Механика театра: Пермский академический Театр-Театр

Не так давно в поиске ответов на волнующие вопросы закулисной анатомии (и сценического мироздания, конечно) мы презентовали проект «Механика театра» рассказом о пермском ТЮЗе. Нас по-прежнему интересует, как налажена «внекадровая» работа этого зрелищного вида искусства и кто её выполняет. На этот раз свой занавес приоткрыл Пермский академический Театр-Театр.

Помните неоднозначный способ прочтения «Анны Карениной» Джо Райтом? Наша экскурсия по театру, умеющему играть в классиков, оказалась лишена нарочитой условности искусственных интерьеров, за которую многие невзлюбили упомянутую экранизацию. Зато она абсолютно точно передала такую же динамику бесконечно трансформирующихся декораций. Всё потому, что мы пришли в Театр-Театр накануне премьеры нового спектакля и застали раскалённый рабочий процесс.

В фойе служебного входа вбегает бурливый и, как выяснится позже, остроязычный актёр Алексей Лукашов, вызвавшийся провести нам экскурсию.

Алексей Лукашов:

— Сейчас театр вышел на подготовительный этап премьеры «Ричарда III». Началось безумие во всех цехах: кто-то дошивает, кто-то докручивает, все что-то красят, штукатурят, бьют, стучат. Каждая предпремьерная десятидневка напоминает эпидемию. Театр сходит с ума! На самом деле это важный и увлекательный процесс.

На ходу, всё время опережая нас на пару шагов, Алексей кратко рассказывает историю своего театра. Не переставая менять интонации, делает акцент на долгожданной второй части реконструкции, которая сулит ТТ лучшую, после Большого театра, сцену страны.

Алексей Лукашов:

— Раз заговорили о сцене, сразу её и посмотрим. А потом уж про «бытие определяет сознание». Её планшет является одним из самых больших в стране. Несмотря на то что здание типовое, сцена здесь увеличена. Например, спектакль «Алые паруса» с нашими декорациями нигде больше не поставить.

Речь экскурсовода ударяется о деревянные ярусы, которым предстоит стать основой будущей премьеры. Установка происходит прямо при нас. Беседа об оснащении сцены ведётся у внушительного гроба (вспомните настроение шекспировской пьесы), мимо которого мелькают целеустремлённые монтажники.

Алексей Лукашов:

— Наша верхняя инженерия — самая пафосная. Она вся на электронном управлении: три монитора, 42 штанкета, управляемых джойстиками. Вся машинерия сцены полностью компьютеризирована. Каждый штанкет выдерживает порядка 400 кг. Например, вес декораций спектакля «Доктор Живаго» составляет 16 тонн. Платформа, которая поднимается и опускается, весит 4 тонны, что совершенно не затрудняет её движения. Помимо планшета сцены и его зеркала, существуют технические карманы, которые завешиваются кулисами. Тут хранятся декорации текущего репертуара. Диаметр круга нашей сцены составляет 9 метров, плюс кольцо 3 метра. Вращаться они могут независимо друг от друга: в разные стороны, с разными скоростями. А когда произойдёт реконструкция нижней части сцены, она сможет ещё и подниматься отдельными частями. Надеемся, следующим летом это случится.

Если говорить об архитектуре здания, театр выстроен ярусами вокруг сцены. Мы сейчас стоим на третьем этаже. Под нами, на втором, находится механическое оснащение. Там несколько постапокалиптическое пространство. Над нами ещё три этажа. Получается, шестиэтажный дом. Маленькая «нашлёпка» на вершине театра — это техническая шапка, куда уходят все декорации, световое оснащение. Которое, кстати, у нас регулярно эволюционирует. По этому показателю мы считаемся одними из лучших в России. Когда едем на гастроли, театры не могут выполнить условия райдера — у них просто нет физической возможности! Например, наш спектакль «Пиковая дама» не встанет никуда. Из всех театральных площадок Москвы ему подойдёт разве что театр Советской Армии. Это небольшая проблема.

Щелчки нашего фотоаппарата вызывают нечастые, но меткие взоры многочисленных юношей из монтировочного цеха, не отрывающихся от ловких манипуляций с пультом и декорациями. Поэтому вопрос об оснащении «человеческом» напрашивается сам собой.

Алексей Лукашов:

— Численность штатного персонала театра — более 400 человек. Из которых актёрская труппа — 53 человека. Оркестр — 30 человек. Балетная труппа — 15 человек. Условно говоря, сто человек творческого персонала, и более трёхсот — технические службы, занятые в цехах.

Почти покинув сцену, встречаем женщину, которая, кажется, одним лишь движением брови переставляет фигуры людей, ответственных за размещение материальной среды спектакля.

