Еженедельный проект Бориса Бейлина о пермской и не только пермской музыке
Фото: Архив группы «Пеликан принял люминал»
Сегодня в «Понедельнике»: первая часть очерков об истории пермской электронной музыки.
История пермской электронной музыки (и не только электронной) удивительна: вроде как и группы были неплохие, альбомы выпускали, лейблы открывали, концерты с фестивалями проходили, а истории нет. Нет общей картинки и хронологии. Соответственно, и преемственности нет. Хочешь — ищи на просторах интернета разбросанные по контакту треки и редкие заметки местных СМИ про то, что «на фестивале Х успешно выступила группа Y». Спросишь молодого техно-продюсера из Перми: «А знаешь ли ты группу Daddy Has Hanged?» — посмотрит удивлённо, пожмёт плечами и пойдёт дальше изобретать свой велосипед. Может быть, это сами музыканты виноваты? А может быть, это такая пермская особенность? Или черта любого провинциального города? Я не знаю. Но такая ситуация мне не нравится. Вот я и пытаюсь её исправить своими очерками. К сожалению, многих активных участников событий уже нет в Перми. Кто в Москве живёт, кто в Питере, а кто в лесу. Поэтому для начала займёмся пермяками.
Группа, о которой сегодня пойдёт речь, называлась странно: «Пеликан Принял Люминал». Придумали её два молодых человека — Иван Арцимович и Роман Снегирёв — в 1994 году. За почти 20 лет своего существования «пеликаны» прошли a long and winding road от ритуальных шумовых спонтанных импровизаций до строгой, перфекционистской современной dance-электроники. В лучшие свои годы группа исполняла на удивление глубокую и актуальную музыку. Самобытную, эмоциональную и честную. Абсолютно не провинциальную.
О том, как это у них получалось, я постарался выяснить, поговорив с Романом Снегирёвым.
Привет, Роман! Если не возражаешь, давай сделаем так: на странице вашей группы ВКонтакте есть достаточно подробная история «пеликанов», официальная. Я буду брать оттуда некие ключевые моменты, а ты их будешь комментировать. Идёт?
— Привет, идёт.
«В 1994 году в Перми в студенческой среде института искусств и культуры сложилась творческая группировка, занимавшаяся различными направлениями современного искусства и получившая впоследствии название „Пеликан Принял Люминал“»
Сможешь ли ты так глубоко окунуться в своё прошлое, чтобы рассказать об этом этапе своей жизни?
— У части тех людей, которые позже вошли в нашу группу, уже были какие-то музыкальные проекты. У меня были какие-то панковские штуки, а у Ивана Арцимовича была параллельно группа «Чехов и Арцимович» — достаточно известная, ну... кто там примыкал к нам в дальнейшем — у каждого что-то было за плечами.
Я тебя перебью, потому что у меня сразу возник встречный вопрос: надо ли понимать, что на момент, о котором мы говорим, вы играли панк, русский рок на гитарах?
— Да, в основном играли на гитарах песни собственного сочинения — в той или иной стилистике.
А когда и почему произошёл перелом, когда вместо гитар вам захотелось играть на чём-то другом? Как это случилось?
— Перелом произошёл... Я сейчас могу запутаться в хронологии: было ли это в ту годину, когда мы зимовали в Курье Верхней... Вот там-то был как раз самый костяк, он сложился именно в ту зиму.
Это тогда, когда снимался знаменитый фильм «Что завтра»? (документальный фильм про пермский андеграунд, снятый в в 1994 году режиссёром Семёном Баршевским. — Прим. ред.)
— Да, он снимался по весне. Мы жили там с октября — в этом снятом профессорском двухэтажном доме, причём не только мы одни там жили. Неподалёку жили Таня Токмакова и Петя Козельский, здесь же рядом оказался Женя Чичерин. И вот всё это комьюнити в Курье собралось. Поскольку это была совершенно безумная зима, наполненная всевозможными галлюцинациями и всякими разными приходами всего, то это, наверное, и явилось стимулирующим моментом к музыке другого формата, то есть можно было поэкспериментировать, подурачиться, побалдеть. И всё это накладывалось одновременно на то, что пришла извне музыка, которую мы стали слушать. Для нас с Иваном та зима однозначно прошла под флагами Einstürzende Neubauten, Swans, вот такого индастриала... И это накладывалось очень интересно на зимнюю, холодную курьинскую природу, трещавшие сосны... Рядом причём всё ещё было на гитарах, можно было пойти в соседний дом и побренчать на гитаре.
