«Он вымачивал ремень в солёной воде». Истории женщин, переживших насилие

— Всё началось, когда мне было 9 лет. С нами уже какое-то время жил отчим. Мы поехали в гости к родственникам в другой город. Там был только один диван. Предполагалось, что мы будем спать на нём втроём — мама в центре, а мы с отчимом по краям. Мама ушла в душ, и отчим остался со мной на диване. Он что-то сделал со мной. Сейчас я понимаю, что это был поцелуй взасос, но тогда я была ребёнком, и не осознавала, что произошло. Мне просто было мерзко и противно от его липкого скользкого языка в моём рту. Через какое-то время эти эпизоды стали повторяться. В какой-то момент моя мама попала в больницу, и я осталась с ним одна. Он приходил ко мне ночью. Я спала в колготках, потому что мёрзла. Он стягивал их с меня и трогал между ног. Я вырывалась и просила, чтобы он меня отпустил, но он говорил, что мне должно нравиться. Я говорила что мне не нравится, и что я обо всём расскажу своему дедушке. Он отвечал, что мне никто не поверит. Дальше он поднимал мою майку, и говорил «Когда же у тебя уже вырастут титечки?» Это продолжалось несколько недель, пока моя мама лежала в реанимации, но каждое утро я как будто забывала обо всём, что происходило. Он становился обычным отчимом.

Он не работал, пил, но я в принципе в его дела не лезла. При маме мы практически не общались. Утром мама уходила на работу, и когда я возвращалась из школы, отчим приходил ко мне. К тому времени я уже подросла и стала чуть больше понимать, что то, что он делает — неправильно. Но больше всего я винила себя за то, что это происходит со мной. Потому что он говорил, что я сама виновата. Он говорил, что когда моя грудь подрастёт, он насладится мной в полной мере. Я вырывалась и брыкалась. Однажды он напился и сказал, что хочет научить меня делать минет. Я спросила, что это такое. Он сказал «подойди, покажу». Я не подошла, и он подошёл сам. Я начала вырываться, и мне это удалось. Подбежала к окну и хотела из него выброситься, но он успел меня схватить. Мне тогда было 12 лет. Я каждый день думала о самоубийстве, резала себя, начала курить. Тогда я не связывала это, но сейчас понимаю, что всё это происходило из-за отчима. Я не обращалась за помощью, потому что я в принципе не понимала, что происходит.

Мама родила от него второго ребёнка. Несколько раз он выгонял нас из дома посреди ночи, хотя квартира полностью принадлежала моей маме. Выгонял зимой на мороз, без вещей. Я не знаю, что у них происходило с мамой, но я слышала крики и удары по стене, а потом мама прибегала ко мне в комнату и говорила «собирайся скорее». Мне было страшно. Я не понимала, почему мы должна куда-то убегать ночью — я, мама, и младенец. Ещё я не понимала, почему через несколько дней мы снова возвращались. Родственники считали, что всё нормально, и что главное — сохранить семью. Главное, что у мамы есть муж и что у детей есть отец. Бабушка с дедушкой закрывали на всё глаза. Несколько раз мама вызывала полицию, но они говорили «сами разбирайтесь, это ваши проблемы, мы сюда лезть не будем». Когда она решила с ним порвать, он отказывался уходить и угрожал. У него были какие-то связи в полиции, и он говорил маме, что подкинет наркотики. Она не могла сама выгнать его из дома, ей пришлось обратиться за помощью. Я тогда уезжала в лагерь, и не знаю точно, что происходило. Когда она его выгнала, ей угрожали и даже пытались сбить на машине. Квартиру нам пришлось продать и переехать, чтобы отчим не знал, где мы живём. Вообще после всего случившегося там было невозможно находиться.

