Александр Шишлов: Расточительно использовать «Пермь-36» только как музей

Ровно в 11:00 — старт от гостиницы «Урал». Состав экспедиции: Александр Шишлов, Элина Павлова (работник аппарата уполномоченного по правам человека в Пермском крае) и журналист «Звезды».

Итак, Кучино. Музей. У входа нас встречает небольшая делегация: нынешний директор мемориального комплекса Наталия Семакова, экскурсовод Сергей Сподин и историк, заместитель директора ГАУК ПК «МК политических репрессий» Григорий Саранча. К встрече подготовились: нас ждут резиновые сапоги, дождевики — на случай осадков — и горячий чай с печеньками. Но чай потом. Сначала экскурсия по участку строгого режима, которую Сергей Сподин начинает стихами.

После стихов и вводной части становится понятно, что нам расскажут о всех трёх этапах существования колонии в период с 1946 по 1988 годы. Сначала тут валили лес, потом заключённых перевели на другие работы, а в 1972 году в колонии поменялся контингент заключённых — вместо бывших сотрудников правоохранительных органов сюда стали направлять особо опасных преступников, в том числе так называемых «политических».

Направляемся к первой экспозиции, которая появилась уже при новом руководстве. Спрашиваю у Наталии Семаковой, не при ней ли поставили «вот эти столбы с колючей проволокой». Конечно, потом я вспомнил, что столбы и проволока были тут, ещё когда проводилась «Пилорама». Однако директор музея на этот вопрос ответить затруднилась, хотя заверила, что при ней здесь ничего не убирали — только добавляли. Хозяйка музея также сообщила, что я, по её мнению, должен освещать визит Шишлова, а не сравнивать то, что стало с тем, что было, и намекнула, что в противном случае моё присутствие здесь крайне нежелательно. Хорошо, освещаю.

Новая экспозиция в одном из помещений посвящена временам лесоповала. Сергей Сподин рассказывает, что валили лес в основном ссыльные (спецпереселенцы) женщины и дети. Гид высказывается в пользу женщин:

Женщины более выносливы. Их труд использовали, но никто этого не отметил. Именно они создали материально-техническую базу, которая позволила нам победить сильнейшую армию мира — гитлеровскую. Они — источник жизни на земле, они более благоразумны.

С этим не поспоришь. Разве что время создания колонии и время окончания войны вызывает некоторые вопросы о косвенном участии этих женщин в победе.

Видно, что в создание выставки вложено много труда. По замыслу авторов, посетители должны почувствовать ту самую атмосферу — сурово, сыро и тяжело. Вода на полу помещения — это не то, что можно было бы подумать, это часть экспозиции. Валить деревья приходилось в условиях постоянной сырости. Кругом болота.

Далее — рассказ о системе периметров охраны. Экскурсовод с каким-то азартом рассказывает о заборах, специальных ограждениях, датчиках движения и вибрации, о попытках побега и о том, что отсюда сбежать никому не удалось. Слушаем о том, как лихо проводился шмон.

Я всегда завидую людям, которые в совершенстве владеют своей профессией, пусть это токарь или зубной техник. Знающий дело не ведает страха, — говорит Сподин о надзирателях.

Может показаться, что Сергей Сподин своими монологами оправдывает преступления сталинского режима и сам режим. Нет. Не так однозначно. Было и про жестокость, и про издевательства, и про то, как отменяли свидания с родными, придумав нарушение режима заключённым. Но как-то легко, как-то вскользь, может быть, странно неэмоционально. Но было, если быть объективными. Были и неожиданные пассажи. Ветер «задул» некоторые фразы из речи, записанной на диктофон, поэтому могут быть незначительные неточности и неполности, которые не искажают общего смысла.

Про бадминтон и «Аллею свободы» возле барака

Сами политические заключённые называли эту аллею аллеей свободы, считали себя свободными людьми. Костяк политических заключённых был очень сплочённым. Они постоянно действовали против администрации. По любому поводу — не та температура в бараках, плохая одежда, ещё что-то. Все эти вопросы следовало спокойно решать, через администрацию. Но им надо было показать, что они борцы за демократию, борцы с режимом. Они тут (по аллее — Ред.) гулять могли. Там спортивная площадка была — могли в волейбол поиграть, в бадминтон. Но им надо было будировать проблемы. Посмотрите — на 40 километров вокруг ни в одной деревне нет водопровода, центрального отопления, клуба, столовой. Даже сейчас. А здесь всё это было создано для заключённых в 70-е — 80-е годы. На это можно под разными углами смотреть.

Как замначальника колонии съел тухлую рыбу, чтобы предотвратить бунт

— Вот простой пример: как-то заключённым привезли рыбу. Им показалось, что она не совсем свежая. В обед — делегация к штабу. Там помощник начальника колонии стоит. Они к нему подходят и говорят: «Рыба не свежая».

