18:22 «Ироничная реконструкция зари синематографа». В частной филармонии «Триумф» покажут немое кино
02 ноября 2018
20:04 В выходные в Перми пройдёт Теплый тыквенный фестиваль
Журналистские расследования — опасный жанр?
Елена Веселкова и Влад Воробьёв
2 апреля 2015
4статьи
По гамбургскому счёту
Еженедельный проект «Общественного телевидения Пермского края» с участием журналистов, общественных деятелей и экспертов.
На очередную передачу в рамках проекта «По гамбургскому счёту» приглашены внештатный автор портала ura.ru, блогер Юрий Токранов, автор телевизионных расследований, редактор проекта «Территория-Пермь» Оксана Асауленко, автор телевизионных расследований на телеканалах «Рифей-Пермь» и «Урал-ИнформТВ», журналист радио «Эхо Москвы в Перми» Вячеслав Дегтярников, а также военный журналист, общественный деятель Аркадий Константинов.
Обсуждалась резонансная аналитика и расследования этих мастеров: открытое письмо Юрия Токранова в администрацию Президента России о схемах распределения бюджетных средств на медиазаказы; статья Оксаны Асауленко о возврате собственности ФГУП «Машиностроительный завод им. Ф. Э. Дзержинского» по решению Пермского арбитражного суда; фильм Оксаны Асауленко и расследования Аркадия Константинова о злоупотреблениях в Федеральном центре сердечно-сосудистой хирургии; телевизионное расследование Вячеслава Дегтярникова из цикла «Суть дела» «Наркобарон — Заостровский картель».
Нужна определённая степень отмороженности, чтобы писать письма Президенту
Влад Воробьёв:
— О регалиях гостей мы пока не говорим, потому что расследователи очень часто меняют место работы. Расследования СМИ не то чтобы не нужны, они опасны. Высшая свобода журналиста — когда он безработный, он ничего не боится, не зависит от редакционной политики издания. Можно задуматься о тех шагах, которые раньше не делал. Вас, Юрий, называют блогером. Это сейчас высший статус в России. Навальный тоже блогер, по сути дела.
Юрий Токранов:
— Высшая свобода — свобода от денег. Если в команде работаешь, то придерживаешься корпоративных интересов. Когда я работал в «АиФ», про что-то мы не писали из-за рекламщиков. К тому же я сам делал рекламные статьи. А когда человек безработный, он начинает думать. Сейчас ко мне возвращается степень отмороженности, которая была в «Московском комсомольце» в 1998 году, в период его становления. Я без работы уже больше года. Рассылал везде резюме. В конце концов, вернулся к тем, с кем поругался, — снова начал сотрудничать с Ura.ru. Пермские СМИ, видимо, боятся меня.
Влад Воробьёв:
— Можно ли считать открытое письмо Президенту России жанром журналистского расследования?
Юрий Токранов:
— Факты, которые я привёл, — на виду. Единый реестр юридических лиц (ЕГРЮЛ) находится в открытом доступе. Посмотреть его может каждый. Что интересно: там есть данные про губернаторов, министров других субъектов РФ. А наше правительство почему-то совсем не фигурирует. Про губернатора Виктора Басаргина написано только, что он бывший министр регионального развития. Олег Демченко, заместитель председателя правительства Пермского края, не упомянут вообще. Кого ни глянь, никого нет. А Маркевич — есть. Видно всё. Не успели подчистить. Я просто забиваю в поиске: Маркевич Кирилл Игоревич. Смотрю, в каких фирмах он работал. Вижу, что он из этих фирм ушёл, вычеркнут. А вместо него появляется Маркевич Нина Анатольевна. Я предполагаю, что это мама, потому что не жена. Семейственность получается. В этой же фирме работает некий Федосов, который возглавляет сегодня ООО «КП-Пермь», которое выиграло конкурс на освещение действий власти. А Басаргин о чём говорил недавно? Что нужно бороться с аффилированностью при госзакупках. И тут же под боком у него всё это происходит. Я про это письмо и написал.