Когда мне было 14, он встретил меня на улице, он тогда уже не жил с нами. Он спросил: «У нас ведь всё хорошо?» И я побоялась ответить ему, что он ужасный человек и что то, что он со мной делал, мне не нравилось. Что мне было больно, страшно и неприятно. Я сказала, что всё нормально. Он ответил: «Ну и славно, ведь я никогда ничего плохого тебе не делал». Больше мы не виделись. Он уехал, но через какое-то время прислал мне подарок — серию книг о Гарри Поттере. Я испытывала отвращение к нему и к его презенту, но прочитала их. Через несколько лет я начала встречаться с молодым человеком. Когда у меня был первый секс, я очень боялась, что окажусь не девственницей. Потому что когда я была ребёнком, я не понимала, что отчим делает там своими руками. Иногда он доставал свой член, и гладил меня им по бедру. Но я только сейчас могу с уверенностью сказать, что это был половой орган, потому что тогда я не знала, как он выглядит.

У моего молодого человека была врождённая болезнь сердца, и три года назад он погиб. Я не могла справиться с этим, и мама отправила меня к психотерапевту. Когда уже прошло какое-то время, и я пережила эту потерю, мы начали разбирать, что у меня в отношениях происходит, и дошли до этой травмы с отчимом. Я бы никогда не пошла с этим к психотерапевту, потому что моя психика просто вытеснила эту ситуацию. Психотерапевт меня спрашивала о чём-то, и я отвечала. И только тогда я узнала, что виню себя, и о том, что внутри меня много боли и слёз, и это до сих пор не прошло. Я уже выросла, но до сих пор не могу забыть это и отпустить. Я очень жалею, что не знала тогда, что это ненормально, когда взрослый мужчина трогает ребёнка. Если бы мне это объяснили, если бы я рассказала, если бы мне поверили, возможно, он бы сейчас сидел. Я боюсь представить, что он может ещё кому-то так испортить жизнь. Насколько я знаю, дела о насилии над детьми могут рассматриваться без срока давности, и я могу на него заявить. Но я до сих пор не говорю об этом открыто и боюсь, что меня обвинят в клевете. Маме я рассказала об этом, когда была уже совершеннолетней. Она плакала и говорила, что не знала. Я думаю, что на самом деле она просто закрывала на это глаза.

— Когда я была подростком, я жила в деревне, и вечером было страшно возвращаться со всяких школьных дискотек, потому что в нашем селе насиловали девочек. Несколько девочек из моего окружения изнасиловали и даже убили. Было просто много пьяных мужчин, которые бегали за нами. Тогда мне было 12-13 лет, мы всерьёз не осознавали, что нам угрожала реальная опасность.

В Перми на меня напали возле дома на повороте на ул. Глеба Успенского. Это было зимой, я шла в пуховике и слушала музыку в наушниках. Услышала громкий возглас, обернулась. Стоял мужчина, я не знаю, трезв он был или нет. Он что-то кричал, я подумала, может человеку нужна помощь, достала наушники. Он кричал мне «стой». Я спросила, что случилось. Он попытался ко мне подойти, я вообще не поняла, что происходит. Он схватил меня за руку, потом за отворот капюшона. Было часов 9-10 вечера, я возвращалась с работы и решила зайти в магазин, кажется, мне надо было купить сковородку. Дальше началась какая-то борьба, я ему кричала «убери руки». На улице вообще никого не было, наверное, меня не мог никто услышать. Он мне что-то говорил из разряда «стой, давай знакомиться» и всё в таком ключе. Он не говорил мне «я тебя сейчас изнасилую», но я же чувствую посыл, когда меня грубо за руки хватают и прочее. В итоге я вырвалась и убежала домой. Сразу же позвонила мужу, меня трясло. Через какое-то время я перестала воспринимать это как что-то из ряда вон выходящее. Это страшно, но это случается.

Ещё одна ситуация произошла днём. Я просто шла в гости к друзьям, было часа два дня, лето. Возле универсама двое мужчин в нетрезвом состоянии просто подошли ко мне, схватили за руки и начали куда-то тащить. Я особо не понимала, говорили ли они что-то в этот момент, угрожают или нет. Мне было очень страшно, жутко страшно. Вокруг были люди, очень много людей. Я кричала «помогите!», но никто ничего не делал. В итоге одного я ударила между ног, второй меня отпустил, и я побежала. В принципе мы постоянно живём в этой атмосфере, что если я летом надеваю топик и иду на улицу, мне свистят вслед, кричат что-то. Это неприятно как минимум. Я не чувствую себя в безопасности, невозможно быть уверенной в том, что ты сегодня дойдёшь до дома. Я не знаю, может быть мне как-то не везёт, но у меня довольно часто такие ситуации происходят. Неприятно всё, даже сальные взгляды. Но когда нападают, это какая-то жесть. Не понимаю, почему. Я не веду себя вызывающе и тем более не провоцирую. В такие моменты я думаю только о том, как бы убежать.

