5 неудобных вопросов пермским журналистам

1. Зачем нужны журналисты, когда есть блогеры, а просмотры видео на YouTube в сотни раз превышают просмотры текстов и телевизионных сюжетов?

— Блогеры не обязаны проверять информацию, а вот журналисты обязаны. Да и, к сожалению, часто тексты блогеров эмоциональны, но бездоказательны. Задача же журналиста быть беспристрастным и осветить вопрос со всех сторон. Взять комментарии у всех участвующих лиц. Но надо отдать должное, что посты блогеров становятся основами, инфоповодами для статей и новостей.

— Глупо спорить, какая сторона медали лучше, если медаль одна. Если у тебя есть, чем удивить этот мир — сделай это, и совершенно не важно, какой инструмент ты для этого используешь. При условии, что делаешь это мастерски.

— Журналисты на фиг никому не нужны, и скоро эта профессия вымрет, как трогонтериевый слон, а мы пинаем по сути мёртвый жанр. Скоро будут одни блоги и телеграм-каналы. А вот фигульки на рогульки! Девять лет назад я был на встрече Алексея Венедиктова со студентами ПГУ (тогда ещё ПГУ). И главред «Эха Москвы» на голубом глазу говорил, что скоро профессиональных журналистов не станет, что он сам активно использует материалы блогеров. Об этой встрече я потом рассказал своему отцу, а он работал на пермском «Эхе» в середине 2000-х, и, по его словам, Венедиктов толкал эту мысль о гибели профессии ещё тогда. И ну и чё? Сколько лет прошло с тех пор, как один из главных медиа-менеджеров страны начал говорить, что профессиональная журналистика вот-вот всё? Но она как та бабка, что должна оставить в наследство двушку в панельке, всё не подыхает и не подыхает.

Новые СМИ и профессиональные корреспонденты сейчас растут, как грибы после дождя. Пару лет назад эксперты удивлялись тому, что лонгриды народ читает с большим удовольствием. Почему? Да откуда ж мне знать, я на информационном фронте всего лишь рядовой, а об этом пусть голова у генералов болит. Но мне кажется, что дело как раз в профессионализме. Всё-таки у журналистики есть определённые правила, принципы и даже этические установки. И то, что сделано профессионально, всегда интереснее. На определённом уровне вообще любая деятельность превращается в профессию, и отчаянный любитель становится спецом в своей сфере. Ну а сфера журналистики — это работа с информацией. Вдумчивая, въедливая и доходчивая. Всё, как учили на информатике — сбор, обработка и передача информации. Ничего более. Но в наше время, когда разверзлись хляби сетевые и на людей полился нескончаемый дождь из всяких разных сведений, люди, умеющие профессионально работать с информацией, оказываются в большой цене.

Ещё заметьте, какое сейчас любопытное общение происходит между интернетом и традиционными СМИ. Люди, прославленные в сети, идут в телевизор (см. «Голубой Ургант», шоу «+100500»), а журналисты идут в онлайн. В прошлом году в первых строчках списка блогеров, которые заработали больше всего денег, числились Юрий Дудь и Леонид Парфёнов. На секундочку, оба профессиональные журналисты с солидным опытом работы в СМИ. У них даже есть профильное образование! Так что не спешите нас хоронить, у нас ещё здесь дела.

— Я телевизионный журналист, не печатник. И могу судить только со своей колокольни. ТВ для меня ценно прежде всего тем, что это «здесь и сейчас», я имею возможность задать вопрос, если спикер уклоняется от ответа, задать его ещё раз. И всё это уже будет зафиксировано и записано. У современного телевидения огромный инструментарий для того, чтобы эфир был интересен — сегодня в эфире я общался с человеком, который сейчас в Москве общался с президентом страны на острую тему. Спустя два часа от этого момента, он уже делился этим с моей аудиторией. На пермских порталах это появится завтра утром. Видеохостинги... Они отбирают наш (ТВ) хлеб, но наш телеканал онлайн транслирует программы на тот же YouTube и в социальные сети. То есть телевидение тоже меняет способы доставки контента до аудитории, исходя из сегодняшней цифровой реальности. Зачем нужен журналист во всей этой картине? Наверное, для того, чтобы смотреть в глаза собеседника, чувствовать его, усилить эмоции от спикера и транслировать их на свою аудиторию.

— Строго говоря, не нужны ни журналисты, ни блогеры. Нужны те, кто производит, упаковывает, доставляет контент. И для читателя нет сущностной разницы, кто именно это делает.

Нормальный потребитель информации (который не ведётся на новости на Первом канале) знает, как фильтровать и проверять информацию, и с этим знанием сшивает своё информационное «лоскутное одеяло». В нём могут быть конкретные СМИ, блогеры и страничка мамы в «Инстаграме». Важно лишь то, что нормальный читатель шьёт это «одеяло» из проверенных источников. А нормальный «создатель контента» (назовём его так) дорожит своей репутацией независимо от того, есть у него корочки журналиста или нет, есть у него свидетельство о регистрации СМИ или нет.

