Двойная жизнь Колюпановых. Памятник воинам-дзержинцам как квинтэссенция советской эпохи

Мы шли с отцом в ДК Дзержинского (сейчас Молодёжи), чтобы встретить маму. Мама ходила в ДК на курсы кройки и шитья. Жили мы на улице Коммунистическая (сейчас Петропавловская). Идти было недолго. Каждый раз мы «срезали» путь и поднимались не по лесенкам к Дому культуры, а по тропинке. Название улицы и ДК переименовали, а вот тропинка сохранилась — пешеходы предпочитают «срезать», а не идти «как положено» по ступенькам. Привычки сильнее времени.

Спустя тридцать с лишним лет около ДК всё как раньше — в том числе и памятник воинам-дзержинцам (официальное название Памятник рабочим и служащим завода им. Ф. Э. Дзержинского, погибшим в годы Великой Отечественной войне — Прим. ред.). Кажется, он был всегда. Ну то есть сопровождал всё мое детство.

В соседнем от нашего доме, на углу Толмачёва, располагалась «психушка». Здание было старинное и, как подсказывает Google, в XIX веке принадлежало некому Ф. К. Пантюхину. В 1920 году здесь работала 4-я городская амбулатория, а позднее — психиатрический диспансер. Пацаны пугали «психами», но буйных среди них не было. Несчастные выходили во двор покурить, сидели на лавочках, около которых хранились огромные бумажные рулоны. Говорили, что «психи» в рамках трудотерапии клеят конверты. Но сейчас это не проверить. Тогда о психиатрических заболеваниях говорить было не принято. Младшая сестра моей бабушки не афишировала, что работает психиатром. О её профессии я узнал уже в зрелом возрасте.

Так вот, памятник. Даже по современным меркам он довольно странный и по форме напоминает произведение концептуального искусства. На трёх вертикальных основаниях установлена горизонтальная плита. На парадной её части имеется барельеф с изображением лиц пехотинца, танкиста, моряка, летчика и медсестры. Пластически лица не отличаются друг от друга. Это предельно обобщённые образы, которые не нуждаются в зрителе.

На возвышающейся плите слева написано «Им жизнью обязана наша страна. Запомни, товарищ, их имена!» На ней же ниже высечены имена более ста воинов, работников завода им. Ф. Э. Дзержинского, павших в боях во время Великой Отечественной. Внизу на небольшом постаменте хранятся венки. Слева тоже имеется барельеф, на котором изображены солдаты с пулеметами Шпагина во время боя. На переднем плане красноармеец держит на руках раненного солдата.

К памятнику от улицы Хохрякова ведёт лестница со ступенями. Поднявшись, оказываешься нос к носу с монументом. Но с такого близкого расстояния весь его не разглядеть. На дальнем расстоянии тоже: мешают деревья, которые очень близко посажены справа и слева. Зато между бетонных плит основания можно пройти насквозь и увидеть, что сзади плита имеет подковообразное закругление. Между ним и основной бетонной плитой — просвет. Если поднять голову, можно увидеть кусок неба. За монументом — пустырь: слева — ДК, справа — жилой многоэтажный дом, а впереди на холме возвышается недострой. Такое место для монумента выбрал архитектор Юрий Новиков.

Ступени и основание памятника выложены гранитной плиткой, которая во многих местах разбита. Около памятника можно найти окурки и пустые бутылки. Кажется, так было всегда, то есть последние лет тридцать точно. Сам монумент возвели в 1975 году, то есть за год до моего рождения и через восемь лет после строительства ДК Дзержинского. Авторы памятника — Степан Колюпанов и Елена Плюснина. Это известные пермские художники, муж и жена.

Степан Колюпанов и Елена Плюснина переехали в Пермь в конце пятидесятых из Благовещенска. Ученик Петра Евстафьева, Колюпанов был скульптором и художником. Его творчество можно разделить на две части. Одна — официальная пропаганда на темы русской революции: работы, выполненные на заказ к выставкам, типа «Урал социалистический» («Толя-пионер», «Партизан-разведчик» и др.). А другая — произведения на мифологическую и религиозную тематику.

Как официальный художник он был автором монументов «Памятник Орджоникидзе» (бронзовый бюст в сквере Моторостроительного завода), «1905 год» (стела в парке Горького). Вместе со своей женой Еленой Плюсниной работал в технике эмали и шамот (обожжённая глина). И это резко отличается от его монументального искусства. Ничего удивительного, многие советские художники вели как бы двойную жизнь. Колюпановы выполняли социалистический заказ, а их эмали и шамоты отличались декоративностью и орнаментальностью.

Сюжеты этих работ основывались на уральских сказах и коми-пермяцком фольклоре: «Хозяйка медной горы», «Семья Мяндаша», «Ойпель», «Лес», «Чудь», «Сватовство Кудым-Оша». Довольно типично для художников-шестидесятников и семидесятников. Многие искали выход из беспросветной советской действительности. Волшебной дверью в «настоящий мир» могли быть религия и мифология. Если в официальных работах они делали то, чего от них ждали, то в своих творческих работах они целиком и полностью отдавались служению красоте и гармонии. Написанные нежными линиями и пастельными тонами лирические сюжеты были вдохновлены не передовиками производства, а античными Паном, Пенелопой и Афродитой.

Одна из последних официальных работ художников была посвящена научно-техническому прогрессу. На большом эмалевом панно «Наука», выполненном в 1982 году на фасаде здания НИИУМС (Ленина, 66), учёные имеют вид магов и демиургов. Интересно проследить связь этой работы с мифологическими образами ранних эмалей художников. В центре композиции — три фигуры, что отсылает к «Троице» Андрея Рублева. Четвёртая — как бы снизошедший к ним ангел. С помощью микроскопов, книг и прочих замысловатых приборов они колдуют над перестройкой мироустройства. Их лица сосредоточенны, взоры направлены внутрь себя.

Техника, в которой сделана «Наука», уникальна. Большое панно собрано из эмалированных панелей, изготовленных на Лысьвенском металлургическом заводе. Возможно, работая над композицией, Степан Колюпанов размышлял о смерти и бессмертии. За год до окончания работы скончалась его жена и соавтор Елена Плюснина. Через четыре года уйдёт и сам художник, не дожив до слома советского мироустройства несколько лет. На днях панно «Наука» было разрушено собственниками здания НИИУМС. Есть нечто символичное в этом: новый российский капитализм разрушает остатки советской Атлантиды.

Вспоминая места моего раннего детства — двор «психушки» и памятник воинам-дзержинцам, я думаю о советском времени. Наследие Степана Колюпанова и Елены Плюсниной хорошо описывает эпоху. Их художественную стратегию можно определить термином «вненаходимость»: они были «своими» (официальными художниками) и одновременно «чужими» (творчество, основанное на мифологических и религиозных сюжетах) советской идеологии, существовали одновременно внутри и вне её. И чем нечеловечнее была первая реальность, тем нежнее вторая — та, в которой они хотели жить.

***

• Источники архивных фотографий: Энциклопедия «Пермский край», art59.ru