При этом всегда почему-то первые комментарии под постами о нападениях и изнасилованиях, первые фразы, которые мы слышим даже из уст друзей и знакомых — что девушка была как-то не так одета, выглядела как-то неприлично. Я как свободный человек могу носить всё, что мне вздумается, и это не значит, что меня можно насиловать. «Мужское государство» говорит, что насилие не имеет пола. Эта фраза меня очень веселит. Потому что мы все знаем из статистики, кто чаще всего страдает от насилия. И меня дико бесит тот факт, что я должна, я обязана следить за тем, что на мне надето, как я говорю, как я выгляжу, с кем я общаюсь, просто для того, чтобы существовать в безопасности, тем более, что это ещё и ничего не гарантирует. Даже если я буду ходить в тулупе и не буду вообще общаться с мужчинами, это не спасёт меня от риска быть изнасилованной и убитой.

— Мои родители познакомились, когда маме было 15, отец на шесть лет старше её. У неё были парни и до него, он ей внушил, что она шлюха и только он её примет. Постепенно он усиливал свой контроль за ней, она перестала общаться с родными, а в 16 лет забеременела мной. Мама говорит, она меня хотела. Поженились они, когда мне было уже пять или шесть лет. У неё никогда не было ни своих друзей, никого. Он манипулирует ею, угрожает, что если будет не так, как он хочет, он причинит вред тем, кого она любит. Изредка он работает, но надолго нигде не задерживается, потому что уходит в запой. Он работает максимум месяц, потом пьёт несколько месяцев, потом не может найти работу ещё несколько месяцев, и так по кругу. Сколько я себя помню, обеспечивала нас мама. Иногда он выходил на шабашки, покупал какой-нибудь музыкальный центр, а потом пропивал его.

Насколько я знаю, он бил её с самого начала. Он всегда говорил «боишься — значит, уважаешь». Раньше мама вызывала полицию, но, кажется, она даже не писала заявление. С отцом просто проводили какую-то беседу и всё. Он на неё давил, говорил: «Я выйду, и тебе хуже будет. Я тебя убью вообще». Он ей пробивал голову, она вызывала скорую и говорила, что сама упала. Побои — сама ударилась, с лестницы упала. Мне также приходилось говорить. Почему у тебя синяки? Тебя папа бьёт? Нет, не бьёт, вы что! Он с ней вообще страшные вещи творил, я потом это узнавала из её пьяных разговоров с подружками. Он вызывал проституток и заставлял маму спать с ними, и снимал это на камеру. И прочие не очень приятные вещи, которые я узнала, ещё когда была маленькой. Это всё плохо повлияло на мою психику — знать такое о своём отце.

Когда мне было 7 лет, он пытался меня повесить. Мама успела вытащить меня из петли, и мы убежали к бабушке — его матери. Она вызвала полицию. Мама не хотела никого вызывать, она просто ушла к друзьям, а я осталась у бабушки. И мы уже с ней ездили давать показания и снимать побои. След был не только на шее. Он вымачивал ремень в солёной воде, и бил нас бляхой по разным частям тела. Бабушка написала заявление, и его осудили на три года условно. Мама с ним не развелась, она уговаривала меня сказать на суде, что я сама его спровоцировала, хотя на самом деле он просто напился и выпил ещё какие-то таблетки. Я соврала в суде, сказала, что он ничего не принимал. После этого я какое-то время жила с бабушкой. Он приходил мириться, и бабушка сказала, что он ей больше не сын, что она забирает меня к себе. Потом родители всё-таки с боем забрали меня обратно, бабушка переписала на меня свою квартиру, из-за этого отец на меня очень сильно злился потом и бил. Он заставил меня продать эту квартиру, чтобы мы разъехались.