Влад Воробьёв:
— Ura.ru пишет, что вам начали угрожать.
Юрий Токранов:
— Это слово возникло в трактовке моих друзей. Когда я вышел с комиссии УФАС, мне пришло сообщение в фейсбуке: администрация губернатора решила подать на тебя в суд, чтобы компенсировать расходы на поездку в Москву на московское заседание УФАС. Сначала неприятно было, а потом я подумал: что я дёргаюсь? В Москве же есть представительство Пермского края, оно могло попросить их сходить на комиссию. Между тем представители администрации почему-то теряют документы в Москве, и заседание УФАС в Перми отменяется из-за этого. Теперь вот из-за этой истории на меня хотят подать в суд.
Влад Воробьёв:
— У вас много скелетов в шкафу? Готовьтесь: совместно с ФСБ будут спецоперации против вас.
Юрий Токранов:
— Многие помнят, что я был первым пермским журналистом, который получил уголовную статью. В 1999 году я написал статью «Пермяки должны быть готовы ко всему». Мне дали год условно якобы за сообщение о теракте. Как раз тогда прогремели взрывы в Москве, а я связал всё это с возможностью подрыва Камской ГЭС. Тогда все об этом думали, а я — написал. И поплатился.
Елена Веселкова:
— Юрий, у вас есть какая-то защита?
Юрий Токранов:
— Нет, я сам по себе.
Свободный журналист — «очевидное-невероятное» для формата заказухи
Влад Воробьёв:
— Мы вас всех спрашиваем: не боитесь ли вы? Мы ведь знаем, что на каждого можно дело открыть. Оксана Асауленко — хрупкая девушка, но она не боится проводить расследования. Одна история с заводом Дзержинского чего стоит.
Оксана Асауленко:
— Эта статья — анонс будущего фильма об истории банкротства завода имени Дзержинского. Информационным поводом к журналистскому расследованию стало решение Арбитражного суда Пермского края. Беспрецедентное решение для современной России об изъятии из незаконного владения компаний «РиэлтЪ» и «ЭлектроТэТ» имущества завода — пятой производственной площадки. Это решение прошло все инстанции, устояло в апелляции, на сегодня завод может забирать площадку. Почему решение уникально для России? Множество оборонных предприятий обанкротилось. Имущество Минобороны растащили по кускам. Кто, где, что вернул? Кто какие следы нашёл? Да, кто-то арестован, сидит под домашним арестом. Но ничего не вернули. Именно эта формулировка — возвращение из чужого незаконного владения — беспрецедентный случай.
Информационный повод по заводу Дзержинского был предложен всем СМИ, на пресс-конференцию пришло около 20 журналистов, им в руки дали бомбу в виде документов и решений суда. Были названы фамилии: Борисовец, Бронников, Шенкевич. А в итоге вышло два материала в интернет-газетах. Никому не интересно. И мы понимаем, почему это им не интересно. Но это ненормальная ситуация, это напрочь отбивает нюх у журналистов, их компетенцию, навыки. Как они потом будут работать и где?
Влад Воробьёв:
— Если нет смелых редакций, то и журналисты уезжают или переквалифицируются в управдомы.
Оксана Асауленко:
— Сегодня у тебя нет редакции, а послезавтра ты не нужен ни одной редакции. Невозможно всегда подстраиваться под сиюминутную ситуацию. Иначе ты можешь потерять себя в профессии.
Влад Воробьёв:
— Сначала вы работали на телевидении, потом на портале «Несекретно», сейчас у вас проект, насколько я понимаю, связан с ЖКХ. Кто его учредитель?
Оксана Асауленко:
— Частное лицо — учредитель. «Территория-Пермь» — газета тиражом 15-20 тыс., на несколько районов Перми, а сайт надо раскручивать.
Влад Воробьёв:
— вы пошли дорогой Немцова, grass-roots politics — политика обхода домов. Ваш талант большим СМИ не нужен. Он нужен маленьким, которые как-то выживают. А заказал материал про завод Дзержинского ваш учредитель?
