«Читаете Библию, интересно?» Как сотрудники Центра «Э» проводят профилактические беседы с оппозиционерами

«Чтобы провести митинг, нужно согласовывать его за месяц-полтора»

— За 15 дней до планируемой даты региональное отделение «Другой России Лимонова» (не зарегистрирована Минюстом — Прим. ред.) подало уведомление в горадминистрацию о проведении митинга на эспланаде. Нам сказали, что нужно подать уведомление в администрацию губернатора и Роспотребнадзор. Мы это тоже сделали, но в итоге нам отказали по формальной причине. В горадминистрации сказали, что мы сначала должны были получить согласование в администрации губернатора и в Роспотребнадзоре, а уже потом идти к ним. Получается, по нынешним законам, чтобы провести митинг, нужно начать его согласовывать за месяц-полтора.

Мы отказались от проведения митинга, но решили провести на эспланаде акцию за свободные выборы. Главный лозунг: «Власть должна допустить до выборов все политические силы». Я считаю, что выборы нелегитимны не потому, что происходят фальсификации, а потому, что все реальные политические силы от них отрезаны.

Акция была в виде перформанса. Вышли три человека в накидках с символикой КПРФ, ЛДПР и «Новые люди». Они символизировали партии-спойлеры на выборах. Затем я прочитал речь. Потом они сорвали с себя накидки, под которыми были футболки «Единой России». В конце мы развернули баннер: «Ты выбираешь между коммунистическим Путиным, либерально-патриотическим Путиным и новым Путиным».

«И тут мы видим, как по эспланаде к нам бегут 20 омоновцев»

— Акцию мы успешно провели и уже собирались уходить. И тут мы видим, как по эспланаде к нам бегут 20 омоновцев. Нас было семеро, мы скрепились. Постепенно нас силой друг от друга оттащили. Посадили в автобус и увезли в Ленинское ОВД.

В отделе мы провели пару часов. На моих соратников составили протоколы по части пятой статьи 20.2 (Нарушение участником публичного мероприятия установленного порядка проведения митинга) и отпустили. На меня составили протокол по части восьмой (повторное совершение административного правонарушения). Я уже подумал, что проторчу в отделении два дня до понедельника. Но прямо в субботу меня повезли в суд.

«К аресту я был готов: взял тетрадки, карандаши и книги»

— На суде я был с 17:00 до 20:00. Судья Порошин назначил мне 15 суток административного ареста. Из суда меня повезли в ИВС (изолятор временного содержания обвиняемых и подозреваемых). Уже второй раз. В прошлом году меня сначала отвезли в спецприёмник, а потом оперативники отвезли меня в ИВС.

В ИВС меня сфотографировали. Заставили раздеться до трусов. Осмотрели, а потом отправили в камеру. К аресту я был готов: в рюкзак положил тетрадки, карандаши, книги — Библию, романы «Pasternak» Михаила Елизарова и «Золотой храм» Юкио Мисимы. Библию я давно хотел прочитать, ждал, когда отойду от мирских дел (смеётся). На седьмые сутки я от неё подустал и стал читать Елизарова и Мисиму.

В камере было восемь человек: в основном, бывалые люди, они не первый раз сидят. Кто-то за пьяную езду. Кто-то за то, что из магазина украл бутылку коньяка. Кто-то гонял без прав на мотоцикле. Короче, обычные русские мужики.

«Я сижу с лидером партии!»

— Вкратце я объяснил, за что меня посадили. Атмосфера там лёгкая, сокамерники поугорали. Я никого не собирался агитировать. Люди там и так настроены против власти. Реагировали нормально. Стали придумывать локальные мемы типа: «Я сижу с лидером партии!» Заметили, что стали приносить кипяток. А до этого давали еле тёплую воду. И еду вкусную стали приносить, и чай стал крепче (смеётся).

Мне дали постельное бельё, которое отличалось от привычного. Кто-то сразу пошутил: «Это тебе начальник из дома принёс». Один в шутку сказал: «Я, Кирюха, вступаю в твою партию». Потом меня вместе с ним неожиданно перевели в двушку. Это был тоже элемент морального давления, когда тебя из просторной камеры переводят в маленькую. Сидеть там тяжелее. Когда нас вели по коридору, он закричал: «Я же пошутил про вступление в партию!» Но через пару дней нас снова перевели в большую камеру.