У отца была ещё одна судимость за то, что он ударил ножом мамину двоюродную сестру. Они выпивали, началась ссора, он угрожал ножом маме, сестра стояла сзади и так вышло, что он попал ножом в неё. Она выжила, но ей делали операцию. Также у мамы была судимость из-за него, он заставил её украсть выручку из магазина, в котором она работала. Там было около ста тысяч, я помню, как дома он прятал их в светильники, которые висели на стенах. Сейчас он пытается общаться со мной и не понимает, почему я этого не хочу. Он думает, что он ничего плохого не сделал. Мама до сих пор с ним живёт, и он до сих пор бьёт её. Мама говорит, что она его любит. Я считаю, что бесполезно с ней разговаривать. Она соглашается со мной, и говорит, что я правильно делаю, что не общаюсь с ним. Но сама она уйти не может. Раньше она боялась, что он её найдёт и убьёт, а сейчас она, видимо, просто смирилась. Я не знаю, что делать, и просто жду, пока он умрёт, как бы цинично это ни звучало. У меня тоже были мысли о том, чтобы убить его, потому что жить в таких условиях было просто невозможно. Я не могла возвращаться домой, не могла нормально спать. Я не знала, в какой момент он будет добрым, в какой захочет взять нож.

Я думаю, что должен быть охранный ордер, потому что даже если ты идёшь и пишешь заявление, ты всё равно живёшь с этим человеком в одной квартире. Он может тебя найти, он знает твоих друзей, знает твоих родственников. Женщина должна как-то законодательно охраняться от этого мужчины. Полиция должна адекватно реагировать на случаи насилия, не говорить «мы ничего не можем сделать, это ваше семейное дело, вы сейчас поругаетесь, потом помиритесь, ничего страшного». Полиция должна помогать женщинам, определять их в кризисные центры, с ними должны работать психологи. Это должно быть как-то системно, а не как сейчас — штраф выписывают, и его платят из семейного бюджета.

— Мы как-то сидели с бабушкой, пили чай, листали старый фотоальбом, как это обычно бывает. И там была фотография — корзинка с грибами на фоне леса, мне она очень понравилась. Я спросила, что это за лес и когда был сделан этот снимок. И бабушка мне рассказала, что они с дедом тогда были молодые, но у них уже были дети — моя мама и её сестра, и они вдвоём ходили в лес за грибами. Мы поговорили о грибах и походах, и тут она мне говорит, что дед в тот день неадекватно себя вёл. Оказалось, что сначала всё было хорошо, они гуляли, собрали две корзинки грибов и ещё пакеты. Стало темнеть, и они решили ехать домой, но свернули не туда и заблудились. Он начал кричать на неё, потом схватил за горло и прижал к дереву. Начал её душить и говорить, что если она не выведет их из леса, он прямо здесь убьёт её. Она запаниковала, ей стало страшно. В итоге они вышли к электричке. Она уехала домой к своей маме и рассказала ей всё. Бабушка не стала писать заявление в милицию, потому что боялась за себя и своих детей. После этого они не общались какое-то время, а потом она его простила и вернулась. Я спросила, единственный ли это был раз, когда он вёл себя с ней так. И она мне рассказала всю историю от их знакомства до его смерти.

Она рассказала, что дед кричал на неё и бил. Когда я спросила бабушку, почему она терпела это и не уходила, она сказала, что, когда это произошло в первый раз, она простила и сказала, что если это повторится снова, она уйдёт. Это повторилось, и она ушла от него и забрала детей, но через некоторое время вернулась. И это повторилось снова, и она снова ушла уже на долгое время. Она вообще с ним не общалась, но позволяла видеться с детьми, потому что к ним он не применял физическую силу. Каждый раз, когда она прощала, она считала, что делает доброе дело и что это ради детей. Когда я спросила, почему она прощала его несколько раз, она сказала, что была дурой, что этого не нужно было делать и что это ни к чему хорошему не привело. Потому что она терпела боль, испытывала обиду и ненависть к этому человеку, и дети это видели, и понимали, что их матери плохо. Так они сходились и расходились несколько раз, а потом случилась катастрофа на Чернобыльской АЭС, и моего деда отправили туда ликвидатором. После этого у него началась волчанка, и через год он умер во сне от сердечного приступа. Бабушка с ним жила до самого конца.