Алексей Лукашов:

— Это помощник режиссёра — человек, который последним визирует готовность спектакля. Необходимость длинных антрактов некоторых спектаклей обусловлена великими перестановками декораций. И пока Валентина Копылова лично не проверит все эти станки, их устойчивость, верное расположение и грамотную настройку, следующий акт не начнётся. Ответственных перед помощником режиссёра можно считать отдельным цехом, поддерживающим функциональный порядок.

Сквозь актёрский накопитель (оказывается, так именуется коридор возле сцены) проходим к реквизиторам. Бойкий чичероне продолжает оживлённый рассказ.

Алексей Лукашов:

— Реквизиторский цех напоминает бесчисленные полки «Икеи». Пространство, которое находится этажом ниже, — «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой». То есть склады текущего и минувшего репертуаров. По сути, это цех хранения и эксплуатации. Производится же эта история в бутафорском цехе, который находится наверху.

На пути к нему и приключениям заглядываем в мужской костюмерный цех. Рассуждая о гардеробной зависти девочек всем актёрам Театра-Театра, Алексей предлагает прорыться в пространственные глубины с нарядами.

Алексей Лукашов:

— Это первый склад мужских костюмов текущего репертуара. Их два. Вся остальная одежда с отработанных постановок уходит на шестой технический этаж. Там можно найти костюмы со спектаклей 50-х, 60-х гг.

По аналогии с мужским, существует и женский. В их владениях всё более пышно, что характерно для дамских костюмов. Там тоже два склада текущего репертуара. В понятие костюм входят и аксессуары. Но если одежда изготовляется в пошивочном цехе, то обувь, например, заказывается отдельно. Так же, как пошив почти всей военной формы, — это делается в специализированных ателье.

Работают здесь три человека. Руководитель этого цеха, Муза Александровна Соколова, в театре более 40 лет. Местных работников мы называем «одевальщицами». Поскольку артистов академического театра характеризует то, что их надо одевать.

Светлые коридоры огромного холдинга по производству спектаклей приводят нас на четвёртый этаж. Здесь располагаются женские гримёрные. Мужские ниже, на третьем, да и количество человек на квадратный метр больше. Наш сопровождающий неунывающим тоном трунит над проблемой гендерной дискриминации.

Ещё тут находится один из репетиционных классов, вокальный кабинет, кабинет музыкального руководителя Татьяны Виноградовой, в котором зреют глобальные замыслы. Театр-то поющий.

Вполне ожидаемым на этом, женском, этаже стало обнаружение гримёрно-постижёрного цеха. Входим внутрь.

Алексей Лукашов:

— В штате этого цеха четыре человека. Как видите, тут шесть зеркал и несчётное количество кистей и разных расчёсок-щёток. Несмотря на полное оснащение гримёрных столов в грим-уборных, у нас редко кто самостоятельно берётся за видоизменение внешности. Предпочитаем доверяться профессионалам.

Среди голов с накладными волосами выплывает гримёр-постижёр Инесса Щелёва.

Инесса Щелёва:

— Я целенаправленно шла в театр. В моей истории нет случайностей. Точно знала, что мне нужно. Получала специализированное образование, интересовалась нюансами профессии. Особенность моей работы состоит в том, что я чуть ли не последний человек, с кем видится артист перед выходом на сцену. Бывает, что актриса, которой предстоит сыграть глубокую драматичную роль, приходит в противоположном образу эмоциональном состоянии.

Алексей Лукашов:

— Вот тут Инесса ей настроение и портит!

Инесса Щелёва:

— Ну зачем же? Чаще мы просто разговариваем о предстоящем спектакле. Вживаемся в образ.

На глаза попадаются устрашающие приспособления, с помощью которых создаются парики, и мы вдруг вспоминаем, что держали путь к бутафорам. Прощаемся и позволяем ногам унестись на пятый этаж. Тут находятся основные цеха по изготовлению спектаклей: бутафорский, декорационный. Последний, как нам рассказали, систематически используется в качестве репетиционной площадки благодаря своим размерам.

Алексей Лукашов:

— Большие спектакли репетируются в декорационном цеху, либо в фойе, т. е. там, где пространство хотя бы чуть-чуть приближено к объёмам сцены. Где можно вместить 80 человек — 30 оркестра и 50 труппы. Часть репетиций премьеры Шекспира происходила именно здесь.

Для перемещения по театру грандиозных декораций существует лифт. Почти раскачиваясь над едва прикрытой бездной, Алексей говорит:

— Чтобы поднимать и опускать декорации на доработку и починку, выстроена вот такая конструкция: высота, лебёдка, крючок. Прямо под нами минус два этажа до кармана сцены. Если какую-то декорацию необходимо привести в порядок, она приезжает сюда, чтобы не пришлось волочить её узкими коридорами.