«Оперативники Центра „Э“ приходили каждый день»

— На следующий день меня вывели из камеры и объяснили, что ко мне пришли. Опера из Центра «Э». Тресков, Вохмянин, Окунев и Крючков приходили днём в течение последующих пяти дней. Разговоры длились минут 40. Я человек опытный и знаю, что с ними лучше не говорить, а просто молчать. Тогда они устанут и прекратят разговаривать.

Мы находимся в разработке давно. Во время встреч они сообщали факты из моей личной жизни. Подкидывали подозрения о моих соратниках. Они хотели закинуть зерно сомнения, чтобы я лежал на нарах и загонялся: у меня в отделении провокаторы и предатели.

На прощание они могли сказать, что поедут на встречу к моему отцу. Они знали, что он отрицательно относится к моей деятельности. Или к моей девушке, добавив: «А зачем к ней ехать? Она сама к нам приедет! Это не первый раз». У меня это вызывало смех.

Во время встреч с оперативниками ничего, кроме оскорблений, морального давления и унижения моего личного достоинства, не происходило. Только однажды они принесли материалы проверки по уголовному делу по статье 319 УК РФ (Оскорбление сотрудника полиции при исполнении). Во время акции на эспланаде я сказал зрителям: «Посмотрите, люди пришли высказать своё мнение, никому не помешали, и прибежали эти черти в погонах и их забрали». Меня повеселило, что эту новость оперативники принесли во время того, как я читал Библию: «И имя им легион».

«Назвал дебилом и толкнул меня в плечо»

— Если бы я не выходил из камеры на эти встречи, меня бы силком потащили. Поэтому на шестой день, когда меня опять повели к ним на встречу, я дошёл до комнаты и у порога спросил: «Это кто?» Опера вышли, ткнули мне в лицо свои корочки и сказали: «Мы же знакомы с вами, Кирилл Альфредович». Я ответил, что отказываюсь от общения с оперативниками без своего адвоката. Тем более, я расписывался в памятке, что имею право на юридическую поддержку.

В коридоре состоялся долгий спор, во время которого сотрудник ИВС оскорбил меня, назвав дебилом и клоуном, несколько раз схватил меня за плечо и отказался разъяснить мне мои права, сказав, что я должен сам их знать. Лексика и сила убеждения у них была на уровне поселкового участкового. Он согласился, что я имею право отказаться от общения с ними, но всё равно требовал, чтобы я зашёл в кабинет. Якобы только после этого он отведёт меня обратно в камеру. Этот диалог продолжался около получаса и, помимо оскорблений, они угрожали мне, что будут возбуждены новые дела, если я не буду выполнять их требования.

После всего этого пришёл другой сотрудник и повёл меня в мою камеру. Сотрудник, что отводил меня изначально, схватил меня за кофту и толкнул в сторону решётки.

«Тюрьма вздрогнула»

— В камере я написал заявление на имя начальника ИВС, чтобы мне вызвали прокурора по надзору за исправительными учреждениями, потому что у меня есть жалобы на нарушения. Ко мне пришла замначальника ИВС Бобырина. Она спросила, что за бред я написал. Я ответил, что мне с ней не о чем разговаривать, что они обязаны принять у меня заявление и прислать регистрационный номер. Она сказала, что ничего мне не обязана. Позже мне всё-таки принесли регистрационный номер.

Затем я написал прокурору по надзору жалобу, в которой просил проверить все вышеизложенные факты, в том числе запросить записи видеокамер, опросить сотрудников, находящихся там в тот момент, проверить данные деяния на нарушение УПК, ФЗ № 67 и УК РФ, провести прокурорскую проверку ИВС на наличие других нарушений закона, всего я составил восемь пунктов.

Один из сокамерников пошутил: «Тюрьма вздрогнула» (смеётся). Сотрудник ИВС на следующий день спросил: «Ты что ли заяву написал? Ну там начался п...ц [разборки]. Сотрудника морально уже от...ли [провели профилактическую беседу]. А скоро ещё прокурор с проверкой приедет».