Он так рыбу взял. «А чё, — говорит, — не свежая!» Раз — и съел её. Рыбы нет, и все пошли работать. А стал бы вызывать СЭС, врача — всё, устроили бы тут, как на броненосце «Потёмкин». Потому что туда (на волю — Ред.) надо было нелегальную информацию отправлять. Там (на воле — Ред.) был нелегальный журнал «Хроника текущих событий». Он бы разнёс на весь мир, что тут голодом морят, как в Освенциме.

Они называли этот лагерь Кучинвальд. На самом деле здесь была создана такая инфраструктура, какой не было у вольных людей.

Как заключённые заставили администрацию урезать пайки

— В столовой в меню написано «Борщ — 250 гр.». Повар же не взвешивает. Он черпак наливает, а там может быть больше или меньше. Все заключённые пишут под диктовку жалобы местному прокурору, областному, государственному, Валентине Терешковой. «Не доливают нам, не докладывают». Администрация становится на позицию закона. Ставят весы, на них чашку, наливают ровно 250 граммов. Смотрят, а в чашке-то меньше стало.

Хлеб горою лежал — ешь сколько хочешь. Стало два куска на каждого — чёрный и белый.

Как ленивый кочегар начальника колонии обидел

— Были добросовестные кочегары — кочегарили всю смену. А бывало — лежит, хребет греет. А у нас зимы-то холодные. Ну, раз жалобы есть, начальник лагеря идёт в котельную. А кочегар на лавке лежит. Он его толкнул: «Ты чего лежишь здесь? А кочегарить кто будет?» А тот сразу жалобу писать: «Пришёл начальник лагеря, толкнул меня, на „ты“ назвал...».

У них (заключённых) поддержка извне была. Это были грамотные люди. Не те, которые мелочь по карманам тырят. Были люди с мировой известностью. Мы (в наше время — Ред.) тоже хотим, чтобы соблюдались права человека. Были заключённые, которые боролись за наши права, а были и те, которые не боролись.

Нам удалось получить комментарий бывшего политзаключённого колонии в Кучино Виктора Пестова. Он получил свой срок за распространение антисоветских листовок:

В отношении спортивных площадок для волейбола и бадминтона — это всё делали сами политзеки. Площадку для бадминтона за санчастью мы делали с Юркой Васильевым сами. Сделали площадку, выписали сетку, ракетки и воланы, и после работы играли... Где этот экскурсовод говорил про аллею свободы, да, это правда, там политзеки общались всегда вдвоём... А то, что надо было показать, что мы борцы за демократию, — это не надо было показывать, мы это своей шкурой чувствовали. По поводу температуры и плохой одежды — это правда. Дело в том, что администрация ВС 389-36 игнорировала наши обращения, поэтому нам приходилось обращаться в вышестоящие органы. Я ведь живой свидетель всему этому, и не надо высасывать из пальца всякую херню!

Осматриваем две экспозиции, принадлежащие прежнему руководству музея. Одна из них по-прежнему выглядит как центральная. При показе второй раньше подробно рассказывали истории конкретных людей. Сегодня — очень бегло.

В своём рассказе Сподин часто использует лагерные присказки: «Нет прогулки краше, чем от стола к параше»; «День залётный, день пролётный». Последняя — о режиме питания в карцере через день: один день — пайка 1350 ккал, один — 850 ккал.

Экскурсовод также рассказывает о примитивной психологии надзирателей, о том, что в лагере деградирует и тот, кто сидит, и тот, кто охраняет, отвлекается на собственные рассуждения о политике, религии, любви и свободе.

Повторю, ощущения идеологического перекоса в какую-либо сторону после экскурсии не возникает. Но многое кажется неожиданным и вызывает вопросы. Это касается не только речи экскурсовода, но и новшества в экспозициях. Например, валенки в раздевалке для заключённых. Мы лично общались с Виктором Пестовым, бывшим заключённым этой колонии. Он человек ироничный, поэтому валенки его изрядно повеселили. Такая роскошь, по словам Пестова, заключённым и не снилась.

Экскурсия по участку строгого режима затянулась дольше запланированных двух часов. А ещё чай и, судя по всему, лишь беглый осмотр участка особого режима.

Я благодарен тем заключённым, которые отдавали лучшие годы своей жизни, отдавали жизнь для того, чтобы наша жизнь менялась в лучшую сторону, — заканчивает своё выступление Сергей Сподин.

Какой чай без беседы! Или наоборот? Неважно. Пьём чай, беседуем. Александр Шишлов задаёт хозяевам чая вопрос о возможности возрождения гражданского форума «Пилорама».

