Сергей Старостин: Чтобы спеть народную песню, исполнителю нужно быть личностью

Сергей Николаевич, восприятие песен у каждого своё. Писатель Салман Рушди назвал песни разрешёнными обществом снами наяву. Что такое песни для вас?

— Трудно конкурировать с такой мудростью... Лично для меня песни — это те обструганные дощечки, из которых построен ковчег, что позволяет мне перемещаться в житейском море. Если бы у меня была всего одна песня, я бы мог её рассматривать как огромный ботник, вырубленный из цельного дерева, какие делали на Руси испокон веков. Из вековой осины строили лодку для движения по жизни. Лодка в иной мир изготавливалась из той же древесины...

Но в вашем репертуаре не одна песня, а в коллекции фольклора, собранной вами в экспедициях, насчитывается около 3 000 записей.

— Да, эта коллекция складывалась десятки лет как результат многих фольклорных экспедиций по стране. Но я не все из этих песен пою. Ни один человек, мне кажется, не в состоянии запомнить три тысячи песен. Разве только тот, кто поёт в ресторанах и кому в силу профессиональной необходимости нужно помнить песни на все случаи жизни. Мне достаточно 150-200. По мере того как растёт твой жизненный ковчег — расширяется и песенный репертуар.

А в какой форме существуют те песни из коллекции, которые вы не исполняете?

— Я не чахну над ними, как Кощей над златом. Три тысячи песен — то, что мне удалось записать за всю жизнь. Коллекция почти в полном собрании хранится в фонде лаборатории народного музыкального творчества Московской консерватории. Часть её есть у меня. Я делюсь этим, потому что считаю, что кладовая народной культуры и мудрости должна быть открыта для всех.

Как можно обеспечить эту открытость? Ведь песни живут тогда, когда их поют...

— Это правда. Доступ к народному наследию — одна из самых актуальных проблем, на мой взгляд. С одной стороны, всем желающим нужно обеспечить свободный доступ к собраниям народной музыки. С другой стороны, сегодня найдётся не так уж много людей, которые вообще задаются вопросом, где найти корневую народную песню. Для человека, который хотел бы услышать источники, их поиск представляет определённую трудность, потому что сначала он должен знать, наследником какой культуры является.

Говоря «русская культура», мы подразумеваем что-то общее для всех, знаковое. Но давайте оглянемся вокруг: по каким песням узнают нас в мире? По песне «Катюша», которая не является народной. По кабацкой песне «Калинка». Возможно, широко известна «Во поле берёза стояла...». Однако дальше второго куплета никто не знает, что за печальная история рассказана в той песне. И вот человек интуитивно стремится приобщиться к корням своей культуры, но не знает, что именно представляет собой фольклорный массив, хранящийся в аудиозаписях и оставленный нам в наследие. Что это такое? Чтобы разобраться, сначала необходимо структурировать знание.

Если представить образ — как выглядит это песенное богатство? — то сравнить его можно с... жанровой коровой. Рога нужны ей, чтобы бодаться, защищаться. Копыта нужны, чтобы ходить по пастбищу. Вымя — чтобы давать молоко, выкармливать телят. В народной песне, как в природе, ничто не бывает просто так, искусственно, без причины.

Хотите сказать, что каждый жанр народной песни имеет своё прикладное назначение?

— Конечно, причём в огромном объёме и жанровом разнообразии. Колыбельная предназначена, чтобы усыплять младенца. Обрядовые свадебные песни — чтобы молодые, покидая дом родителей, совершили переход к самостоятельной жизни. Жнивные песни исполнялись во время сбора урожая. Песня всегда была применима к делу, ко времени, к событию.

Вы неоднократно говорили в прессе, что вас волнует то, что мы обладаем огромным культурным богатством, но сами не знаем, в чём оно заключается.

— Это действительно наша беда...

Какую цель вы перед собой ставите, обозначая эту тему, привлекая к ней внимание? Вы хотите вернуть народу чувство собственного достоинства?