Фото: Архив группы «Пеликан принял люминал»
Удивительно, что у меня в то же время та же эволюция с музыкой произошла. Я как-то дико разочаровался в роке — и русском, и нерусском.
— Арцимович в этот момент довольно жёстко пропагандировал музыку, которую он считал крутой. И, в принципе, правильно делал, потому что он просто продавил этот стиль в нашей среде. Откуда пришёл к нему этот индастриал? Совершенно непонятно, как это случилось. Внезапно. Меня, конечно, очень сильно поразило погружение в Einstürzende Neubauten, после которого стало ясно, что можно делать со звуком всё, что угодно.
Скажи, пожалуйста, а вот эти ранние эксперименты, они были как-то зафиксированы? Или это были спонтанные хэппенинги, перформансы — без записи?
— Фиксация, конечно, в ту зиму была. Писалось очень много бобин, у нас были магнитофоны «Маяк», здоровенные, и мы всё это в диком количестве записывали, потом отслушивали, монтировали, перезаписывали... Сейчас я даже не знаю, где вся эта история, она на плёнках где-то. У меня валяется дома несколько экземпляров, кассет 15-20.
А какой инструментарий, на чём вы это делали?
— В какой-то момент времени у нас появился сэмплер, он позволял нам сэмплировать всё, что угодно. Поскольку индастриал пришёл к нам в душу — всё понятно: мы начали сэмплировать. Били по железкам, били по всему, записывали кипение воды и всё такое. Это было забавно. Какой-то химический урок, ты всё время эту химию смешиваешь, смешиваешь. Ты, в принципе, не хороший ученик, ты двоечник, но на своём опыте ты рано или поздно приходишь к пониманию, что вот эти вещества соединяются, а эти не соединяются вовсе, а другие ещё как-то взаимодействуют...
А публичные выступления были? Какая реакция была у людей?
— Довольно быстро стало понятно, что можно делать какие-то выступления. Но концертами их в тот момент сложно было назвать, потому что, поскольку мы находились в этом двухэтажном доме, мы могли туда пригласить кого угодно... Да у нас постоянно кто-то тусовался, вечером неизбежно происходило какое-то действие, концерт. Так, комната, в которой находилась аппаратура, вообще всю зиму не выключалась, там всё время что-то происходило, кто-то уходил спасть, кто-то вставал, но в ней всё время были люди и происходило какое-то движение.
Фото: Архив группы «Пеликан принял люминал»
«Тогда же окончательно формируется и наделяется новым смыслом само название группы — „Пеликан Принял Люминал“. Это название было заимствовано из одноимённой подписи под фотографией, найденной в одном из старых номеров журнала „Огонёк“ на чердаке загородного дома профессора Левина».
А в какой момент вы поняли, что вы «пеликаны, которые приняли люминал»?
— Весь этот суп, бульон, уже был готов, был сварен, все ингредиенты были брошены, всё бурлило, не хватало только названия. Специально никто о нём не думал, но оно само как-то возникло в ту самую секунду, когда был найден журнал «Огонёк» какого-то 60-го махрового года, а там — эта фотография, которая была подписана совершено сакральной, разбитой на чёткие интервалы фразой: «Пеликан принял люминал». Как только мы это прочитали, в ту же секунду стало понятно: вот это проект. Даже состава-то постоянного не было: то есть был Иван, я, ещё 3-4 человека, потом Серёжа Парфёнов, Олег Шарыкин — много людей, но они всё время приходили и уходили, менялся круг музыкантов. По сути, оставаясь вдвоём с Иваном, наверное, мы и были Пеликаном. Все остальные были Люминалом.
«Квартирные» хэппенинги проекта в итоге стали настолько популярны в среде пермских музыкантов, что в разное время в них были замечены участники таких групп, как «Хмели-Сунели», «Чехов и Арцимович», «Ганс Пфалль», «Rebel Twins» и многие другие»
Вы собрались, вы сварили зелье, вы назвали его. А когда стали им угощать? Когда начались первые настоящие концерты вне вашего сквота?
— В принципе, первые концерты, которые я могу назвать концертами, произошли у Ивана на квартире. Это были квартирники. Первое крупное событие в Перми, на которое нас вынесло, — первый фестиваль пермской электронной музыки «Real Power» в клубе «Болид». Мы там в номинации «эмбиент» засветились. Но это был 1998 год, после Питера. В 1996 году мы отыграли концерт в «чёрном зале» универа. Есть даже видеозапись с этого концерта. Мы там делали концерт полностью на железе разном, то есть не было никаких инструментов. Только ритм и ритуальные практики. И ещё был дикий перформанс с психоделической группой «Crahmal Prince» в оранжерее Пермского ботанического сада. Про него до сих пор легенды ходят.
