«И бурьяном не зарастёт, и людям нравится»: парк вымышленных существ Алексея Каштанова

Вы, может, в курсе (раз уж вы читаете интернет-журнал «Звезда»), что раз в неделю я публикую небольшие экскурсии по микрорайонам. Собственно, в Запруд я отправился с этой же целью — он состоит в основном из частного сектора, в который я обычно не лезу, но есть в нём и несколько кварталов кирпичных домов. По этим кварталам я бродил примерно полчаса и успел полностью отчаяться: кажется, впервые с момента путешествия в Лёвшино я терпел фиаско. В них не было вообще ничего интересного. Более того — каждый из них был похож на другой, как две капли воды.

И тут я вышел к многоквартирному дому по Лядовской, 127. И увидел. Даже, можно сказать, узрел. Через дорогу от этого дома шелестела пластиковыми листьями пальмовая роща. А у подножья пальм, в осенней слякоти, виднелись десятки скульптур довольно безумного вида.

Через минуту я простил Запруду всю его серость, а через десять минут полюбил эти одинаковые кирпичные дома, потому что узнал, что в одном из них 59 лет назад родился Алексей Николаевич Каштанов — создатель парка деревянных скульптур.

В частный дом, площадка перед которым со временем превратилась в главную местную достопримечательность, Каштанов переехал в 1972 году. А в 2004 году начал создавать перед домом небольшой, но впечатляющий парк, выдержанный в эстетике ЖЭК-арта, но при этом очень самобытный: если подобные пальмы и цветы из пластиковых бутылок я уже много раз встречал раньше, то деревянные скульптуры выглядели донельзя оригинально. Само собой, мне тут же захотелось познакомиться с автором и узнать, чем и как он живёт.

Алексей Николаевич оказался человеком не слишком разговорчивым, но удивительно добрым — он не особо распространяется насчёт своей биографии или о том, как ему в голову приходят те или иные образы, но зато с удовольствием проводит экскурсию по своему участку и приглашает в дом, в котором уже почти полвека живёт вместе с женой.

— У меня работа не связана с этим, — смеётся Каштанов, извлекая откуда-то с верхних полок деревянный автомат. — Мы же в своё время сами такие игрушки для себя делали, мы умеем. То рогатку, то оружие, то ещё чего. Вот автомат для внука сделал — раньше их надо было пилой выпиливать, а потом лобзики появились, стало ещё легче.

Алексей Николаевич всегда помогал соседям — то лавку сделать, то починить что-нибудь деревянное. А в 2004 году впервые создал вещь без практической надобности, а просто для красоты — это был декоративный колодец, который сохранился до наших дней. А за колодцем последовали более сложные скульптуры и композиции:

«Постепенно начал то и дело этим заниматься. То к одному пеньку что-нибудь прибью, то другой обтешу и как-то поставлю, недавно вот пальмы из бутылок соорудил. Дети окрестные приходят, радуются, во всём районе они знают, что могут спокойно сюда прийти, я ещё и конфет им дам. Вот оно и стоит всё прямо перед домом — не в огороде же ставить, не для себя же я это всё делаю».

Действительно, для детей тут есть все условия: и домик, в котором могут поместиться сразу несколько человек, и песочница с игрушками — в общем, веселье. Но не знаю насчёт детей, а вот взрослым творения Алексея Николаевича вполне могут показаться пугающими. Ну, знаете, все эти демонические лики, странные химеры с телом-деревяшкой и конечностями младенцев, оскаленные медведи, красноглазые снеговики, болотные кикиморы. Есть тут даже один настоящий солдат в танковом шлеме — от времени шлем почти истлел, а сам солдат стал похож на зомби. В общем, что-то такое — на стыке аутсайдерского искусства и контемпорари арт.