— Чувство собственного достоинства возникает, когда обретаешь себя и понимаешь, что за тобой стояли миллионы талантливых людей, твоих предков, которые жили на этой земле, создавали всю эту красоту, передавали своё творчество по наследству. Когда это чувствуешь, слушая народную музыку, понимаешь: вот мощнейший фундамент. Это и есть корни, связь с родом. У каждого из нас в той или иной степени есть потребность эту родовую связь обрести и сохранить.

Как подключиться к корневой системе народной культуры современным людям?

— Однозначного ответа я не могу дать. Мне посчастливилось войти в эту систему с помощью музыки. Хотя богатство, накопленное народом, не ограничивается только музыкой. Вот мы сейчас сидим в прекрасном музее «Хохловка», перед нами — очевидные, вполне материальные объекты наследия народной культуры. Мы можем видеть, как строились из дерева дома, церкви, солеварни, мельницы, колокольни, амбары. Мы можем к ним прикоснуться и восхититься: вот рука мастера! Это мастерство наглядно, осязаемо и красиво.

В отличие от памятников древнего зодчества, песней можно восхититься только тогда, когда она звучит, исполняется в первозданном варианте?

— Это очень сложная тема, и я могу сказать почему. Время не стоит на месте. В мире происходит множество изменений, уводящих человека от сути народной культуры в сторону. Тех, у кого нет корневой «прививки» — а таких сегодня большинство, — легко соблазнить, смутить, сбить с пути. Традиция по большому счёту лишала человека выбора. Каждый этап его жизни был предустановлен. Сегодня же у нас слишком много свободы и слишком много выбора. Так называемая свобода — страшное испытание для человека. Оказавшись перед свободой выбора, на самом деле мы оказываемся в тупике. Мы все ратуем за свободу, все о ней кричим и требуем. Но если проанализировать, что с нами произошло за «период снятых намордников»... Как мы воспользовались своей свободой выбора? Положа руку на сердце, похвастаться особо нечем. Мы чувствуем себя потерянными. А предки наши, которые жили согласно наследным знаниям, соблюдали преемственность, крепко стояли на ногах и всегда знали, что их ждёт в жизни. Подвижки в развитии (то есть эволюция) всегда были. Хотя они не носили характер экстремальный, жёсткий, радикальный.

Свобода на пользу тому, в ком уже есть внутренний личностный стержень?

— Знаете, что говорят по этому поводу святые отцы? Это давно известно. Они говорят: «Поверь в Бога и делай всё, что захочешь». Если ты будешь знать, по каким божественным законам выстроена Вселенная, как строится взаимодействие человека и общества, каким образом налаживаются связи между людьми, между человеком и трудом, между взрослым и ребёнком и так далее, то вот тогда ты можешь воспользоваться своей свободой. Нужно только познать всё то, что окружает наше Я. Мы же по большому счёту эгоисты, мы очень себя любим. Многие говорят: «Мне на себя наплевать...» Неправда! Человек, который так говорит, — самый беспробудный эгоист.

Как традиция регулировала размер эго?

— В традиции существовала система ценностей и законов, по которым человек жил. Музыка способна пробуждать в людях генетическую память, связь с культурой предков. Мне об этом многие говорят. Я знаю свою родословную, помню бабушку и деда. Для меня именно они были той сцепкой, разветвлённой корневой экосистемой, которая меня поддерживала с детства. К счастью, я её не отринул, а, наоборот, посчитал необходимой для существования моей собственной жизни. Я считаю, что можно найти эти корешки, даже если родовые связи утрачены. Их нужно искать, но для этого требуется серьёзная внутренняя мотивация.

Вернёмся к народным песням. Известны случаи, когда профессиональным вокалистам предлагалось спеть многоголосие русской песни, и это было для них слишком сложным испытанием. Почему же тогда, по вашему мнению, народные песни принято считать простыми в исполнении?