Оксана Асауленко:
— Он платит за это, естественно. Он рассказывал, как к нему пришли и спросили: кто заказал это расследование? Видимо, чиновники и депутаты журналистов уже всерьёз не воспринимают. Когда я пришла к господину Борисовцу, который фигурировал в деле о заводе Дзержинского, он на меня смотрел, как на очевидное-невероятное. Человек существует в формате заказухи много лет, общаясь с журналистами. Как я посмела ему задавать такие вопросы?
Влад Воробьёв:
— ваш фильм на Youtube о сердечно-сосудистом центре называется «Смертельный конвейер», уже более 6 800 просмотров. Это довольно много, сравнимо с количеством просмотров фильмов про березниковские провалы.
Елена Веселкова:
— Развейте слухи, пожалуйста. Правда, что фильм про Суханова заказал Никита Белых и телеканал РЕН ТВ?
Оксана Асауленко:
— Фильм про Суханова я делала на свои деньги. О Белых первый раз слышу. На меня не один ушат помоев вылили. Меня в этой ситуации больше всего расстроило, что травлю начали блогеры. Вместо того чтобы заинтересоваться материалом, начали обсуждать: а кто заказал? Мы представили убийственные факты и доказательства происходящего в Федеральном центре сердечно-сосудистой хирургии. Тему можно было развивать до бесконечности. Это и дальнейшие расследования гибели пациентов, и коррупция при строительстве центра. Но никого не интересует, что на протяжении многих лет пермяков резали, как скот. Видимо, судят по себе. Людям не приходит в голову, что это — моя профессия. Меня ей учили. Я уверена, что после фильма про завод Дзержинского будет то же самое. Опять политику будут примешивать.
Влад Воробьёв:
— У нас в Перми есть культовые фигуры типа Колущинской. Человек талантливый, но я всегда думаю: кто ей это заказал? Золотые перья со знаком плюс или минус дорогие. Люди думают: Оксана — человек профессиональный, бесплатно делать не будет.
Елена Веселкова:
— Есть и псевдорасследователи, которые шантажируют своих героев и зарабатывают на этом деньги.
Оксана Асауленко:
— Надо смотреть материал и оценивать. Я сразу понимаю, заказной материал или нет.
Влад Воробьёв:
— Когда вы распутываете клубок, какие правила применяете?
Оксана Асауленко:
— Заниматься расследованиями может только человек с опытом. Его необходимо нарабатывать. А сегодня журналистам как набираться опыта? Как заниматься серьёзными темами, если находишься внутри ангажированных СМИ в жёстких рамках? Независимых СМИ у нас нет. Раньше, когда я работала на «ВЕТТЕ», мы делали в конце недели серьёзную аналитику. По серьёзным информационным поводам делали расследования. Это помогало профессиональному росту, сегодня этот опыт утерян.
Елена Веселкова:
— Должен быть общественный заказ на расследования? Или внутренний заказ, подкреплённый общественным?
Оксана Асауленко:
— Общественного заказа сейчас нет. Многие журналисты, занимающиеся расследованиями, остаются безработными. Рынок СМИ катастрофически сужается. А ведь мы не блогеры, мы — профессиональные журналисты. Мне бы хотелось, чтобы статус нашей профессии не падал и не терялся.
У меня есть профессия, это моя работа, я обязана людям правду рассказывать. Если у меня хватает толку делать журналистские расследования, а не писать новости в два абзаца, значит, я должна это делать. Я не работаю на телевидении сейчас, но я всё-таки телевизионный журналист. У меня есть школа телевидения. Я должна оставаться в форме. Плохие времена пройдут, когда-нибудь мы сможем вернуться на телевидение, но не на то, которое есть сейчас.
Влад Воробьёв:
— Представьте, что вы вернётесь на «ВЕТТУ». Что люди подумают? Ага, авторитетный Плотников ей заказал это расследование. Канал, который финансируется такими людьми, воспринимается их трибуной.
