Здесь помню, здесь не помню. Разговоры об истории нашей страны всё больше напоминают воспоминания алкоголика после многодневного запоя, какие-то из них просто вылетают из памяти, какие-то наоборот появляются, хотя на самом деле ничего такого не происходило. Можно ли забыть, чтобы стало легче, те страницы истории, которые вызывают у нас болезненные реакции, а иногда и прямые конфликты с оппонентами, и к чему может привести тактика забвения, об этом в колонке психиатра Александра Вайнера.
— Наконец-то посмотрел «Смерть Сталина» — фильм, запрещённый к кинопрокату в России. Вот что по этому поводу подумал. По поводу запрещения, а не по поводу фильма... Отрицание и вытеснение — феномены, описанные достаточно давно, лет 100 назад, изученные и исследованные вдоль и поперёк. Первым о них рассказал доктор Фрейд. Он понял, что с их помощью психика защищает себя от избыточного напряжения — тревоги и фрустрации. Позднее, более подробно эту тему раскрыла его дочь, Анна Фрейд в фундаментальном труде «Психология Я и защитные механизмы».
Для начала давайте разберёмся, что из себя представляют отрицание и вытеснение с точки зрения психологии. Что может отрицать наша голова? Да всё что угодно — мысли, чувства, желания или даже факты, которые по тем или иным причинам для нашей психики неприемлемы. А неприемлемы они потому, что могут спровоцировать «запретную» агрессию, отчаянный страх и другие малоприятные вещи. С вытеснением всё ненамного сложнее — это процесс непроизвольного устранения из сознательного всё тех же неприемлемых мыслей, чувств и запретных побуждений.
Вроде бы все хорошо. Эволюция подарила нам возможность избавляться от тревоги и напряжения. Но давайте-ка я расскажу про эксперимент Блюмы Вольфовны Зейгарник. Она собирала студентов и раздавала им задания. Часть этих заданий Блюма Вольфовна позволяла студентам спокойно завершить. А часть отбирала недоделанными — под предлогом, что время истекло. Затем она встречалась с «подопытными» повторно и задавала им только один вопрос: «Какие задания вы помните?» То, что молодые люди успевали закончить, они с чистой совестью выкидывали из своей памяти. А вот неоконченные задания они помнили достаточно хорошо. Так появился эффект Зейгарник — эффект неоконченного действия. Дела, которые висят над нами дамокловым мечом, — это очаг возбуждения. И в этот очаг, как в воронку в ванне, утекает наша драгоценная психическая энергия.
А вот теперь следите за руками! Предположим, человек тяжело заболел. Признавать этот факт и идти лечиться — страшно и неприятно. На помощь приходит отрицание. Горе-пациент начинает убеждать себя и окружающих, что всё прекрасно и замечательно. Но голове приходится тратить огромное количество сил и энергии для того, чтобы отрицать очевидное. Отмыть чёрного кобеля до бела такому человеку не удастся. В душе он всё равно продолжает помнить о неприятной правде. Даже невинное упоминание о медицине будет вызывать у такого мужчины гнев и белую, ничем не омрачённую ярость. Возьмём другую ситуацию: женщина начала догадываться, что муж ей изменяет. Голова услужливо вытеснила эту информацию из сознания. Удобненько, конечно, но, опять же, психика будет тратить огромное количество сил, чтобы не замечать и вытеснять этот унизительный и фрустрирующий факт.
Часто механизмы защиты приносят краткосрочное облегчение, но в долгосрочной перспективе это не защита, а обычная медвежья услуга. Мужчина «доотрицается» до летального исхода. Женщина «довытесняет» до развода и попадания в психиатрическую больницу в качестве пациентки. Выступая перед учениками Мичиганского университета, Бродский процитировал Роберта Фроста: «Лучший выход — всегда насквозь». А убегание, отрицание и вытеснение — это жалкая попытка поставить проблему на паузу. Привести она может только к психиатру. Я работал в психиатрической клинике, поверьте, вам там точно не понравится!
И раз уж я сказал «А» по поводу запрета фильма, как-то неудобно не сказать «Б»... Психология фанатичного табуирования кинолент, с пенными вечеринками изо рта запрещающих, изучена ещё в первой половине XX века. Об этом не принято говорить, но К. Г. Юнг во время второй мировой сотрудничал с фашистами. А после войны старательно изучал этот феномен (в смысле не своей нечистоплотности, а национал-социалистической эпидемии в Германии). Один из его выводов звучал следующим образом: фанатизм — признак скрытого сомнения. Я, конечно, ни на что не намекаю, но, как говорил Вини-Пух: «это вжжж не спроста»...