— Не пугайте людей. Народная песня — это просто, если знаком с языком, если понимаешь систему развития движения мелодии внутри каждой народной песни. В обретении навыка исполнения многоголосия важна интуиция, слух и определённая степень человеческой мудрости.

Во время фольклорных экспедиций мне встречались потрясающие люди, у которых я выпытывал эту мудрость, по крохам собирал. И одна бабушка из Курской области, которую я всегда привожу в пример, Марина Алексеевна Бочарова — фантастическая мастерица игры на флейтах Пана (в русской традиции этот инструмент называется кугиклы). Это многоствольчатый инструмент, состоящий из полых тростниковых дудочек разной длины. Реликтовый инструмент, каких в мире осталось немного. Он звучит настолько архаично, что не верится, что на дворе XXI век.

Фрагмент передачи Сергея Старостина из цикла «Мировая деревня»

Так вот, Марина Алексеевна говорила о простых вещах. К ней приехала молодая девушка, которая хотела научиться играть на флейте Пана. И из уст Марины Алексеевны я услышал: «Как я научу? Она может научиться, а я не могу научить».

Если у человека есть мотивация, он обязательно найдёт своего учителя, будет рядом с ним, будет за ним по пятам ходить, слушать, ловить каждый звук, каждое слово. Если ты пытлив и внимателен, если у тебя есть слух, то непременно добьёшься своего. Поэтому, с одной стороны, исполнение народных песен — это просто. С другой стороны — это очень сложно. Потому что сам путь к исполнительству непрост.

Здесь работает тот же принцип, как и в любом учении, — прямая передача знаний от учителя к ученику?

— Конечно. К сожалению, существует и опыт преподавания народного творчества как предмета в учебных заведениях. Во многих из них можно встретить хор. Певцам дают программу, разучивают музыкальный материал. Они вроде бы поют. Но... Я вот лично не верю, что это делается из необходимости для этих людей петь и необыкновенной любви и открытости. Формально научить человека извлекать звуки из инструментов и петь можно. Для этого нужны время и методика. Но такой подход приводит только к тому, что человек поёт, чтобы покрасоваться на сцене, потешить своё самолюбие. Если ты в быту не поёшь песню, то цена ей какая?

Освоение игры на народных инструментах к вам пришло так же, как песни, — напрямую от носителей этого мастерства? Почему для вас важно изготавливать инструменты своими руками?

— В народной традиции каждый музыкант делал инструменты для себя сам. Он видел образец и по нему делал свой инструмент. Фабричный способ изготовления инструментов — более поздняя история, когда на поток поставили балалайки, гармошки, гусли и так далее. Так среди исполнителей стали появляться «клоны». Парадокс в том, что любой народный инструмент, несмотря на то что «народный», а значит, «общедоступный», — сугубо индивидуален.

Не все могут услышать разницу даже между хоровым пением и традиционным, фольклорным пением. И в одном, и в другом случае народную песню поёт ансамбль или группа.

В чём заключается разница?

— В народной традиции не бывает музыкальных партий, а в любом хоре поют по партиям: группа сопрано, группа альтов, группа басов. Каждая группа вокалистов следует одной мелодической линии. В народной традиции, притом что в ней есть расширенная полифония, линеарные и подголосочные способы следования мелодии, каждый голос исключительно индивидуален. Это не партийное мышление. В фольклоре музыканты не думают, что десять человек должны петь в унисон. Мало того! Одна и та же песня в исполнении фольклорного ансамбля и в исполнении хора будет представлять два совершенно разных произведения. Вы услышите два непохожих друг на друга мира.

В фольклорном ансамбле не может быть централизации, дирижёра, который бы управлял музыкантами?

— В этом и парадокс! Внутри традиционного фольклорного коллектива каждый творит свою историю и занимает то место, которое он может занимать на данный момент. В зависимости от настроения, эмоционального состояния музыкант будет исполнять песню каждый раз по-разному, оставаясь при этом в рамках канонического звучания конкретной традиции.