Оксана Асауленко:
— Поэтому я и ушла с «ВЕТТЫ», когда поняла, что не могу существовать в формате этого телеканала. Кого учил Вячеслав Евгеньевич Косолапов, те не смогли там остаться. Елена Андреева понимала, что я не буду заниматься тем, что делают они, то есть активным пиаром, это уже не СМИ, а пиар-компания, на мой взгляд, но она всё равно предлагала мне варианты каких-то передач.
Влад Воробьёв:
— А сказки она вам не предлагала вести?
Оксана Асауленко:
— Нет, она понимала, что я не буду заниматься этой фигнёй. Она предложила мне нормальные передачи. Но когда даже в этом формате я начинаю чувствовать давление, я просто встаю и ухожу, это не первое СМИ, откуда я так ушла.
Влад Воробьёв:
— А как происходит давление? Они говорят: эти темы не трогаем?
Оксана Асауленко:
— Я всегда начинаю чувствовать давление учредителя или директора, лоббирование каких-то своих интересов. Мы избалованы настоящим ТВ.
Влад Воробьёв:
— А разве Косолапов не боялся наезжать на другие финансово-промышленные группы?
Оксана Асауленко:
— Он занимался профессионально телевизионной журналистикой. Мы ни на кого не наезжали, всё делалось профессионально и качественно. Это было другое время. Как только стало невозможно лавировать между этими струйками: администрацией, контрактами, поиском заказчиков и выживанием огромного коллектива, — он компанию продал. Он понял, что в эту игру он играть не сможет. Он должен был потерять редакцию, но спасти компанию.
Влад Воробьёв:
— Ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться.
Оксана Асауленко:
— Да, ему настойчиво делали предложения. Он чувствовал время. Он на 10 лет вперёд увидел, что будет. Это мы тогда ещё ничего не понимали. Какое закручивание гаек?У нас свобода слова, что хотим, то и делаем в профессии! А он понимал, что всё... пошло в разворот. Он это просто очень чутко уловил. И оказался прав, к сожалению.
Главный редактор — самая надёжная «крыша» расследователя
Влад Воробьёв:
— Вячеслав Дегтярников показал, что расследования в наше время возможны. Многие сомневались, что Вячеслав может делать то, что хочет, и спрашивать тех людей, каких хочет. Но у его фильма «Наркобарон — Заостровский картель» на Youtube уже больше 98 тыс. просмотров. Потрясающе!
Вячеслав Дегтярников:
— Я существовал не сам по себе. У меня был заказчик, редакционная политика. Был руководитель — Владимир Борисович Прохоров, с которым я обсуждал темы. Это нормально.
Влад Воробьёв:
— Но это был канал, аффилированный губернатором, тогда Чиркунов был у власти.
Вячеслав Дегтярников:
— Я не был аффилирован губернатором, Прохоров, вполне возможно, и был. Свобода журналиста начинается тогда, когда ты не соглашаешься с редакционной политикой и уходишь в принципе из профессии. Я с политикой был согласен и работал в профессии. Насколько удачными были расследования — не главный вопрос. Для меня была важна обратная реакция. Люди приходили со своими проблемами, рассказывали, помогали, вот это было важно. Прошло уже три года, а мы со многими всё ещё общаемся.
Влад Воробьёв:
— Оксана сказала, что это искусство — уметь лавировать между ведомствами. Вам это удавалось?
Вячеслав Дегтярников:
— Конечно, а как по-другому? Это приходится делать.
Елена Веселкова:
— вы улыбались и Сайфутдину Одинаеву?
Вячеслав Дегтярников:
— Что значит — улыбались? Надо пройти весь путь: здесь беру одну информацию, там — другую. В какой-то момент я могу быть вместе с полицией, в какой-то — против.
Елена Веселкова:
— Водку пили с полицией?
Вячеслав Дегтярников:
— Я водку редко пью, но выпивать — выпивал.
