«Отважное сердце придурка»: поэзия Сергея Дюкина

Рассказ о себе Сергей Дюкин начинает со школьных времён — это связано с тем, что со школой Сергею повезло: пермскую специализированно-гуманитарную школу, в которой ему довелось учиться, Дюкин называет «перманентным праздником». Школа, судя по всему, была и правда очень интересная — типичный эксперимент, характерный для времён поздней перестройки: между учителями и учениками там установились тёплые и человечные взаимоотношения, иногда ученики даже выпивали вместе с преподавателями. Продлился, правда, этот праздник жизни недолго — Дюкин проучился в школе с 90-го по 92-й год, а вскоре она закрылась:

— Для меня этот период был своего рода «осевым временем» в Ясперсовском понимании, — говорит Сергей, — Карл Ясперс называл так период с 6 по 4 века до нашей эры, когда формировалась современная цивилизация. А для меня 1990-92 г.г. были годами, когда формировался я.

Сформировавшись, Дюкин пошёл работать в СМИ. Работал на радио «Медиана», на «Рифее» и «Максимуме», учился в аспирантуре, а затем в Политехе. Только в последние девять лет его карьерный путь более-менее устаканился: все эти годы он работал и продолжает работать в системе высшей школы. В Пермском институте культуры, на кафедре культурологии и философии, Дюкин преподаёт целую кучу дисциплин: культурную политику, основы медиакультуры, культурологию, теорию и практику рекламы.

Впрочем, преподавателем и учёным он осознал себя куда позже, чем стал заниматься музыкой, потому что в музыке он вообще с десяти лет. А то и с года. Во всяком случае, уже в три года он уже отличал друг от друга разных популярных исполнителей: благо, в семье, где брат учился играть на пианино, а мама без конца слушала пластинки и смотрела все подряд телевизионные концерты, обстоятельства к этому располагали. К десяти он уже слушал Битлз и Роллинг Стоунз, а к середине восьмидесятых перешёл, кроме всего прочего, на советскую поп-рок группу «Форум»:

«На самом деле, они просто обдирали „Полис“, „Блонди“ и „Сикрет сервис“ и адаптировали для советского слушателя, но я услышал это в детстве и подумал: „Ого, как бывает“».

Потом Дюкин открывал для себя всё больше разных групп и со временем сам стал сочинять: в каком-то смысле это было неизбежно: «Эта музыкальная культура, — рассуждает он, — особенно влияет на человека, в отличие от остальных культур, которые всё же как-то мирятся с тем, что человек остаётся в роли пассивного слушателя. А тут всем непременно хочется самим стать творцами».

Вот и Сергей тоже стал сочинять, и сочинял сам для себя вплоть до 1992 года, а потом встретился с будущим другом и коллегой Олегом Семякиным. Дюкин впервые показал Семякину (и вообще кому-либо) партии для бас-гитары, роль которой исполняла раздолбанная акустическая «кунгурка» с четырьмя струнами вместо шести. В общем-то, по тем временам это был более чем достаточный зачин для группы, первый состав которой собрался в 1994 году. Сергей тогда как раз увлёкся венгерской культурой:

«У меня на этой почве просто крыша поехала. Я услышал венгерский язык и понял, что хочу на нём всю жизнь говорить».

Одной этой шальной мысли Сергею хватило для того, чтобы не только выучить венгерский, но и начать заниматься культурной Венгрии в универе, а в конце концов написать по ней диссертацию. На жизни вновь собранной группы это, разумеется, тоже отразилось:

«Мы группу назвали „Ismeretlen Ember“. Это переводится как „Незнакомец“, но мы понятия не имели об этом, когда брали название: нам надо было, чтоб было непонятно, как „Операция Ы“».

А название «Ганс Пфалль» появилось позже. Музыканты решили, что должны стать реально популярной группой, а для этого нужно попсовое название. Не то чтобы «Ганс Пфалль», можно назвать таким уж попсовым, но, во-первых, это точно попсовее, чем «Ismeretlen Ember», а во-вторых, как отмечает Дюкин, это было вполне в русле традиции называть рок группы в честь деятелей истории и культуры: «Uriah Heep, Агата Кристи, Александр Невский, Пошлая Молли, в конце концов — отличная группа, кстати». Ганс Пфалль вполне уложился в этот ряд — так звали персонажа рассказа Эдгара По, который на тот момент читал Олег Семягин.

— Это рассказ про то, как мужик взорвал своих кредиторов, — поясняет Сергей, — мы сразу решили, что это наша тема.

На русский язык группа перешла ещё позже — в 1996 году. До этого «Ганс Пфалль», по словам Дюкина, являл собой «баллады Металлики в худшем изводе», и идея перехода на русский была продиктована, во-первых, тем, что вокалистом в тот период стал поэт общества ОДЕКАЛ Семён Соснин, а во-вторых, тем, что «Ганс Пфалль» стал казаться его участникам новой, молодёжной генерацией вокально-инструментальных ансамблей. Но в 1999 году группа распалась, и всем стало непонятно, что делать дальше.

— В любой группе есть люди, которым «очень надо», — рассуждает Сергей, — а есть люди, которые «не против помочь». Изначально людьми, которым «очень надо», были я и Олег Семягин, а в 2001 году, когда группа возродилась, такими людьми стали я и Пётр Кудымов.