Получается, что отличие фольклорного исполнения ещё и в том, что музыкант должен быть способен привнести в звучание песни свою индивидуальность?

— Да, для того чтобы спеть народную песню, исполнителю нужно быть прежде всего личностью. Это очень важно понимать.

Есть ли у вас любимый инструмент?

— Я не могу при инструментах, которые сейчас рядом лежат, сказать, что какой-то один из них любимый. В этом кофре у меня сложены и гусли, и парные флейты, и рожки мои любимые... Ну да, это правда: рожок — один из любимых инструментов.

Так случилось, что во времена, когда я обучался в хоровой капелле мальчиков... Я как раз хорошо помню, что такое петь в хоре... Нас дополнительно нагрузили освоением инструментов. Тогда я впервые узнал о существовании духовых инструментов и стал играть на кларнете. Позже окончил Московскую консерваторию по классу кларнета. Когда в экспедициях доводилось встречаться с музыкантами, мне было любопытно, существуют ли в фольклорной среде аналоги академических духовых инструментов. Иначе откуда бы появились все классические образцы? Одна из моих поездок на Верхнюю Волгу увенчалась успехом. Мне удалось найти замечательного человека, пастуха Сергея Осиповича Красильщикова. Он стал для меня вторым профессором.

Он научил вас играть на рожке?

— Я научился у него. Он не собирался меня ничему учить. Я был рядом. Он играл и смотрел на мои попытки общения с сарказмом. Он не понимал, зачем мне учиться играть на рожке. Ему как пастуху это нужно, чтобы коров будить. А к чему это городскому, молодому? Через некоторое время он увидел, что мой интерес живой и не поверхностный. И тогда Сергей Осипович с прикладного применения рожка переключился на музыкальную волну в общении со мной. И со временем я понял, что в первую очередь он хороший музыкант.

Для большинства современных людей названия народных инструментов звучат экзотично. Что такое пыжатка, например?

— Название «пыжатка», если рассуждать логически, — это то, что имеет пыж. Этот инструмент из рода флейт. В верхней его части, где вдувается воздух, стоит пыж, в нём прорезано небольшое отверстие. Сквозь него проходит воздух, попадает на свистковое устройство — так рождается звук. Были дудки и без пыжей. Вообще, традиционные инструменты — гусли, жалейки, гармошки, балалайки — все достаточно редкие...

О гуслях мы хотя бы в сказках читали, а балалайку видели в кино...

— Кстати, нынешний оригинальный вид балалайке придали усилия Василия Васильевича Андреева, собирателя фольклора, музыканта, создателя первого в истории России оркестра русских народных инструментов. Исконно балалайка была похожа на степные инструменты, такие как домра. К чести Андреева надо сказать, что он породил новое направление в истории отечественной музыки.

Вы выступаете в составе не только народного ансамбля. Много лет сотрудничаете с такими музыкантами, как Леонид Фёдоров («АукцЫон»), Аркадий Шилклопер, Михаил Альперин (Moscow Art Trio). Интересно, по какому принципу вы подбираете инструменты для исполнения той или иной песни? Например, сочетание контрабаса и гуслей — это довольно необычное звучание.

— Для меня главный принцип всегда человеческий. То, что я являюсь поборником традиционной фольклорной музыки, прикладываю много усилий, чтобы это направление существовало, снимаю передачи о фольклоре на телевидении, — не говорит о том, что я являюсь «корневым» музыкантом. Я озабочен тем, чтобы фольклорные музыкальные образцы жили, чтобы к ним было обращено внимание аудитории. Но в первую очередь я — профессиональный музыкант. И когда встаёт вопрос создания и продвижения творческих идей на сцене — а это главное место приложения моих сил и талантов, — то мне не так уж важно, какие инструменты будут звучать. Рояль, электронный орган, саксофон, контрабас — какая разница? Если люди, с которыми мне предстоит играть вместе, симпатичны, если я чувствую с ними общность идей и у нас получается создать творческий альянс, то остальное уже не столь важно.