Влад Воробьёв:
— Тот факт, что у вас была условно губернаторская «крыша», вам помогал или мешал?
Вячеслав Дегтярников:
— Исторические расследования в цикле «Пармская обитель» появились благодаря Олегу Анатольевичу Чиркунову. Мы сняли падёж скота в одном из сёл, это были последствия проекта «Пермская картошка». В этот момент шли выборы в Законодательное собрание. И Олег Анатольевич сказал: «Пусть проект занимается тем, что было в России до 1917 года». И я искренне ему за это благодарен.
Влад Воробьёв:
— Это у вас было параллельно: и белогвардейцы, и Одинаев в Перми?
Вячеслав Дегтярников:
— В какой-то период пошли одни исторические расследования, я ими с удовольствием занимался, потому что даже в них есть интереснейшие параллели.
Влад Воробьёв:
— Да, эзопов язык. И всё-таки вы наткнулись на барьер, которого не ожидали, когда даже под «крышей» дальше нельзя было копать?
Вячеслав Дегтярников:
— По сути, это было редакционное задание — в момент выборов заняться историческими расследованиями.
Елена Веселкова:
— Тебе дали хорошую альтернативу.
Вячеслав Дегтярников:
— На тот период ещё давали альтернативу, сейчас могут не дать.
Влад Воробьёв:
— Всё-таки был такой момент, когда ваш заказчик Прохоров сказал: «Этим заниматься не будем, слишком много важных людей нельзя трогать»?
Вячеслав Дегтярников:
— Таких разговоров не было никогда. Прохоров совмещал должности директора и редактора. Мы вместе обсуждали темы. Я говорил: это мне интересно. Он соглашался. Либо он предлагал мне тему, а я говорил, что мне это не интересно. Он очень опытный человек, с опытом оперативной работы. А сегодня я не уверен, что кто-то ориентируется в том, что происходит.
Влад Воробьёв:
— А скрытый расклад политический он вам объяснял? Или вы сами были всегда в курсе? Условно говоря: этих «крышует» такое-то ведомство, поэтому иди туда, а туда — не ходи.
Вячеслав Дегтярников:
— Любые утверждения надо доказывать. Только один раз мне удалось доказать взаимосвязь Госнарконтроля с заводом «Тривектор», когда Кудрявцев произнёс, что он производил прекурсоры под «крышей» наркоконтроля. Прошло лет пять, никаких опровержений не последовало, соответственно, мы понимаем, что он произнёс правду. Это был тот случай, когда прослеживалась взаимосвязь между целым ведомством и конкретным нарушением.
На самом деле Одинаев был не главный герой. Главное — что Госнарконтроль был завязан на торговлю наркотиками, Одинаев был определённой жертвой в преступной практике.
Елена Веселкова:
— Расследование основано на документах, кто приносил первичные материалы? Это были оперативные разработки?
Вячеслав Дегтярников:
— Я отвечу, как обычно отвечал. Открываю утром дверь, а там документы лежат.
Влад Воробьёв:
— Директор вписан в административную систему, он прекрасно знает все ходы и выходы. Он может посоветовать: туда ходи, сюда не ходи — башка болеть будет.
Оксана Асауленко:
— Это обычная журналистская работа, источников — масса. Мы работаем и с открытыми источниками, и запросы делаем. В нашем издании, например, директор не является журналистом. Есть главный редактор, с которым согласовывается задание. А у журналистского расследования есть автор.
Правдоискатели — не донкихоты, они зарабатывают свой хлеб
Влад Воробьёв:
— Аркадий, фильм Оксаны «Смертельный конвейер» адекватно передаёт ваши эмоции и всё ваше знание фактов в этой истории?
Аркадий Константинов:
— Я военный корреспондент и проведу военную аналогию. Был фильм «Разгром немцев под Москвой», конницу надо было показать не так, как она реально скачет, а кучно, как она разворачивается веером. Так и этот фильм. Ему можно лыко в строку поставить: излишне эмоционален, выхвачены отдельные факты. Я слышал такие оценки от некоторых специалистов, которые раскладывали его и так, и этак. Но кому-то надо было начать, толкнуть камень, чтобы лавина пошла. Фильм созвучен мне, он принёс огромную пользу тому делу, которым я занимаюсь. Фильм был очень своевременным.