Ещё одна моя бабушка (по отцовской линии) жила в деревне и была седьмым ребёнком в семье. Она рассказывала мне о своём отце — моём прадедушке. Прабабушка была дочерью священнослужителя, а прадед — сыном человека, который имел сильные позиции в той деревне, где они жили. Естественно, он был завидным женихом. Отец моей прабабушки считал, что нужно выдать свою дочь за такого перспективного молодого человека. Всем было всё равно на их чувства, им тогда было по 15-16 лет. Он бил и оскорблял свою жену и детей, и считал, что это нормально. Он считал, что это нормально, потому что он мужчина, а в их семье всего два взрослых сына, а все остальные дочери. Сыновей он не трогал и считал, что позорно бить мальчика. То, что происходило в этой семье, оставило отпечаток на моей бабушке, потому что она была маленькой девочкой и видела всё это насилие. Видела, как её сестёр бьют за малейший проступок. Бабушка рассказывала мне, что когда её мать готовила обед на большую семью из девяти человек, она варила большую кастрюлю супа. Муж приходил после работы голодным, уставшим и злым, и кричал, чтобы она принесла ему еду. Она приносила ему этот суп, накладывала в тарелку. Он пробовал и, если суп ему не нравился или был недостаточно горячим, мог просто всю эту огромную кастрюлю опрокинуть на пол. Они жили в деревне, тогда были деревянные полы и печь, в которой этот суп надо было варить четыре часа, и его хватало всего на один день. И он мог позволить себе опрокинуть всё это на пол и сказать «мне не вкусно, готовь заново!» И дети, и она оставались без еды. Ему было всё равно, что она тоже устала, и что есть ещё другие люди вокруг. Это отвратительно.

Тогда нельзя было развестись, потому что если женщина уходила с детьми, на неё сразу же ставили клеймо, что она плохая мать и жена. Прошло уже 40 лет, моих прадеда и деда уже нет в живых, и я понимаю, насколько это были ужасные люди и не хочу, чтобы в моей семье это происходило. Я считаю, что это позорные страницы в истории моей семьи, но это не нужно скрывать и прятать, об этом нужно говорить. Потому что мои бабушки не были виноваты в том, что у них были такие отец и муж. Мой папа позволил себе один раз поднять руку на мою маму, она сразу же ушла от него после этого. Сейчас в моей семье ничего такого не происходит. Я состою в отношениях. Когда я начала встречаться со своим молодым человеком, я ему сказала о том, что я не собираюсь терпеть насилие в свой адрес, тем более от человека, которого я считаю своей семьёй. Он поддержал меня, он согласен с этой точкой зрения. Он сказал, что если что-то подобное произойдёт, он сам пойдёт в полицию и сам напишет на себя заявление. Мы полтора года вместе, ничего такого не происходило.

Я поражаюсь тому, что такие ужасные вещи, как то что случилось с сёстрами Хачатурян, происходят в 21 веке, где есть развод, закон и конституция, которая должна гарантировать права и свободы. Но закон работает против жертв насилия и не защищает их. Мы должны сейчас выходить на пикеты и привлекать внимание людей, потому что они об этом не знают. Нужно об этом говорить, чтобы люди понимали, что это действительно происходит прямо сейчас, и с этим нужно бороться. Все эти пикеты и петиции, которые мы подписываем, это не простой звук. Это даёт мне надежду на то, что не всё потеряно и такое не повторится в семье моей подруги или ещё в чьей-то семье. Поэтому об этом нужно говорить, писать, кричать и делать всё возможное, чтобы люди об этом знали.

• Кризисный центр для женщин, женщин с детьми, оказавшихся в трудной жизненной ситуации в результате домашнего насилия в Перми: 8 919 70 65 110 (круглосуточно), группа «ВКонтакте»
• Всероссийский телефон доверия для женщин, пострадавших от домашнего насилия: 8 800 7000 600

***

Читайте также:

«Насильник — не жертва!» В Перми прошёл пикет в поддержку сестёр Хачатурян

#ПроектFAQ: Природа насилия. Потому что можно?

Битва мнений: что думают мужчины по поводу флешмоба #ЯНеБоюсьСказать.

Рассказываем о федеральной «горячей линии» для тех, кто столкнулся с бездействием органов власти при домашнем насилии.