Впрочем, после этого группа ещё несколько раз распадалась и возрождалась. Предпоследнее возрождение пришлось на 2004 год — тогда в составе «Ганса Пфалля» появились Александр Мышлявцев, Костя Шафранов и Василий Веселов. Это, четвёртое, возрождение Дюкин считает самым неудачным. Во многом потому, что Веселов пропил первый же концерт нового состава. Концертов в тот период (с 2004 по 2009 год) вообще было мало: в основном группа собиралась на репетицию для того, чтобы мучительно вспоминать, что было на прошлой репетиции. Впрочем, пару раз «Ганс Пфалль» сыграл под минусовку. Один из таких концертов проходил в Театре кукол, и это, по воспоминаниям Сергея, был ужасный и стыдный концерт:

«Вася Веселов однажды прочитал интервью с Майком Науменко, в котором Майк говорил, что настоящие музыканты не репетируют, а кто репетирует, тот просто играть не умеет. По этой логике Вася, разумеется, не репетировал».

Вася Веселов, кстати, и правда долгое время оставался замечательным гитаристом, но то ли Майк приукрасил в интервью, то ли ещё что — короче, концерт, мягко говоря, не удался. После этого Сергей отдалился от группы и занялся сольными музыкальными проектами — например, в 2010 году поучаствовал в фестивале «Европейские акценты в Перми» в рамках совместного венгерско-пермского проекта, в котором писал музыку для перфоманса, причём задействовано в нём было всего два композитора: Дюкин и Шостакович.

В последующие годы Сергей продолжал заниматься музыкой и даже выпустил сольную пластинку под названием «Картофель», но со временем его, по его собственному признанию, одолел стадный инстинкт:

«Многие коллеги стали реанимировать старые проекты, Игорь Трахтенгерц воссоздал „Танцы на траве“, заново появилась „Джамахирия“ и так далее. И я подумал: почему я не с ними?»

Так «Ганс Пфалль» возродился в пятый раз. Причём нынешнюю генерацию с участием Саши Мышлявцева, Вадима Вяткина и Игоря Михалева Сергей считает лучшей за всю историю. С момента воссоединения группа уже дала пару концертов в баре «Искандер», и, судя по всему, будет играть ещё и ещё. Во всяком случае, воссоединение прошло с диким успехом: на первом выступлении в «Искандере» было полно народу, в том числе послушать своего преподавателя пришли и студенты «Кулька».

— Я вообще не разделяю разные сферы своей деятельности, — говорит Дюкин по этому поводу. — Музыка, учёба, преподавание — одно становится логичным продолжением другого. Вот и студенты приходят. Они даже как-то попытались решить проблему укомплектования нового состава группы, но, к счастью, появился Игорь Михалев, и мне не пришлось узнавать, какого гитариста они мне предлагали.

К стихам у Сергея аналогичный подход: они становятся продолжением его музыкальной деятельности. Проще говоря, у него есть тексты к песням, но как таковых стихов нет. Тем не менее, «Ганс Пфалль» не был бы «Гансом Пфаллем» без абсурдной минималистичной поэзии Дюкина, с которой мы и знакомим вас с огромным удовольствием:

Какие-то зубы

Мы плыли в пестрых майках.

Забыли слово жалко.

Пролили клей на гальку.

Ну, были, наверное, все.

Наелись — было поздно.

Разделись — удар наступил серьезный.

Хотелось сыграть на трубе колхозной.

Заметили быстро их.

Приятель сбежал напрасно.

Купались в ботинках красных.

Удар наступил такой ясный.

Мы помнили долго их.

В эфирном масле

О, фонтан молока.

Я боюсь пластилина.

Кот намял мне бока.

Нет у нас вазелина.

Джем — еще не река.

Трое плыли в бензине.

Сокол сьел моряка.

Сколько нужно малины?

В эфирном масле,

В эфирном масле.

О, стакан коньяка.

Ночью скучно в постели.

Кит унес чувака.

Комары улетели.

Синий хвост навека.

Баклажаны доели.

Конь упал с чердака.

Офицеры вспотели.

В эфирном масле.

В эфирном масле.

Давай за 15

С солью дай мне этот кислый бутерброд.

Молью стану утром, или наоборот.

Песни обретают изначальный вид.

Плесень. На окне танцует инвалид.

Давай за пятнадцать.

А может, в пятницу?

Опять каракатица.

Всухую не катится.

Вечно неухоженный какой-то вид.

Лично обегает запотевший стыд.

Больно — я забыл уже, чего хочу.

Вольно, — ближе к вечеру я закричу.

Давай за пятнадцать.

А может, в пятницу?

Опять каракатица.

Всухую не катится.

Ганс Пфалль

Мне все равно, что сыр, что Луна,

Что Голландия с лестницей в яме.

Черным молоком залита

Скамья подсудимых для Пфалля.

Забродило вино в касках,

Значит пора отступать.

Видел я Роттердам в сказке

Величиной футов в пять.

Я Ганс Пфалль, я Ганс Пфалль.

Я ваш новый государь.

Сто добротных шинелей на всех

Приготовил министр мой любимый,

Утонувший позавчера

Во второй кружке темного пива.

Завтра мыши на ужин

С хлебом Луну всю съедят.

Будет шар мой воздушный

На Землю свет отражать.

Зараза

Вывозят отраву.

Спасибо, навалом.

Колодец затянет.

Осушим некстати.

Не видели даже Сатурна

И отважное сердце придурка.

Побег подготовил кузнец.

И, конечно, цветет незабудка.

Заела зараза.

На лоджию слазим.

Поместье заложим.

В Иваново сложно.

Не слышали ночью фагот.

Обретает процессия форму.

Забился под шкаф крокодил

И, конечно, седьмая платформа.

Мясо

Мне прописали очень много мяса,

И я не знаю, как мне быть.

Ведь мясо бывает немного опасно,

И я не могу об этом забыть.

Вырезать можно только половину —

Половину можно сбрить.

Бритва по мясу бежит как в бензине.

Кто же сказал, что так можно жить.

Бритва по мясу бежит как бульдозер.

Убегают поезда.

Мясом опасно питаться на озере.

Да, да, да.