В диалоге со Вселенной. Вячеслав Смирнов — о магии круга, роли художника и ощущении свободы

Почему круг стал главным мотивом выставки? В чём его магия?

— Так получилось само собой. Я с этими кругами вожусь уже лет 10-15. Потом Татьяна Пермякова (директор галереи «Марис-Арт») предложила собрать из этого серию. Сознательно я такой цели не ставил. Ну круг — это же модель Вселенной, самая популярная в природе форма. У круга нет ни начала, ни конца, всё как в жизни — мы не умираем и не рождаемся, не исчезаем никуда. Колесо Сансары. Собственно, вспомни даже Гоголя и этот обережный круг, который Хома Брут чертил. Ну вот и я в своем затворе — тоже вроде как в обережном круге. Я рисую не на продажу, а сам для себя, познаю жизнь через работу, исследую её. Такой разговор со Вселенной, она мне подсказывает, что делать. Если ты настраиваешься, то происходит этот контакт.

Затвор — как сознательное уединение? Когда внутренние события становятся важнее внешних?

— Ну да. Это необходимо вообще художнику. Когда слишком много суеты, сбиваешься с пути. Надо всегда давать себе время и пространство, чтобы подумать. В каком-то смысле каждый человек художник, потому что у каждого есть право размышлять. И всю жизнь можно осознать как творчество, проявленное в общении с людьми, в ощущениях, в разговорах. Художник просто фиксирует это.

В этом и заключается роль художника (в узком смысле) в обществе?

— Мне кажется, я никакой роли не играю. Не воспитываю никого, просто предлагаю свой взгляд на мир. Если кому-то он близок, то состоится диалог. Но художники не могут существовать вне общества, конечно, вокруг них всегда возникают какие-то люди, — тоже такая магия круга. Может, чтобы этот сквозняк Вселенной ощутить.

Вы говорите: «рисую сам для себя». Но зритель ведь должен быть?

— Да, конечно, у художника должен быть зритель. И сейчас можно просто выкладывать работы в интернете, в этом плане весь мир открыт, и я могу отклики от людей по всему миру получить. Мне вообще всегда интересно, как люди интерпретируют то, что я делаю. Интересно понимать, состоялся у них контакт с картиной или нет. И я ведь тоже — как зритель — так воспринимаю творчество. Это такой мистический коннект.

В случае с абстракциями восприятие работает иначе?

— Наше сознание так устроено — в любой абстракции мы пытаемся найти что-то знакомое, реальные вещи. Но глядя на абстрактную картину, не нужно этого делать, она иначе работает, она влияет, как музыка. Тут не надо понимать, нужно ощущать. Смотришь — и либо возникает пространство, либо нет. Искать конкретные формы интересно только поначалу. Это больше похоже на то, как мы смотрим на небо, на траву — ну что там ты увидишь конкретного? Так вот абстракция — это как вторая природа. Она создана по тем же законам. Просто ощущай и воспринимай.

А случается так, что у вас со своей же картиной не возникает коннекта? Что вы в таком случае делаете?

— Бывает, конечно. Если мне не нравится, я не хочу, чтобы кто-то это видел. Но тут важно не торопиться с оценкой. Бывает, мне кажется, что получилось плохо, а утром я посмотрел — а классная ведь работа! Мне жена тоже говорит, мол, оставь, утром посмотришь. Я последнее время в основном рисую на картоне. Люблю его, он такой несерьёзный: не понравилось — перевернул или выбросил даже. Свободно себя чувствуешь с этим материалом, это важно. Холст уже несёт в себе коммерческое начало, так запросто с ним не получится. А мне важно, чтобы эта энергия свободно текла. То есть муки творчества — это вообще не про меня. Не получается — не делаю. Могу отложить, чтобы идеи дозрели, потом продолжаю. Если не получается — значит, я не готов. Конечно, когда творчество нужно приложить к чему-то конкретному — к театральным декорациям, например (в 90-х В. Смирнов был художником театра «Арлекин», работал над декорациями, костюмами, куклами — Прим.ред.), то там нужно следовать определенным канонам, и я уже иначе к этому отношусь, это уже ремесло, а не творчество в чистом виде.

Ощущение свободы зависит от внешних условий: от времени, среды?

— За мою жизнь уже несколько эпох сменилось. Я начинал работать во времена, когда «абстракционизм» был чуть ли не ругательством, а нас чуть ли не предателями называли, потому что мы не вписывались в систему. Но я не жалею: это было прекрасное время, мы вне этих рамок были и ощущали себя героями подполья, абсолютно свободными. Потом 90-е. Я в это время с «Арлекином» побывал во многих странах на гастролях, много всего увидел — вроде бы формально было больше свободы. Но и трагедий тоже: многие спивались, пытались выжить. Сейчас, конечно, среда более податлива... Но когда я провожу занятия со взрослыми людьми, наблюдаю, что они чаще всего не могут рисовать абстрактные «каляки-маляки», им непременно нужны какие-то правила. Это признак зажатости, внутренней несвободы, режимности, застоя, когда все сделаны по шаблону с детского сада. И это удобно. Но надо ведь понимать, что есть масса других возможностей. И не должно быть монополии на Истину. Но людям так привычнее жить, большинству не нужна свобода.