Я знаю, что Оксана хотела бы снять вторую и третью серию, материал есть. В этом отношении фильм замечателен, потому что он способен не на полку ложиться, отработав своё, сиюминутное, а разворачиваться во времени.
Влад Воробьёв:
— Проведу аналогию с фильмом Путина про Крым, который прошёл с грандиозным успехом, многие считают, что это классный документ времени, потом пригодится в Гааге. Вы на это намекаете?
Аркадий Константинов:
— вы знаете, как это ни парадоксально, когда Гойя писал свои портреты, заказчикам они нравились, а мы их видим совершенно по-другому. Каждое поколение прочтёт по-своему. Прочтут на уровне Гааги — флаг в руки, барабан на шею. Прочтут на уровне Нобелевской премии, как это Обаме сделали авансом — значит, так тому и быть.
Я хочу вернуться к теме. У нас под расследовательской журналистикой понимают всё, что угодно. Папарацци проник, пролез, сделал несколько кадров — это уже считается расследованием.
Или политтехнолог Колущинская пишет о нашей истории: «Я провела журналистское расследование и выяснила: всё, что касается Суханова, — клевета. Если бы это было на самом деле, почему не начали в Екатеринбурге?». Но там всё и началось! Там возбуждалось уголовное дело, там дело довели до логического завершения на уровне следствия.
Пару слов об истории Юрия Токранова. Это прекрасная аналитика, подковёрные игры и тайны мадридского двора, взятые из открытых источников. И это нормально. Даже разведка берёт подавляющее количество информации из открытых источников. Хорошая расследовательская журналистика должна быть аналитичной и начинаться должна с аналитики.
Теперь об Одинаеве. Я знаком с ним, ел с ним, на Востоке это много значит.
Говорят про наркобарона, а на суде подтвердилось всё, что угодно, только не это. Телефон вымогал, а это — нет. А я-то знаю, не таков он, чтобы мелочь по карманам тырить. Если не докопали до белого порошка, то давайте белыми нитками шить? Был человек из его ближайшего окружения, который хотел рассказать много, а уже никому не надо. Поезд уже ушёл, отработанный пар.
Далее. Здесь говорили про шантаж и расследовательскую журналистику. А почему одно другому противоречит?
Елена Веселкова:
— Так ведь уголовное дело могут завести на журналиста-шантажиста, есть прецеденты.
Аркадий Константинов:
— Благодаря Оксане у нас может сложиться впечатление, что журналист-расследователь — это профессиональный правдоискатель. Робин Гуд! Дон Кихот! Кто угодно, только не работник, который этим в том числе и деньги зарабатывает, свой честный хлеб.
Влад Воробьёв:
— Как следователь.
Аркадий Константинов:
— Иногда приходится заниматься скучным делом — аналитикой. У меня недавно было такое. Коллега ошарашил: в больницах нет списков льготных лекарств. Я думаю: дай-ка я выведу медиков на чистую воду по линии Общественного совета при Минздраве. Пошёл в первую попавшуюся поликлинику, а мне говорят: список льготных лекарств — это такая книжища, вывесить её — показуха. Вот и провёл расследование.
Оксана Асауленко:
— Каждый день занимаешься рутинной работой. Слава богу, если у тебя получится раз в полгода хоть один серьёзный материал. Но без каждодневной работы ты тоже не сможешь потом провести расследование.