«Ночью свет в камере не выключали»

— День в ИВС начинался в 7 утра. Сотрудник просил вынести мусор. Потом можно было опять лечь спать. Чёткого распорядка дня не было. Иногда сначала давали завтрак и кипяток, а потом начинался шмон. А иногда наоборот.

Во время шмона сотрудник осматривал личные вещи, переворачивал матрасы — в общем, что-то искал. Потом измерял температуру, спрашивал, идём ли гулять, нужно ли позвонить, хотим ли в баню. Каждый день было положено 15 минут на звонки. Выдавали личный телефон, с которого я звонил. Дважды я ходил в баню.

После завтрака шли на прогулку. Во внутреннем дворе три на пять метров под железной решёткой можно было погулять минут 30. Потом был обед, ужин и отбой.

В отличие от спецприёмника, в камере ИВС не было телевизора и радио. А свет не выключался даже ночью. Основная масса людей жаловалась на кровати, основания у них были сделаны из металлических прутьев. У многих после лежания на такой кровати болела спина. Туалет — дырка в полу. Он огорожен метровой стенкой, есть дверь.

В камере не было кипятильника и электрического чайника. Кипяток нам приносили три раза в день в пятилитровых пластиковых бутылях. Чтобы вода не остывала, мы заворачивали их в матрасы. Ночью сокамерники жгли простыню и подогревали воду в алюминиевых кружках.

За срок родственники могли передать 30 кг продуктов. Это мало. В прошлый раз мне приносили бутыли по пять литров воды. И она быстро закончилась. В этот раз я просил воду в бутылях по полтора литра и растягивал её на несколько дней. Воду сотрудники не дают, только кипяток. Была такая история. Как-то в камеру заехал Саня, он постоянно хотел пить и есть. Он постучал в дверь и просил у сотрудников воды: «Я сейчас засохну!» В глазок сотрудник ему медленно сказал: «За-сох-ни!»

В каждой камере есть видеонаблюдение. Доступ к ней был у оперативников Центра «Э». В свой первый визит они спросили: «Кирилл Альфредович, читаете Библию, интересно?» Перед встречей с ними я как раз её читал.

«После ИВС на меня составили протокол и повезли в суд»

— Визиты оперативников прекратились, но ко мне два раза приходили судебные приставы. На мне два штрафа — от Свердловского и Ленинского суда. Один на 1 500 руб. за видео во «Вконтакте» с символикой запрещённой в РФ партии НБП. А другой — на 20 тыс. руб. за организацию народного схода в Черняевском лесу.

В первый раз на меня составили протокол за неуплату штрафов. Когда пристав вышла, в комнату вошёл оперативник. Я стал стучать по столу и требовать, чтобы меня увели в камеру.

Второй раз на меня составили уведомление с требованием явиться к судебным приставам 16 августа. Мне объяснили, что я должен прийти и написать объяснительную, почему я не смог заплатить вовремя штраф. После 15 суток в ИВС я пришёл к судебным приставам. Там на меня составили протокол и повезли в суд. Я проклял весь мир!

Секретарша в мировом суде сказала: «Не переживай, дадут сутки административного ареста». Я уже готовился к речи, в которой хотел сказать, что это негуманно. Во-первых, я только что отсидел 15 суток, а меня опять хотят закрыть. Во-вторых, в мае я уволился с работы, чтобы подготовиться к экзаменам, у меня не было возможности выплатить штраф. В итоге судья удовлетворил моё ходатайство об адвокате, суд перенесли.

Сейчас я планирую изучить законодательство об административных арестах, чтобы подать жалобу. Людей нужно наказывать соответственно их проступку. Если людям назначили административный арест, значит они должны находиться в спецприёмнике, а не в ИВС.

А ещё я планирую написать жалобу на оперов, которые приезжали ко мне каждый день. Они находятся на работе и получают за это бюджетные деньги. Что это за работа: приезжать каждый день в ИВС и разговаривать на отвлечённые темы? Они за это получают зарплату?