Автор неизвестен: Киберпанк Алексея Колупаева

Тубус и правда выглядит угрожающе — он похож на гранатомёт, с такими уже никто не ходит. Колупаев хранит в нём картины самого большого формата. Он не без труда извлекает их из тубуса, в котором работы, похоже, пролежали последние несколько лет, и демонстрирует мне.

Следующие полчаса, что мы просидим в сквере Новосёлова, он будет рассказывать исключительно о своих картинах и почти ничего не расскажет о себе. Я узнаю только самую общую информацию. Вот она.

Алексей Колупаев родился в Карагае (его всегда очень забавлял тот факт, что единственная достопримечательность Карагая — памятник Юлиусу Фучику), затем приехал в Пермь и довольно успешно отучился на филологическим факультете ПГУ. Во время учёбы год отслужил в армии, а потом стал заниматься разными работами, не особо связанными с филологией — то охранял стоянку у того же ПГУ, то сторожил баню. Последние несколько лет Колупаев работает на стройке. Я бы вообще вряд ли узнал о его существовании, если бы не пермский писатель Алексей Черепанов. Колупаев был его одногруппником — они вместе учились на филфаке в начале нулевых, довольно тесно общались и не раз оказывались на совместных тусовках в университетском общежитии, которое после одной из таких тусовок от греха подальше закрыли для посещений.

— Он как-то в момент открыл в себе этот дар, — вспоминает Черепанов, — и примерно к третьему курсу все знали, что он рисует, все ходили к нему в гости, смотрели картины, вроде даже небольшая выставка была в университете.

Впоследствии Черепанов предпримет пару попыток продвинуть творчество своего университетского друга, но безуспешно: дело даже не в непрофессионализме Колупаева (он никогда и нигде не учился рисовать профессионально), а в содержании работ — некоторые из них он сам называет «слишком трэшовыми».

Он сходу называет нескольких своих любимых художников, чьё влияние, действительно, чувствуется в его работах: Дали, Пикассо, Брейгель и Босх. И отдельно говорит о графиках: здесь его кумирами оказываются Мауриц Эшер и Гюстав Доре.

Рисует Колупаев исключительно ручкой, а с красками и холстами никогда даже не связывался — слишком дорого и хлопотно. Его графика — это технически просто нарисованная, но композиционно сложная мешанина из фантастических, сюрреалистических и киберпанковских образов.

— Да, в общем, я не думаю ничего, просто беру бумагу и рисую линию, а дальше само всё. Точнее, не так: обычно я первым делом женщину рисую, а потом уже вокруг неё всё остальное происходит.

Если приглядеться к картинам Алексея внимательно, практически на каждой из них обнаружится женщина — обнажённая или одетая, частями или целиком, в более-менее привычном или в сюрреалистическом виде. А вот откуда вокруг неё берётся всё остальное, не понимает даже сам художник. Хотя, учитывая его любовь к фантастике, легко предположить, что без фильмов Кроненберга и без книг Лавкрафта или Филипа Дика тут не обошлось.

— У меня все эти картины в шкафу болтаются, а что толку? — грустно спрашивает Колупаев. С художественной карьерой ему всё это время и правда не везло. Он рисовал 15 лет подряд, но за это время так нигде и не выставился — если не считать локальных университетских проектов, про которые уже никто ничего толком не помнит. В какой-то момент ему удалось обратить на себя внимание пермского художника Юрия Лапшина — тот его всячески хвалил и предрекал большое будущее, и воодушевлённый этим Колупаев решил выставиться в рамках салона «Арт-Пермь» в 2011 году.

— Вот так вот, со студенчества рисовал, а в последние годы забил, — вздыхает Алексей, вспоминая эту историю. — Никто ничего покупать не хочет, я обломался. Художнику вообще в России тяжело, если ты не Никас Сафронов.

Лапшина тогда подвело чутьё: на «Арт-Перми» Колупаев не продал ни единой картины, только зря потратил 11 тысяч на аренду места. От этого он так расстроился, что со временем почти завязал с живописью, а за последние три года и вовсе ничего не написал.

Ему, в общем-то, и некогда было. График работы на стройке, судя по всему, немилосердный — наша с ним короткая встреча произошла девятого мая, потому что во все другие дни он работал с раннего утра до позднего вечера. Так что новых работ авторства Алексея Колупаева не появляется, а старые потихоньку гниют в тубусе:

— Мне Лапшин сказал, мол, все мои рисунки пожелтеют через 15 лет. По идее, им скоро конец придёт, — рассказывает художник (без особого, впрочем, сожаления).

За полчаса мы отсмотрели порядка сорока работ — это примерно треть от общего объёма архива Колупаева. Я заметил только два мотива, относящихся к реальности, а не к фантастике: это Путин и Пермь. Самой трудоёмкой работой, когда-либо сделанной Алексеем, стал лабиринт, в коридорах которого он изобразил практически все пермские достопримечательности — от Оперного театра до Мотовилихинских заводов. Художник называет этот лабиринт «полностью проходимым», но вы можете убедиться, что это не совсем так. В Перми-лабиринте есть вход, но нет выхода. Он кончается тупиком.