На каком этапе вы остались вдвоём, то есть когда произошёл переход от коммуны, где участвуют все, до двух людей, олицетворяющих «Пеликан»?
— Я вот даже не знаю, как тут ответить, чтобы никого не обидеть, потому что с нами в тот момент находились два человека — Серёжа Парфёнов, который занимался программированием звуков, и потом появился Антон Echodealer. Антон был человеком, который, в отличие от нас, обладал опытом работы с электроникой, синтезаторами. Эти ребята нас поддерживали очень долгое время, а все остальные, которые приходили и уходили, растеклись так или иначе по собственным проектам.
«В 1996-1997 годах почти все основные участники группы переезжают в Санкт-Петербург, где организовывают sub-проект „Психоакустика“, постепенно включая в качестве основных инструментов для создания своего музыкальный ряда цифровые обработки и синтезаторы. Начинается сотрудничество с питерскими музыкантами и диджеями, а также сотрудничество с дизайнерской группой „Chill Out Planet“».
Расскажи, про питерский период чуть подробнее.
— С Питером получилась прекрасная история. Я сейчас буду врать, потому что не помню точно, как это называлось: учебное заведение в городе Пушкине под Питером. Очень старый, очень крутой арт-перформансист по фамилии Соболев набирал курс людей для занятий современным искусством. Иван уезжает в Питер, успешно поступает туда и перетягивает меня. Я не поступаю, но тем не менее мы там живём... Мы вписываемся на сквот, в самом центре города, уникальное место: Гангутская, 8. Благодаря человеку, которого все звали Юрьич, лучшему специалисту по синтезаторам в городе. У него этих приборов много было. Ему надо было с кем-то работать, мы с Иваном тут же объединяемся, и возникает проект «Психоакустика», с которым мы долго достаточно возимся. Замучили всех на Гангутской, но всё это привело нас к выступлению на юбилее радио «Рекорд», потому что в те годы был пермский десант в Питере. Была большая пермская диаспора, которая во главе с диджеем Дизелем заседала на радио «Рекорд» — на тот момент самой популярной городской радиостанции, которая давала какую-то электронную музыку. Питерский вояж кончился неожиданно, мы решили навестить кого-то в Перми и зависли на родине.
Фото: Архив группы «Пеликан принял люминал»
«Зимой 1998-1999 года основной состав „PLKN PRNL LMNL“ окончательно стабилизируется. Теперь его представляют Иван Radiovanya Арцимович, Роман Glitchpoint Снегирёв и Антон EchoDealer (ранее являвшийся участником электронного дуэта „EXTRA“ и расширивший технические возможности группы до применения сэмплерных технологий)».
После приезда из Питера ваша музыка стала гораздо глубже, чем просто эмбиент для отдыха в чилл-ауте. Появились вещи достаточно тяжёлые для восприятия, глубокие и по эмоциональной окраске мрачные. Лично для меня этот этап как раз самый главный в вашем творчестве, именно тогда появилась композиция «Хатынь». Что произошло?
— Питер, конечно, дал нам более глубокий музыкальный материал, знакомства с продвинутыми ребятами на той же волне. Мы послушали очень много музыки и значительно расширили свой музыкальный горизонт. К тому моменту произошло наше личное сближение, когда мы, не договариваясь, спонтанно могли дать какую-то чистую, единую эмоцию в музыке. Это был шаманский момент попадания в нужный эмоциональный резонанс. Кроме того, возможно, это было как-то связано с психоанализом, с чтением Юнга, с проникновением в мир архетипов. Мы тогда осознанно двинулись дальше в этот наш внутренний космос. Возможно даже не представляя, что нас ждёт. Когда мы уже поняли, что стилистические рамки для нас исчезли и можно делать всё, что угодно, поскольку ты знаешь, как можно взять этот звук, как его преобразовать, как заставить его взаимодействовать с пространством — для тебя всё становится открытым. В общем, мы полетели и попали в этот космос.
Почему это случилось именно в Перми?