Правда, уже через десять минут разговора с Каштановым я с облегчением понимаю, что ошибся: он оказался в хорошем смысле бесхитростным мастером, которому чужды и лишние смысловые навороты, и мрачность восприятия, и всякая провокативность. Я даже завидую ему немного: иногда ведь и правда деревяшка с руками — это просто забавная деревяшка с руками, а оскаленный медведь — просто оскаленный медведь. Я-то уже почти разучился воспринимать такие вещи вне мрачного контекста. А Каштановым движут два мотива, и оба понятны и просты. Во-первых, желание порадовать родственников и вообще всех детей. Во-вторых, стремление содержать собственный двор в порядке:

«У меня же там ещё деревья растут, — с гордостью говорит он. — Дубок растёт, сирень, ёлки. Я это и для внука делал, ну и для себя тоже — это ведь частный дом. У соседей весь палисадник зарос, некрасиво. А тут и бурьяном не зарастает, и людям нравится».

Есть и ещё одно важное соображение, которым он руководствуется — тотальная бережливость. Дом Каштанова — и сени, и мастерская, и кухня, и жилые комнаты — полон самых разных безделушек, от фигурок из киндер-сюрприза до советского антиквариата. Патологическим накопительством он не страдает — просто уже несколько десятилетий он сохраняет всё, что можно сохранить, а потом пустить в дело:

«Вот видите часы? — Алексей Николаевич показывает на странные настенные часы, будто бы сшитые из нескольких частей, обклеенные „киндерами“, советскими значками и прочей мелочью. — Этим часам уже тридцать лет, они почти ровесники дочери моей. У меня ещё в гостиной другие часы есть, даже сам их оформлял. Я же не выбрасываю ничего. Вот взял значки с фигурками — к часам приладил. Чего ж выкидывать-то?»

Он проводит мне небольшую экскурсию по дому — показывает бесчисленные небольшие панно, старые фотографии, поделки, детские игрушки и фарфоровые статуэтки, целую стену, увешанную репродукциями картин, коллекциями значков и внезапно портретом Сталина («Сталина я уважаю», — по ходу поясняет он), несколько самодельных рамок для фотографий в форме разных знаков зодиака. В конце концов, мы проходим в мастерскую, где хранятся особо хрупкие садовые скульптуры, которые он убрал из палисадника на зиму, чтоб не испортились — несколько собак, енот, колобок и прочие. Чтобы мне было лучше видно, он зажигает керосиновую лампу, в которой внезапно начинают мигать светодиоды:

— Ну а что, вот керосинка старая была, не выбрасывать же керосинку.

Мастерская Каштанова оформлена «висюльками» — самодельными шторами, которые он соорудил из паркетных досочек, старых советских монет и ещё бог весть чего. На некоторых нитках болтаются псевдо-хрустальные подвески, типа тех, которыми раньше украшали советские люстры:

— Соседи выбросить хотели, а я взял и использовал. Они на слёзы похожи.

Когда мы возвращаемся в дом, он демонстрирует мне дипломы, полученные от администрации Мотовилихинского района за первое и второе место в оформительском конкурсе «Краски лета». Помимо диплома, каждый раз в качестве приза ему вручали аляповатые настольные часы из пластмассы. Я бы такие сразу выбросил, а Каштанов, конечно, нашёл достойное место в доме и для них. Надо сказать, что они отлично вписались в интерьер.

— Я ведь не делаю, как у всех, — говорит Алексей Николаевич, когда я замечаю, что его скульптуры сильно выделяются на фоне лебедей из покрышек и другого, более привычного нам ЖЭК-арта. — Я делаю так, как у себя. Потому что привык всё делать своими руками. Вот, скажем, вы видели у кого-нибудь такую печь?

Я обращаю внимание на растопленную печь, которая занимает центральное место в доме Каштановых. Сама по себе печь обычная, но Алексей Николаевич украсил её так, что она стала вполне соответствовать общей эстетике его удивительного дома: на белой поверхности печи, окружённое абстрактным узором, красуется выведенное разноцветными маркерами слово «LOVE».