К слову, психологи говорят, что детей не нужно «склонять» рисовать что-то конкретное. И что обилие чёрного цвета на рисунках — не признак психического расстройства, а способ выплеснуть какие-то мрачные эмоции, достать их изнутри.

— По мне, так очень важно, чтобы дети рисовали каляки-маляки, игрались с красками. Потому что в творчестве — интуитивное спасение. Все наши нынешние ценности заточены на конкретные материальные вещи: то, что я вижу, существует, а то, чего не вижу, — нет. Но мир же не только из вещей состоит. И жизнь так устроена — чёрное, белое... В основном чёрное. Жена смотрит на мои картины: «А что так много чёрного? Рисуй светлыми красками!» А я больше всего люблю чёрный — он такой плотный, загадочный. Но не значит, что мрачный. Чёрного не бывает без белого. В религиях часто бывает такое разделение: вот есть дьявол, а есть бог — вы за кого? Но нельзя же это разделить вообще, оно — единое. В восточном мировоззрении нет такого разделения, там есть Инь и Ян, которые сменяют друг друга, так мир устроен. Если встать на какую-то одну сторону, то будет бесконечный конфликт. Нет чёрного без белого. Вообще нет ничего абсолютного. Когда ты понимаешь это, становится спокойней.

Снова магия круга возникает — круговорот Добра и Зла в природе. Но так сложно спокойно относиться к проявлениям Зла в мире, в самом себе даже.

— Мне вообще близко восточное мировоззрение и понятие Кармы, например. Нет плохих людей — помнишь тот самый диалог Христа с Понтием Пилатом? Просто Вселенная каждому даёт свои задачи, закладывает в человека определённые программы, грубо говоря. И вот ты рождаешься со своей миссией, со своим списком уроков, которые тебе нужно пройти и усвоить. Если ты осознаёшь эту программу — повезло тебе, если не понимаешь — постоянно будут ошибки. Значит, тебе нужно набить эти шишки, что тут поделаешь. Когда ты понимаешь, что мы все — одно, то начинаешь к миру иначе относиться, боишься его обидеть лишний раз. Потому что сам себя в этот момент обижаешь. Осознать это — настоящее счастье. Тогда жизнь перестаёшь воспринимать как набор случайных людей и событий. Всё нам даётся неслучайно, и я к этому очень серьёзно отношусь.

Люди творческого склада часто уезжают из провинции, не видя здесь возможностей для реализации. Но Пермь, согласно вашим взглядам, — тоже не случайное место, верно?

— Как бытовая среда — Пермь ужасна. Но мы же воспринимаем место через людей, через друзей. Я люблю Пермь из-за своих людей, а не из-за эспланады. Наш город — это крайне неудачная социальная структура. Но я его люблю. Как заключённый любит свою камеру, в которой он просидел 20 лет. Ну понятно, что неслучайно я здесь родился. Не Швеции где-то, а в Перми. Значит, в этом есть какой-то смысл. Есть реализация социальная, а есть — творческая. И здорово, что у нас в Перми были периоды развития творческой среды; здорово, что у нас остался Музей PERMM, где сейчас такие сумасшедшие выставки проходят. А вообще я не выделяю как-то Пермь из общемирового контекста — город как город.

Гораздо больше мне нравится природа: Вишера, Чусовая, Кама — вот это чудо, которым можно наполняться. Кама — это древняя река, как Ганг, и её истории мы на самом деле не знаем. Мне кажется, все вот эти соединения во времени как раз и фиксируют художники неосознанно. Потому что невозможно эти миллионы лет осознать. И когда ты начинаешь что-то делать, мистика проявляется — непознаваемая тайна жизни, которая постоянно провоцирует на исследования. Жизнь — это чудо, какой бы трудной она ни была. И не надо бояться никаких её проявлений. Потому что даже смерти нет, вот ведь в чём дело. Когда в это веришь, ты её не боишься. Ты живёшь и понимаешь, что ты будешь всегда. Чего бояться? Все твои близкие люди — они все где-то есть, и в этом смысле ничего не меняется. Вообще вся жизнь внутри происходит, а то, что снаружи, — иллюзия. И вот об этом надо говорить в наших вузах. Что счастье не зависит от материальных вещей. Поэтому куча несчастных людей вокруг — с деньгами и с машинами. Ты живой, и это самое главное. Ты и есть жизнь.

• • Вячеслав Смирнов, наряду с ещё 20 современными пермскими авторами, — участник арт-проекта «Живые картины Перми», на основе его работ пермские школьники создают медиа-клипы. Анимированные абстракции, в том числе некоторые работы из серии «Магия круга», будут представлены на Арт-Перми 2020 (5-15 марта). Проект «Живые картины Перми» реализует ПРОО КАМВА.