— С Пермью это связано однозначно, потому что в Питере была совсем другая эстетика, и жизненный материал был совсем другой. Немного чужой. А в Перми как-то всё правильно вдруг сложилось. Появились пермские профессионалы, с которыми мы стали работать. Например, Андрей Михайлов начал снимать нам видеоклипы, начались опыты с мультимедиа. Влад Вецвоге, прекрасный пермский художник и перформансист, тоже многое добавил в плане видео, мы очень часто снимали его пластику. Всё стало серьёзнее...
«Следующий, 1999, год ознаменовался приглашением коллектива стать частью большого общероссийского арт-форума „Культурные Герои XXI века“, что окончательно определило творческую лабораторию „PLKN PRNL LMNL“ не только как музыкальный проект, но и как непосредственную культурную составляющую пермского арт-пространства. На протяжении нескольких последующих лет группа продолжает активно участвовать в различных культурных событиях Перми, из множества которых можно выделить такие, как „NEOMODA“ (2000), „Фестиваль электронного искусства и медиа-арта: проект „Beauty of the inhuman“ (2002), Международный фестиваль арт-медиа „MASHINISTA“ (2003)».
Судя по этой цитате, в Перми тогда музыкальная жизнь была насыщенной. Кроме вас, здесь были ещё электронные музыканты, была ли «сцена», комьюнити?
— Думаю, на стыке 2000-х какое-то время действительно существовало пермское электронное комьюнити — группа лиц по предварительному сговору и всё такое. Во всяком случае, постоянно проходили те или иные странные мероприятия, во главе которых стояли идейные люди. Соответственно, были музыканты, которые играли свою музыку на этих мероприятиях (Daddy Das Hanged, E-Xtra, ORZ-Project и многие другие, унёсшие свои имена в космос). Естественно, все мы так или иначе были знакомы и горели сердцами за становление электронной сцены в Перми. Но жизнь здесь оказалась штукой, на редкость структурированной, и в итоге всё распалось на самоизолированные кластеры, в которых музыканты стали заниматься музыкой наедине с самими собой. Отсутствие независимых от кабацких промоутеров площадок в этом смысле здорово подорвало то, что ты называешь «музыкальной преемственностью поколений». Где было перенимать юным парубкам опыт, если они не видят своих отцов? В общем, тема эта актуальна до сих пор, хотя некоторые имена и формации из Перми всё-таки прорвались наружу (Artur Deep, допустим). Думаю, эти люди просто не ассоциировали себя с окружающим пространством, а сразу шли дальше. То есть продукт возможен, но при условии, если ты воспринимаешь себя шире Перми: иначе бесконечная погоня за хвостом, глубокие информационные обмороки, а после 30 — неизбежное радио «Дача».
Ваше отношение к психоактивам?
— Мы не можем кривить душой. Мы должны признать, что каждый творческий человек, если он идёт до конца и он настоящий исследователь, рано или поздно всё равно проходит эти круги, но не замыкается на них, не остаётся в них, потому что для него это всего лишь инструмент. И, естественно, с нами это тоже произошло, это был шаманизм во всех его проявлениях — как он есть, по сути. Про этот-то шаманизм мы сразу и не поняли, как с этим работать, управлять и направлять. Мы ещё были лохи в тот момент, и только потом, через год-два, когда уже был «Берроуз Проджект», стало понятно, что мы можем контролировать процесс...
«К числу наиболее интересных выступлений „Пеликанов“, датированных 2005 годом, можно отнести концерт в клубе „ТОЧКА“, который был посвящён одному из ключевых авторов американской литературы второй половины ХХ века Уильяму Берроузу и его книге „Nova Express“».
Фото: Архив группы «Пеликан принял люминал»
Что такое «Берроуз Проджект»?
— Для меня кульминацией нашего тогда состояния стал перфоРманс «Берроуз Проджект», который мы сделали в 2005 году. В принципе, все этого автора хорошо знают, он был издан, все его прочитали, и для нового поколения это почти классика. А тогда... Я в тот момент работал на Севере. Перечитал «Нова Экспресс» и понял, что это просто готовые цитаты. Это такой паззл, игра «Эрудит», когда ты выбираешь из текста фразы и составляешь из них свою историю. Прекрасная получалась история — про такого «подсознательного пацана». И это ложилось рефреном на 90-е годы... Про всех этих братков и прочее «лихое», но тебе он помог выжить — этот «подсознательный пацан». И это всё увязывается с нашей музыкальной эволюцией: индастриалом, эмбиентом... Я начал работать с этим материалом, начал работать с текстом, вычленять нужные мне фразы, начитывать их частично, а потом резать, обрабатывать. Результатом стало выступление в клубе «Точка». Там всё было осознанно. Было много огня, мы зажгли свечи вопреки пожарной безопасности и просто монтировали голосовые штуки со звуковыми дорожками, которые заранее подготовили, запуская их летающими такими петлями. На тот момент для меня это был самый прекрасный и загадочный из наших концертов.
