«Каждый год отмечаю Католическое Рождество как день добрых людей»

Многие бывшие узники фашистских концлагерей оказались в Перми случайно. Чтобы уберечься от преследований, они затаились. После плена наступила «молча прожитая жизнь». Им, узнавшим в детстве ужас лагерей, приходилось скрывать этот факт, чтобы не арестовали как пособника фашизма.

Сейчас молчать перестали. Впрочем, вряд ли можно утверждать, что истории узников нацизма так же на слуху, как, например, истории взятия Берлина. И невольно задумываешься, а закончилась ли эта «молча прожитая жизнь»?

«Помню, как фашисты на глазах у моей матери били меня так, что кровь брызгала», — это воспоминания 78-летней жительницы Перми Лилии Васильевны Дерябиной. В восемь лет она оказалась в немецком концлагере «Геттинген». «Потом они выдернули мне один ноготь», — продолжает Лилия Васильевна. Она рассказала всё это на встрече, посвящённой освобождению узников другого лагеря — «Освенцим».

Послушать истории пожилых людей пришли школьники, студенты, журналисты. Сначала организаторы — члены общества «Мемориал» — хотели устроить так называемые публичные интервью, чтобы гости задавали вопросы, а бывшие узники фашизма на них отвечали. Но рассказы жертв страшных событий никто не осмелился прерывать...

«Работница концлагеря спрятала меня от начальника»

Лилия Васильевна родилась на Дальнем Востоке. Во время войны они с матерью оказались в концентрационном лагере в Германии. Пенсионерка вспоминает, как её завели в комнату, где двое военных держали женщину:

— Смотрю, а это моя мама, избитая, опухшая. Её пытали (к тому времени мама Лилии Васильевны работала в канцелярии, она скрыла беглецов из отряда перебежчика Андрея Власова, за это и поплатилась, — прим. ред.). Стали бить и меня. Шрамы на попе остались до сих пор. Последнее, что помню из того дня, — гестаповцы замахнулись на меня раскалённым железом. Мама закричала. А я потеряла сознание. Очнулась в бараке.

«Одна из заключённых тогда сказала: „Бедная девочка, в восемь лет стала седой“. Это правда: вся голова моя вмиг поседела», — добавила рассказчица.

Так получилось, что выжила Лилия Васильевна благодаря немке, одной из служащих лагеря. Та спрятала ребёнка у себя:

— Сами мы лечили ожоги подорожником, — продолжает Лилия Васильевна. — А та немка тайно приводила ко мне врачей. Жила я у неё два месяца.

Потом лагерь стали бомбить союзные войска: подобные учреждения, как правило, открывали рядом с военными заводами. Уже в конце войны американцы освободили узников.

На родине, в Советском Союзе, испытания продолжились:

— Сначала нам с мамой разрешили вернуться на Дальний Восток. Мы поехали туда, но доехали только до Иркутска — нас сняли с поезда. Война с Японией ещё не закончилась. Целый год мы были одни в чужом городе, потом удалось перебраться к родственникам в Пермь.

Лилия Васильевна вспоминает, что в Перми им разрешили поселиться только в отдалённом районе — на Гайве. Здесь она до сих пор и живёт.

Рассказывает, что с самого детства не боится темноты и вида покойников, потому что в лагере видела их и после газовых камер, и после бомбёжек. Добавляет, что болевой порог у неё гораздо ниже, чем у большинства людей: «Бывает, порежусь и не сразу замечаю рану».

— Когда я поступала в институт, честно призналась в анкете, что находилась в немецком лагере. Один из преподавателей отвёл меня в сторону и спросил, действительно ли я хочу поступить на юридический. Говорит, если да, то надо переписать анкету. Я так и сделала — и поступила.

Большую часть жизни женщина не рассказывала о том, что с ней было во время войны. «Извините, я больше не могу говорить», — так закончила она свою историю.

«Каждый год отмечаю Католическое Рождество как день добрых людей»

Слово взяла Зельма Германовна Чебыкина. До войны она жила с семьёй на Украине. Зельма Германовна рассказала, как её отца забирали в трудовую армию — так называли подразделения, которые строили железные дороги и другие объекты. Это был 1941 год:

— Мне тогда уже исполнилось четыре года. Помню, папа всегда носил у себя в кармане несколько булавок. А в тот день (принудительного призыва, — прим. ред.) почему-то забыл их. Я нашла эти булавочки у нас на столе и побежала к нему, чтобы отдать. Так торопилась, что разбила колени, но всё равно успела. В следующий раз мы встретились с отцом в декабре 1945 года, когда война уже закончилась. Тогда папа вернул мне одну из булавочек. Сказал, что всё это время она напоминала ему о нас.

Проводив отца, семья Зельмы Германовны оказалась в оккупации, потом фашисты погнали пленённое население пешком в Польшу.

— К счастью, в Польше нам встретились хорошие люди, — вспоминает Зельма Германовна. — С тех пор я отмечаю каждое Католическое Рождество как день добрых людей.

Поляки втихаря помогали переселенцам — подкармливали. Кроме того, благодаря им пленники вспомнили, что такое чистое постельное бельё.

В Советском Союзе Зельму Германовну опять ждали преследования. Она прошла так называемую фильтрацию. Затем в «скотных» вагонах её вместе с другими узниками лагерей привезли в казахстанскую колонию. Оттуда отправили в спецпоселение на Урал.

Обе рассказчицы в конце своих историй сказали, что им обидно, потому что их судьба словно продолжает находиться в забвении. Лилия Васильевна Дерябина даже принесла с собой справку из КГБ 1989 года о том, что она была узницей концлагеря: «Люди до сих пор сомневаются, спрашивают: правду я говорю или нет».

***

• 27 января 1944 года закончилась блокада Ленинграда, а 27 января 1945 года советские войска освободили фашистский концлагерь Освенцим.
• В Перми живёт более 240 детей-узников фашистских концлагерей, бывших блокадников — 195 человек.