Академическое образование помогает вам или мешает в освоении пространства традиционной музыки?

— Помогает. Когда речь идёт об архаике, то академическое музыкальное образование надо уметь отодвигать в сторону. Это связано с тем, что фольклор и академическая музыка — разные стихии. Классическая музыка намного моложе. Она существует около шести-семи веков. А фольклор имеет историю в несколько тысяч лет. Это несоизмеримые категории. В академической музыке с помощью нотной записи возникла зависимость исполнителя от замысла композитора. Сама фиксация музыки нотными знаками несовершенна. Поэтому классические музыканты заведомо себя ограничили. Бах начинал с импровизации, но таких гениев, как он, — единицы. А в целом классическая школа исполнительства базируется на воспроизведении нотного текста.

Народная традиция допускает импровизации, и это значит, что исполнитель фольклора чувствует себя более свободно?

— Как ни парадоксально, получается, что так. Притом что фольклор — это каноническая культура. Но она как целое состоит из множества личностных вкраплений. В русле канона каждый человек, участвующий в акте сиюминутного сотворения песни, становится импровизатором. Только окунувшись внутрь данного сложного процесса, можно овладеть этим противоречивым навыком. Исполняя песню, ты словно пребываешь в живом контакте с другими певцами, исполняешь канон, и в то же самое время твоя работа состоит в том, чтобы спеть свою личную историю, ни на кого не похожую.

Как сообщают источники, ваше сотрудничество с Шилклопером и Альпериным началось с того, что вы пародировали их репетицию на рожке. А как началось ваше знакомство с «Камвой»?

— Это было так давно, что я уже и не вспомню. Я приехал на первый фестиваль 2006 года, помню концерт на пермском стадионе «Юность». Тогда мне показалось, что всё ужасно: ни место, ни публика, ни погода — ничто не соответствовало одно другому. Зато у участников фестиваля была возможность совместно музицировать. И не только на фестивальных концертах. В гостинице, где мы жили, музыка звучала повсюду: на лестницах, в коридорах, в номерах, в уютных закутках каждого этажа. Мы были бесконечно счастливы от того, что музыканты из разных коллективов могут собраться вместе и общаться! «Камва» дала импульс для таких встреч. Позже, когда фестиваль стал проводиться на территории музея «Хохловка», здесь стали проходить качественные концерты. Мне кажется, Хохловка — наиболее органичное место для фестиваля «Камва».

Несмотря на всю прогрессивность звучания слова «этнофутуризм», я поначалу был противником этого направления — не столько процесса, сколько самого слова. Мне казалось, что «этно» — это прошлое, а «футуризм» — это будущее. Как их связать вместе, было непонятно. Позже я перестал думать, что фольклор — это прошлое. Наоборот, настоящая, живая, наполненная энергией музыка — это актуальное явление. Более того, это авангардно. На фоне огромных массивов упрощённой музыки, которую мы слышим сегодня вокруг, лучшие образцы фольклорной музыки звучат абсолютно современно. И в этой связи этнофутуризм — как раз то, что сегодня необходимо тем, кто хочет формировать слух и музыкальный вкус.

Традиции живы непрерывностью. Какие традиции фестиваля «Камва», на ваш взгляд, должны продолжаться?

— Мне нравится, как на фестивале представлена прикладная история. Нравится музыкальный выбор «Камвы». То, с каких позиций, с какой тщательностью отбираются к участию музыкальные коллективы. Вызывает уважение огромное количество этнографической исследовательской работы, которую проводит «Камва». Именно это отличает «Камву» от других фестивалей, коих в нашей стране немало. Важно, что фестиваль «Камва» тесно связан с пространством, в котором он находится. Все шаги в нём осмысленны, а в основе заложена глубокая гуманистическая идея.