Юрий Токранов:
— Я недавно занимался золотом и алмазами, делал материал. Один алмаз — на 50 самосвалов породы. Наша проблема не в том, что у нас нет расследователей или что мы не нужны редакциям. Мы вообще в вате работаем. И Прохоров здесь рассказывал про схемы Маркевича, и Костя Духонин писал про них, я до этого в «Местном времени» статью делал. Я письмо Президенту разослал всем редакторам, все его видели на фейсбуке. Как мне сказала Наталья Жукова, в «АктивМедиа» его получили, обсудили. Но лишь Ura.ru написало про то, что такое письмо существует, и Прохоров у себя в «Местном времени» перепостил. И только сегодня, когда стало известно, что центральный аппарат ОНФ взял на особый контроль моё письмо, обратился в Генеральную прокуратуру, только сегодня начали подтягиваться другие СМИ. А до этого — тишина. Мы в вате работаем.
Елена Веселкова:
— У нас здесь была политтехнолог Людмила Ознобишина. Она говорит: сейчас перемирие, СМИ — у водопоя. Схема делёжки госзаказа выстроена, все вроде успокоились. Ну зачем ваши письма сейчас?
И мой последний вопрос Аркадию, который начал дело с сердечно-сосудистым центром, а Оксана Асауленко подхватила. Аркадий занимается не свойственной журналисту работой, которая, правда, вышла из его личного расследования. Он занимается консультированием, правозащитой потерпевших. Выигрываются гражданские суды. Аркадий постоянно выкладывает новости у себя в «ВКонтакте», но СМИ об этом не пишут. Аркадий страдает, его тихой сапой увольняют из одного места, из другого. Недавно он мне признался: «Я, наверное, с этим завяжу». Я правильно поняла?
Аркадий Константинов:
— Мне говорили: это убитый горем дед. Я отвечаю: не убитый, а мобилизованный. Я хотел бы выйти из темы, но я не сделаю этого до тех пор, пока... Иначе это будет воспринято как слабость.
Правила журналистского расследования
Аркадий Константинов:
Коль война, то по-военному.
Не допускать дилетантизма. Пример из военной журналистики — знаменитый погибший журналист Дима Холодов. Ему подбросили информацию о продаже в Турцию 20 тыс. танков. И он об этом зашарашил, а его подняли на смех. Это была специальная деза.
Не зацикливайся на своём, ищи подобные истории и делай обобщения.
Юрий Токранов:
Не врать.
Думать, прежде чем что-то писать.
Не бояться.
Оксана Асауленко:
Сначала определение из книги, изданной национальным институтом прессы «Журналистские расследования. Современные методы и техника»: «Журналистское расследование — это журналистский материал, основанный, как правило, на собственной работе и инициативе, на важную тему, которую отдельные лица или организации хотели бы оставить в тайне. Три основных элемента: 1) журналист проводит расследование, которое не проводил кто-то другой, 2) тема материала достаточно важна для читателя и телезрителя, 3) другие пытаются скрыть затронутые в расследовании факты от общественности».
Вспомнить, что мы работаем не на корпорации, не на тусовки, мы не пишем письма. Мы работаем на массовую аудиторию, у нас есть заказчик всегда — это те, кто нас слушает, читает, смотрит. Никаких других заказчиков у нас нет. Нам плевать, хочет этого или не хочет какой-то директор, мы должны писать о том, что волнует людей. Ты должен быть в поле каждый день, чтобы чувствовать это и понимать.
Не нарушать закон, не нарушать кодекс журналистской этики. То, что мы сегодня получаем в виде Life News, это конец профессии.
Не бояться, если ты понимаешь, что говоришь правду. По выражению Солженицына, слово правды весь мир перетянет. Ничего не должен бояться журналист, если он честно занимается своей работой.
Вячеслав Дегтярников:
Нужно иметь достаточно длинную память. Нужно сесть, посмотреть, куда какие ходы ведут, какие есть ручейки и как они вытекают в речку. Надо выстроить некую схему.
Надо взять этот клубок и тихонько тянуть за нитку. Нужно упорство, быстро клубок не раскрутится. Бывает, что везёт, но обычно приходится тянуть. Иметь терпение.
Не забывать про тех людей, о которых ты рассказал. Поддерживать обратную связь с героями. Тогда они тебе принесут ещё один клубочек.