С 1998 по 2005 год группа «Пеликан принял люминал» рубила космос. В это время были ли у вас какие-то амбиции, было ли осознание, хорошо вы делаете или плохо? С моей точки зрения, вы делали очень актуальную музыку на тот момент.
— Мы расслабились и просто получали удовольствие. Я про себя могу сказать: я никак не оценивал, что мы делаем, я не сопоставлял это с какими-то трендами. Когда открываешься в этом полете и всё получается, в этот момент ты не оцениваешь — популярный ты или непопулярный. Ты просто очарован самим процессом. Вот этот процесс очарования, пока ты в нём, и будет давать самый лучший продукт. Как только ты начинаешь оценивать, ты выходишь из этого состояния, и начинается маркетинг. Что сейчас мы и имеем.
Опять же, когда группа в глубоком космосе, были ли вокруг люди, которые это фиксировали извне? Что-то вообще осталось, что можно посмотреть, послушать?
— До сих пор встречаются люди, которые мне говорят: «Да это же ты в „Пеликанах“ играл. Круто!!!». А мне неудобно, потому что ты понимаешь: значит, они тогда информацию находили, связаться с нами не могли, но слушали и знали. Что-то, конечно, было на нашем сайте. Записывались кассеты, видео было загружено в интернет. Нужно было на YouTube это всё переводить, форматировать, заниматься этим, а ты уже в другой фазе... И это для тебя ворошение савана такое. Это уже прошлое, и заниматься им уже не очень охота, потому что всё время думаешь, что ты живой, ты сейчас можешь дать новый материал. Мы торопились делать новое, играть живьём. Пропустили мы фиксацию...
«Период с 2006 по 2011 год был отмечен в творческой биографии проекта участием во множестве культурных событий, из которых можно выделить такие, как электронная версия фестиваля „РОКИНГ“ (2006), Международный этнофутуристический фестиваль „KAMWA“ (Пермь, 2006), Фестиваль экспериментальной электронной музыки „ОСТРОВ“ (Ижевск, 2010), „PROMZONA“ (Соликамск, 2010), „KAMWAPORT“ (2011), „Pure Coast — DZAGIFEST“ (Полазна, 2011), „IN THE WONDERBAR“ (Ижевск, 2011)».
— После 2005 года не было уже настолько продуманных концептуально вещей. Начался поиск стиля, потому что изменилась музыка, изменились музыкальные пристрастия. Мы движемся и развиваемся, мы мутируем. Можно сказать, что у «Пеликана» своего стиля-то и нет. Это тоже проблема для промоутера, потому что ты не попадаешь в стилевые рамки. Довольно странный период: были выступления то там, то здесь, на разных фестивалях... Но я не могу сказать, что это меня устраивало, потому что я не видел законченности в процессе. Это были какие-то странные всплески — хаотичные, не связанные... И до сих пор этот хаос присутствует. Непонятно, то ли проект закончился и не стоит больше под этим названием что-то делать, то ли это обрыв из разряда «прощай, молодость»: ты был молод, ты всё понимал, теперь хватит. Может — и то, и другое.
Я не понял, Пеликан жив или Пеликан мёртв? Или превратился в кота Шрёдингера?
— По сути, по выполненной работе, по привязке к тому пространственно-временному континууму, конечно, всё закончилось. Это состоявшаяся история, которая стала такой небольшой полочкой в ветхом доме-музее пермской культуры. Хотя все, кто имел к этому отношение, живы и по-прежнему делают музыку — вот странный момент.
А как бы ты охарактеризовал место «пеликанов» в пермской музыкальной истории?
— Если честно, мне бы не хотелось себя привязывать к какой-либо истории, группу, может быть, и надо, но пусть этим специальные люди занимаются. Я очень связан с живым миром живых людей прямо сейчас, из этого возникает музыка, а историей это станет когда-нибудь потом... Пеликан выполнил свою функцию, съел люминал и стал тенью. Тенью, которая может где-то проявиться и заставить вас на секунду замереть.
***
Иван Арцимович и Роман Снегирёв сейчас называют себя