Статус (журналист, фрилансер, блогер) имеет значение только для самих производителей контента. Они выбирают, как им комфортней и что важней. Может быть, полная свобода, собственные правила, рамки и границы, которые устанавливаешь только ты сам. А, может, принадлежность к известному СМИ, с чьим названием на устах будет проще, некая стабильность, тыл и коллектив.

2. На какие деньги вы существуете?

Евгения Чашкина: Лично я существую на зарплату журналиста. А про всю нашу редакцию не скажу — это коммерческая тайна.

Валерия Зильберман: На российские.

Григорий Ноговицын: Во-первых — это не деньги. А во-вторых, с чего вы взяли, что я вообще существую? Может нет никакого Григория Ноговицына, и это всего лишь подставной редакционный псевдоним, потому что никто не хочет мараться о сферу культуры. И вот пойдите, докажите, что я не всего лишь кучка букв в указании авторства текста. Такое бывало в старину, и не раз, а в наше время победившего интернета — вообще раз плюнуть. А кроме шуток, после окончания института я зарабатываю исключительно журналистикой и по-своему даже горжусь этим. Многие мои друзья за это же время сменили кучу неинтересных им работ. А вообще про зарплаты и гонорары невозможно сказать лучше нашего незабвенного коллеги Сергея Довлатова:

«— Напечатали рассказ?

— Напечатали.

— Деньги получил?

— Получил.

— Хорошие?

— Хорошие. Но мало».

Антон Шибанов: Я получаю зарплату. Если поступают запросы на проведение каких-то деловых мероприятий, я их рассматриваю. Мне очень важно, чтобы мероприятие было мне интересно, чтобы в нём были хорошие спикеры.

Анастасия Сечина: Мы не классическое СМИ, а независимая фриланс-команда, которая работает в сложных жанрах. Мы никого не нанимаем и никому не выплачиваем зарплату. Просто нам вместе «немного теплей», а существует каждый из нас на гонорары, которые получает за тексты, на премии и гранты. Иногда случаются и пожертвования (на них мы купили, например, вторую батарейку для квадрокоптера). Плюс дополнительные заработки в разных сферах, у каждого своё. От консультирования НКО до сборки мебели (это в прошлом, но было и такое). Пока выжить без дополнительного заработка не получается.

3. Если это не приносит больших денег, зачем вам это надо?

Евгения Чашкина: Иногда мне тоже кажется, что моя работа — это просто складывать слова в предложения. Но происходят события, после которых вспоминаешь, что слово — это сила. Когда старушке выдают давно причитающуюся квартиру. Или волонтёры помогают достроить дом многодетной семье. Когда звонят из прокуратуры и спрашивают, где конкретно я сфотографировала эту гору снега, потому что её там быть не должно, и за это УК грозит штраф. Лично мне принципиально важно говорить правду. С помощью моей работы правду я могу говорить для очень большого количества людей. Потому что правда — это маяк, за который можно держаться.

Валерия Зильберман: Я думаю, что ставить возможность быть тем, кем вам хочется, в зависимость от тех денег, которые вам за это готовы платить, — худший вид внутреннего рабства. Выбирайте работу или выбирайте деньги, или выбирайте и то, и другое (если сможете, конечно), только не врите самому себе.

Григорий Ноговицын: «Я дерусь, потому что я дерусь». Я занимаюсь любимым делом и получаю за это деньги. Сейчас это феноменальная наглость. Мне нравится моя профессия — это же творчество, плюс постоянное общение с интересными людьми и поиск чего-то нового. Порой, конечно, тяжеловато, но кому сейчас легко?

Антон Шибанов: Это болезнь, вечное шило в одном месте, любопытство и адреналин от прямых эфиров.

Анастасия Сечина: Это наш драйв, наш способ получения удовольствия от жизни, наш способ быть живыми. Наверное, те же эмоции могла бы принести и какая-то другая профессия (вспомним доктора Хауса). Ну, у нас вот «сложилось» с журналистикой.

Журналистика даёт возможность постоянно окунаться во что-то новое, не меняя при этом профессию. Сегодня ты разбираешься в тонкостях венчурного инвестирования и взрываешь себе мозг правилами прокладки магистральных нефтепроводов, а завтра едешь в жопу мира, чтобы написать о жизни неофициального приюта для бездомных, или встречаешься с бывшими воспитанниками психоневрологического интерната, которые сумели вырваться в обычную жизнь. Это то, что просто не может надоесть. Правда, при условии, что ты сам себе хозяин, у тебя нет «нормы выработки» и ты сам выбираешь темы (поэтому мы и ушли на фриланс).

