На тектонических разломах. Приезжайте в Усолье, к Стасу Хоробрых

Стас Хоробрых сидел на первом этаже палат Строгановых и курил. Он похож на барина, но не того, кто владеет душами. Он их лечит. Это барин Толстого и Тургенева, который приложил руку к каждому сантиметру этой земли. Говорит он тихо-тихо, бережно, и все время обнимает взглядом высокие стены с изразцами. В словаре Даля есть слово «радеть» — всей душой переживать за что-либо, печься о чём-то. Так вот Стас именно радеет за то, что делает.

Итак, он сидел на первом этаже в своём кабинете в стиле лофт, в окно которого заглядывала то мягкая синяя Кама, то коллеги и друзья с приветами и делами. Повсюду лежат книги, документы, фотографии и бумаги, но необыкновенная музыка не позволяет назвать это место офисом. Стоит невыносимая жара, поэтому Стас угостил меня горячим чаем с сахаром, а потом музейщики сварили на всех суп.

«Населённый» мир фольклора

Я спросила Стаса Хоробрых, как он здесь оказался. Надо сказать, что Стас не просто рассказывает, он как бы расшивает огромный ковёр. В общем, иногда без бутылки не разберёшься. За этим слогом в Усолье нужно ехать в том числе.

«В девяностые годы вокруг стало много культурологического шума. Естественно, возникла потребность войти в правильную систему, которая бы всё уравновешивала и сохраняла дистанцию между человеком и этим шумом. Этой системой для моего поколения как раз оказалась традиционная культура. Она аккумулирует вообще всё вокруг и выстраивает в жёсткую систему языка — даже если у тебя нет слов, найдутся жесты и предметы, которые помогут тебе понять любого человека. В традиционной культуре нет высокого и низкого, есть человек как мир, и есть, собственно, мир, а между ними идёт диалог».

Именно из-за этого одни начали постигать ирландскую мифологию, другие — индийскую культуру, третьи — поехали записывать календарные обряды коми-пермяков. Желание «войти в систему» тогда понималось интуитивно, сформулировать это, скорее всего, никто не мог. Но мы уже не раз убеждались, что экспедиции спасали молодых людей от более серьёзных дел в городе, где модно было быть бандитом.

«Как писал Бродский, „в деревне бог живет не по углам“, — продолжает Стас. — Весь этот мир как бы населён, полифоничен, всё в каком-то равновесии, всем находится место. Не стоит делить на русских и коми, на бедных и богатых — слоёв гораздо больше. Фольклор не ушёл, он сворачивается и раскрывается время от времени — от большого обряда к жесту или слову, а потом обратно в обряд».

Стас участвовал в работе коллектива «Рябинушка», одновременно Игорь Носков с ансамблем «Тишина» уходил в церковные песнопения, а Валерий Жук с «Песельной артелью» — в народную манеру.

Музыка тоже стала не только способом выйти с каким-то высказыванием, а возможностью углубиться. «Ноты — это не просто галочки. За значком стоит бесконечность звуков, от сих соль бемоль до сих соль бемоль — волна, в которой можно утонуть. Нужно было учиться различать. Отсюда пошли значки, подголоски, разложение».

Я спросила, почему всё «это» закончилось.

«У всех тогда была одинаковая стартовая площадка и возможность быть кем угодно. Никто не знал, чем будет заниматься. Поиск всё оправдывал. Затем начались подмены. Фольклорный костюм остался недоработанным, начались интерпретации. Хотели петь до самой грани, но не дошли. Многие знания приносят многие печали. Как будто все это поняли и перестали погружаться».

Ни окон, ни дверей, печь дымит

До 1992 года Стас учился в педагогическом институте, ходил на дополнительные лекции в университет и, можно сказать, жил в университетской среде, которая начала извергать поэтические вечера, концерты, современных художников и так далее.

Затем, по словам Стаса, он съездил примерно в 150 (!) экспедиций по Уралу. В 2002 году этнограф, кажется, всё понял. Понял, где в этом культурном слое «разломы и „трещины“, и одну из них решил заселить — без патронажа городов и магнатов, зато с замечательными коллегами. „Заселять“ Усолье приехали Виктор Цыпуштанов, Татьяна Сергеева, Даниил Антипов, Алёна Ильюшихина, Наталья Червякова.