Наталия Семакова, директор ГАУК ПК «Мемориальный комплекс политических репрессий»:

Музей на 40 % финансируется из бюджета Пермского края и на 60 % из специальных фондов. Существуют чётко прописанные программы, на которые должны пойти средства. Сказать, что это общественный музей, довольно сложно. Идеологически — да. Но в материально-техническом плане — это всё государственное. Тем более, если мы говорим про землю и про здания, которые всегда были государственными.

Григорий Саранча, замдиректора ГАУК ПК «МК политических репрессий»:

Сама идея «Пилорамы» — это интеллектуальная собственность Виктора Шмырова, и мы на неё не претендуем. Мы не собираемся проводить здесь «Пилораму», потому что это не наш проект.

Допив чай и добеседовав беседу, осматриваем участок особого режима. Семакова совершенно права — глупо побывать в музее и не посетить этот объект. Посетили. Увы, бегом. Через час надо быть в Перми. Это уже кажется нереальным.

Пока едем, Александр Шишлов делится своими впечатлениями:

— Иногда хотелось возразить, а в некоторых местах информация была очень содержательная и выразительная. Но, мне кажется, в таком месте, как «Пермь-36», было бы правильным экскурсионную программу делать более цельной и объединённой теми уроками, которые мы можем извлечь, посещая такие места.

Это особое место, известное всем, кто интересуется российской историей. Насколько я понимаю, у этой колонии три исторических этапа. Для меня «Пермь-36» — это место, в первую очередь связанное с политическими репрессиями.

Проектная деятельность в последние годы была очень активной. Она сделала этот музей известным всей стране не только как место, где был лагерь «Пермь-36», но и как место, где собираются люди с активной гражданской позицией, ведут острые дискуссии, споры, ищут способы развития страны таким образом, чтобы мрачные периоды истории никогда не повторялись. У нового руководства музея — новые экспозиции и большие планы.

Очень хотелось бы, чтобы уникальный проект «Пилорама», который реализовывался здесь многие годы, не был утрачен.

За последние годы обстановка в стране сильно изменилась. Как вы думаете, если даже появится новая команда, готовая возродить проект «Пилорама», возможно ли это сделать в наших реалиях?

— Хочу напомнить, что летом 2015 года Правительством была утверждена Концепция государственной политики по увековечиванию памяти жертв политических репрессий. Совсем недавно распоряжением президента была создана межведомственная рабочая группа по реализации этой концепции. Я вхожу в эту группу. Надеюсь, что на уровне Правительства РФ будет сформирован план реализации этой концепции. Предпосылки к тому, чтобы эта работа велась, существует. Многое зависит от того, насколько активную и последовательную позицию займут гражданские активисты и общественные организации, которым эта тема близка и которые хотят сохранить опыт, который был приобретён за время проведения фестиваля «Пилорама».

Может быть, имеет смысл создать межведомственную рабочую группу, аналогичную той, которая была. В ней естественно смотрелась бы фигура уполномоченного по правам человека, потому что это как раз тот человек, который способствует диалогу, помогает разрешать конфликты.

При этом, конечно же, необходимо развивать собственно музейную часть.

Сейчас в музее расставляются иные акценты. Стараются меньше драматизировать период политических репрессий и больше говорить о героическом прошлом страны. «Если бы не заключённые, мы не победили бы Германию». Материальную часть музея сохранят и приумножат. А как быть с идеологической составляющей?

— У нас есть утверждённый правительственный документ «Государственная политика по восстановлению памяти жертв политических репрессий». Реализация утверждённой концепции, государственной политики невозможна без того, чтобы публично, открыто говорить о трагедии, которая продолжалась десятилетиями в нашей стране и отразилась на сотнях миллионов людей. Любая экспозиция, которая затрагивает эту тему, не может не касаться человеческой трагедии.

— Что вам лично дало посещение музея?

— Конечно, всегда лучше увидеть своими глазами то, о чём столько раз слышал. Посещение этого места даёт большую эмоциональную нагрузку. В силу особой энергетики этого места, было бы расточительно использовать его только как музей в традиционном понимании этого слова. Я очень надеюсь, что удастся сохранить те публичные общественные проекты, которые здесь реализовывались, в том числе знаменитый фестиваль «Пилорама», который проходил на протяжении многих лет и объединял огромное количество людей с активной гражданской позицией.

***

К 17:00 вернуться в Пермь мы, конечно же, не успели. Но опоздали совсем чуть-чуть. Невероятно. Спасибо водителю.

***

• Проследить, как развивалась ситуация вокруг единственного в России музея истории политических репрессий под открытым небом «Пермь-36», вы можете в нашей «Комете»