Иногда я говорю, что все мы накхи. Это из «Жалобной книги» Макса Фрая. Пожиратели чужих судеб, если очень упрощать. Только «питаемся» мы, не причиняя никому вреда. Надеюсь.

3. Вы умеете только критиковать, а сами ничего не делаете. Какая от вас польза?

Евгения Чашкина: Конструктивная критика ещё никому не вредила. Почему бы не сказать, что что-то идёт не так, если ты это видишь? К тому же, зачастую мы не просто так пишем статьи и новости. «Мне не нравится один чиновник — напишу-ка про него гадость». Такого у меня никогда не было. Были проблемы, в которых надо разбираться. И эти проблемы берутся с подачи наших же читателей, жителей Пермского края. Нам звонят и пишут в надежде, что мы поможем. Потому что люди уже обили пороги всех чиновников и там им не помогли. Приходится заходить с другой стороны. Иногда просто озвучить проблему — это уже большое дело.

Валерия Зильберман: Во-первых, те, кто что-то делают, не обязательно приносят пользу. Во-вторых, я не очень-то умею критиковать. В-третьих, приносить пользу не всегда обязательно — достаточно знать, что человек приятно провел полчаса, читая историю, которую ты ему рассказал.

Григорий Ноговицын: Может быть, никакой. И когда-нибудь я это окончательно осознаю и уйду работать в дом культуры методистом. Но пока я что-то пишу, люди это читают, кому-то это интересно. Вот ради этого кого-то и работаем.

Антон Шибанов: Я не критикую, я задаю вопросы. Считаю, что помогаю расставить точки над «Ё», разобраться в том, что происходит. Какая от меня польза? Давайте так, есть источник питания и есть потребитель питания. В этой цепочке моя роль — роль проводника, прОвода, индукционного поля... По крайней мере, так это вижу.

Анастасия Сечина: Мы умеем складывать буквы в слова, а слова в предложения. А быть в этих предложениях может критическая публикация, расследование, репортаж, портретная зарисовка и много чего ещё. Поэтому и польза от нас очень разная. Поднять проблему, которая не звучит в публичном пространстве. Создать резонанс вокруг проблемы, чтобы её начали решать. Дать слово экспертам, которые предложат решение проблемы. Ну и — сориентировать, вдохновить, расширить сознание, составить или изменить представление о чём-либо, показать невидимую сторону жизни, изменить ракурс и фокус. Наконец — просто развлечь (тоже польза). Думаю, я далеко не всё перечислила.

5. В чём вообще состоит профессия журналиста? Журналистом может стать каждый человек? Чего такого особенного вы умеете?

Евгения Чашкина: Не думаю, что журналистом может стать каждый. Как не каждый может стать врачом, бухгалтером или артистом балета. Надо уметь анализировать ситуацию, критично подходить к информации и людям, ставить себя над ситуацией, чтобы увидеть все участвующие стороны и картину в целом, быстро складывать слова в предложения. Надо быстро вылавливать суть из моря ерунды. Уметь задавать правильные вопросы, не стесняться задавать очевидные и банальные вопросы, потому что иногда именно в ответе на них открываются интересные подробности. Примерно всё это стоит уметь, чтобы быть хорошим журналистом. Конечно же, многое приходит только с опытом, и в университете этому не учат, но лучше всё-таки поучиться. Можно даже не на журналистике, а просто там, где нравится.

Валерия Зильберман: Я умею слушать. Если вам есть, что рассказать, — приходите, поговорим.

Григорий Ноговицын: См. пункт № 1.

Антон Шибанов: Особенное? Наверное, складывать буквы в слова. К сожалению, в наше время это становится достаточно редким умением. Увы, способен стать не каждый. Потому что к умению складывать буквы в слова надо добавить вечное «почему?» в голове человека и открытый взгляд на мир.

Анастасия Сечина: Профессия журналиста состоит в том, чтобы а) найти историю, б) собрать всё для истории, в) упаковать историю, г) доставить историю до читателя. В больших редакциях В и Г может передаваться на других сотрудников. Журналистом может стать каждый. Потому что изначально каждый человек может стать кем угодно вообще. При этом есть журналисты с даром, в макушку целованные. А есть селф-мейд, сами себя сделавшие, трудом и упорством. Образование при этом не имеет значения. Для хорошего журналиста обязательные условия — это, пожалуй, открытость жизни, любопытство и недоверие. А, ещё читать надо много. Всякого разного. Что такого особенного вы умеете? Да ничего.

***

Также на неожиданные и неудобные вопросы «Звезды» отвечали: веганы, феминистки, родители хоумскулеров, оппозиционеры, футбольные болельщики, независимые художники, Деды Морозы, сотрудники книжных магазинов.