Всё дело в том, что в 1954 году из бывшей канцелярии Строгановых уехал Усольский музей. Иконы, золотое шитьё, деревянная скульптура стали достоянием Березниковского краеведческого музея и Пермской галереи. Затем в этом здании находилось общежитие, склад соли и оборудования, и потом, конечно, его забросили почти на сорок лет.

Пришедшая сюда команда заново покрыла крышу, постелила полы, провела реставрацию окон, дверей и четырёх роскошных изразцовых печей — в 2007 году здесь открылась ремонтная мастерская по возрождению изразцового промысла Строгановых.

„Когда мы сюда пришли, на этом месте была коробка. Ни окон, ни дверей, печь дымит, на улице −30. Важно было не сдаться. Если бы не наше братство, ничего бы не вышло. Здесь образовалась такая творческая деревня, где каждый самодостаточен и у всех есть пространство для манёвра“.

К „интеллектуальной деревне“ присоединились археолог Андрей Белавин, филолог Иван Подюков, историк Георгий Чагин и многие другие.

У „Палат Строгановых“ за 15 лет появилось много друзей. Интересно, как в первое время им удавалось договориться с большими российскими художниками, вроде Константина Худякова и Андрея Ковальчука.

„Можно сказать, что во время экспедиций мы изучали язык субкультур. У каждой субкультуры свой код поведения. Этот опыт и позволил дальше органично встраиваться в мир большого города, выстраивать диалог и с художниками, и со спонсорами“.

С тех пор в Палатах прошло около 150 выставок — 62 всероссийских и 12 международных.

В 2006 году писатель Алексей Иванов получил „Строгановскую премию“ в размере 10 тысяч долларов за роман „Золото бунта“. В 2009 году он перечислил её „Палатам Строгановых“. По сообщению СМИ, сделал он это в ответ на то, что в 2009 году „Строгановскую премию“ дали Марату Гельману. Кстати, в 2017 году эту премию получил уже сам Стас Хоробрых.

На фоне краеведческих музеев советского типа, когда в древнем храме в одном зале размещаются рога лося, шапка Ермака, прялка и картина Айвазовского, „Палаты Строгановых“ напоминают новый выставочный музей, где история прялок и шапок остаётся в текстах и словах, а в залах — выставки современных художников.

В 2008 году в музей привезли выставку „deisis. Предстояние“, члена Российской академии художеств, заслуженного художника РФ Константина Худякова. В 2010 году — выставка протоирея Владислава Провоторова „Движение души. Рисованные листы русских старообрядцев“. А через год из собрания ГМИИ им. Пушкина в Усолье привезли гравюры Франсиско Гойи „Капричос“. И это, конечно, не всё. Экспедиции для фольклористов не закончились — они начали организовывать их уже из „палат“, проводить круглые столы и конференции.

Усолье как место откровений

С краеведом Натальей Аксентьевой мы решили найти маленькую, известную узкому кругу лиц, часовенку. В этом поиске нам открылась вся прелесть этого места. Примерно в тот момент, когда я шла по щиколотку в тёплой грязи, подняв платье. Впереди, сзади и сверху была трава в полный рост. Голову уже не нужно было прикрывать от солнца. Отходя от стриженных триммерами пермских газонов, я наступала в ласковую шёлковую траву.

Вдоль незримых линий стояли красные кирпичные „офисы“ и „конторы“ Строгановых, из пустых окон выпархивали деревья, внутри тоже были деревья, и по периметру — кусты, репей, иван-чай. Пожалуй, лучшая смерть архитектуры. Часовню мы нашли. Там целовались парень с девушкой, потому что, как я уже сказала, о ней мало кто знал.

Усолье — это такое далёкое от всего мира место и, вместе с тем, очень в него впаянное. На въезде в город открывается залив с островками, другой залив — белый от отходов заводов. На одном берегу палаты и руины Строгановых, на другом, прямо напротив — современное производство. Закончилась одна цивилизация, началась другая.

А музей, созданный почти что с нуля „вот этими вот руками“, дышит гостеприимством. Почти в каждом посте в соцсетях они пишут „Приезжайте к нам в Усолье“ и как бы распахивают руки.

***

• Читайте также: фоторепортаж с выставки „Танцуют все!“, которая открылась в усольском музее „Строгановские палаты“ весной 2017 года.