Здесь у нас работают художники... Невозможно даже специализацию какую-то выделить! Творцы-универсалы, мастера на все руки — они делают всё!

Эти слова и о бутафорах, к которым мы, наконец, дошли.

Алексей Лукашов:

— Здесь изготавливается всё то, что потом хранится в реквизиторском цеху. Это фактически одно из немногих мест театра, где люди умеют работать руками (потому что все остальные умеют работать только языком!). О, видите вот тот железный трон, будто для нового сезона «Игры престолов»? Это как раз декорации для «Ричарда III».

Вытеснить из сознания мысли о жажде власти и кровавом насилии удаётся только в гостях у прелестной белокурой Светланы Шестаковой. Её представляют нам как специалиста очень узкого профиля. На столе чуть ли не единственного в городе мастера (в Перми есть всего два-три человека, профессионально занимающихся изготовлением головных уборов) лежит фотография английской принцессы, на которой та, разумеется, в шляпке.

Продолжая хитро вращать в ладонях изделие, Светлана делится:

— По образованию я художник-модельер. Работала в Хабаровском театре музыкальной комедии, на практике всему и научилась. Там же оперетты разные, а это очень-очень много головных уборов, в том числе со всякими перьями. Время изготовления одного головного убора всегда разное, но в среднем мне удается соорудить его за смену.

Отправляемся разглядывать эскизы в пошивочный цех.

Алексей Лукашов:

— Люблю спич о том, что здесь работают местные вьетнамцы, которые днями и ночами не перестают шить. Эти стены хранят самые страшные тайны артистов: у кого какая талия, у кого какая грудь. Одна из самых судорожных предпремьерных работ ведётся тут, потому что артисты уже вышли на сцену. А выстраивать свет без костюмов нельзя, иначе будет непонятно, как ткань сыграет свою роль под софитами.

Среди других в Театре-Театре особенно важным считается звуковой цех.

Потому что в этом театре даже драматические спектакли идут с микрофоном. В ожидании встречи со звуковиками, забегаем в оркестровую яму.

Алексей Лукашов:

— Собственный оркестр как штатная единица появился у нас в 2011 году. В «Ричарде III», как мы видим, он тоже частично занят.

Вот мы попадаем на световой балкон, через который проходят в цех, ответственный за аудиальное насыщение спектакля, и становимся свидетелями живой репетиции на сцене. По залу разлетается немецкая речь — режиссёр постановки Андреас Мерц-Райков, прибывший из Германии, даёт указание артистам, восседающим за длинным обеденным столом.

Алексей Лукашов:

— Зрелище почти уникальное. Процесс подготовки очень мистический — артисты люди суеверные, поэтому спектакли друг у друга мы обычно не подглядываем.

С новым знанием входим к техникам по звуку. Они вальяжно рассуждают:

— Оборудование у нас самое лучшее: стоит дорого, может всё. Любые фантазии можно воплотить, были бы приборы. Раньше наши места были там, где сейчас располагаются VIP-ложи. Там было лучше, мы видели процесс на уровне сцены, как зрители. Сейчас пишем всё на нулевом ряду, а потом возвращаемся сюда.

Систематизируя полученную за время экскурсии информацию, приходим к выводу, что каждый спектакль очень сильно индивидуализирован. Даже время подготовки индивидуально. Например, «Алые паруса» делали полтора года, а «Ричарда III» начали репетировать менее чем за два месяца до премьеры — 13 августа.

Алексей Лукашов:

— Зато матрица его изготовления, если говорить о театре как комбинате по деланию зрелищ, не меняется!

С нашим театром работает много приезжих режиссёров, это очень интересно в профессиональном вопросе: ты получаешь возможность поработать с разными людьми и научиться приспосабливаться к их методам. После утверждения пьесы и кастинга, наступает время читок, во время которых спектакль постепенно встаёт на ноги.

Картинка за картинкой, сцена за сценой, акт за актом спектакль собирается в репетиционном зале. И только за десять дней до премьеры театр останавливает эксплуатацию большой сцены полностью. Спектакль как машина собирается — каждый цех выдает свои детали.

Как правило, внутренний процесс постановки очень закапсулирован, и твоя единственная возможность посмотреть её до премьеры — момент сдачи. Если, конечно, ты не занят в ней сам.

Нам, не занятым в постановке, удалось увидеть главное — напряжённые тросы мышц внутренних элементов Театра-Театра, яростный энтузиазм и примечательную молодость коллектива. Премьера готовилась со взрывной, без преувеличения, энергией.

Добавим, что посмотреть «Ричарда III» вы можете 14, 15, 27 и 28 ноября в Пермском академическом Театре-Театре.