства или невмешательства зависит дальнейшее развитие событий. Именно в контексте действия или бездействия мы рассматриваем ответственность учителей, вносимую ими лепту в усиление или затухание травли».

В пилотных школах проводится анкетирование детей, чтобы узнать их мнение относительно школьных условий. И когда детей спрашивают, кому они рассказывают, когда видят травлю, то самым популярным ответом бывает — «никому», потом — «друзьям». Мало кто рассказывает родителями и ещё меньше — учителям. Но когда детям задавали вопрос: «Как вы считаете, в чьих силах прекратить это?», то чаще всего они отвечали, что это могут сделать взрослые.

— То есть дети шлют прямой сигнал: «Если я, ребёнок, вижу, а вы взрослые — вы тем более должны это видеть. Почему я должен говорить вам об этом?» Ни один ребёнок не в силах остановить групповое давление.

Детский телефон доверия: 8-800-2000-122 (бесплатно, круглосуточно)

***

Мы продолжим тему буллинга. В следующем материале психологи «Вектора» расскажут о том, что делать:

• если тебя травят в школе;
• если травят твоего ребёнка;
• если ты видишь, что травят другого;
• если ты понял, что травишь ты сам.