«Вопрос нового языка»: дискуссия о соотношении реального и виртуального в музейном деле

Вступление от команды ЦГК

Онлайн-форматы в той или иной мере используются многими музеями, но ситуация самоизоляции позволила нам (или даже заставила нас) выходить в онлайн активнее и разрабатывать новые подходы. В большинстве случаев музеи не были готовы к этому, так что большинство проектов, появившихся за последние месяцы — гибридные, основанные на офлайне. В первую очередь это виртуальные туры по конкретным экспозициям и целым музеям (примеры — Музей пермских древностей, Эрмитаж, Русский музей, Пушкинский музей и т. д.). Они отличаются разной степенью технологичности. При подготовке к этой встрече мы обнаружили любопытную статью — «ПARраллельный мир: как виртуальная реальность меняет церковь, медицину, искусство и всё остальное уже сейчас». В ней важен блок, связанный с фантастическими технологиями, которыми уже сейчас многие планируют пользоваться, но нюанс в том, что использование таких технологий затратно и сложно. Это то, от чего напрямую зависит вопрос технологичности как таковой.

Что до текущего момента, то на фоне изоляции немногие институции сделали что-то совершенно новое, но многие укомплектовали свой контент в онлайн-проекты. Также многие называют онлайн-выставкой видеоэкскурсии или гиды в рамках реально существующих экспозиций. Так, например, в рамках фестиваля «Мосты» поступил «Мемориал».

Но, кроме этого, появляются форматы, которые позволяют ощутить и понять выставку, не находясь в её пространстве, а просто наблюдая онлайн образы, связанные с ней. Так поступил «Гараж» в проекте «Экскурсовод на диване», в котором гиды просто рассказывали о выставке, основываясь на собственных воспоминаниях о ней. В «Граунде» также был запущен формат видеовстреч с рассказами о музее. Так, например. Анна Наринская рассказывала о выставке по памяти, однако этот рассказ вполне передаёт авторский замысел и те эмоции, которые выставка была призвана вызывать.

Есть немало примеров того, что, на наш взгляд, является онлайн-выставкой в наиболее полном смысле этого слова. Таков сайт Третьяковки, который является условным промо большой выставки. Тут не показываются и не дублируются работы с выставки, но он создаёт настроение и погружает в тему, и в экспозицию посетитель заходит с определённым бэкграундом. Это очень хорошее рабочее дополнение.

В музее PERMM активно используется формат, связанный с архивированием и отчётностью на материале уже прошедших выставок.

И последний пример — выставка в ЦГК, которая изначально в принципе не была заточена под существование в онлайне, но в итоге стала таковой.

Если всё же говорить о совсем экспериментальных форматах — нужно вспомнить Галерею нейросетевого искусства. Искусственный интеллект здесь становится художником, который создаёт работы на основе образов, и куратором, который создаёт свою выставку.

Плюсы онлайн-форматов, которые традиционно отмечают музейщики — расширение аудитории; доступность по времени и месту; сохранение и фиксация материала; возможность расширить материал; стоимость (хотя тут всё опять же зависит от технологий); возможность экспериментов.

Главный минус — дистанция и потеря чувства сопричастности.

Анна Суворова, искусствовед

Важно расставить акценты — онлайн не является ни эквивалентом, ни явным симулякром реальности — это понимает любой человек, который пользовался VR-форматами. Сегодня любопытно посмотреть на актуальную практику мировых музеев. В больших музеях и раньше были сервисы, связанные с онлайн-форматами: они остались, но при этом музеи не идут по пути развития формата виртуальной реальности. Но что здорово — когда мы говорим об онлайн-представительствах, нельзя не отметить, что появляются многие форматы, которых ранее не было. Гибридные форматы, в которых используются иные возможности — например, посещение пространств домов кураторов или разговоры о коллекциях. Хороший пример связан с аукционным домом Sotheby's — они проводили онлайн-диалоги со специалистами, которые рассказывали о своих коллекциях.

Когда речь идёт об онлайне, важно не просто увидеть выставку, важно сформировать интерес к тому или иному кейсу искусства. И когда мы оказываемся в ситуации сидения дома, когда мы отрезаны от больших зрелищных историй — у нас появляется возможность погрузиться в очень маленькие кейсы и нарративы.

MOMA открыл свою очередную экспозицию в ноябре 2019 года и довольно скоро вынужден был закрыться. Что сделал музей? Не начинает судорожно снимать всё на видео или делать виртуальные копии. Он начинает делать акцент на тех произведениях, которые в иных обстоятельствах очень трудно пробиваются через другие зрелищные медиа. Например, довольно непросто в этом смысле работать с видео: музеи не могут позволить себе показывать выставки видеоарта одну за другой, это (условно говоря) скучно, это слишком большой массив для восприятия. Мы понимаем, что, даже если мы большие фанаты совриска, нам будет трудно прийти на выставку в музей и посмотреть все видео досконально. И вот MOMA делает подобные виртуальные выставки сейчас, когда они заточены под текущую ситуацию и формат. Ведь онлайн-форматы позволяют изменить оптику. Сделайте выставку документов, фотографий — это будет тем балансом в онлайн-деятельности и тем аспектом, который нас примиряет с онлайн-существованием. Онлайн позволяет нам получить дополнительные преимущества в смысле внимания к разным форматам.

Сергей Островский, заведующий отделом социально-культурной деятельности Пермского краеведческого музея

Краеведческий музей просто делает 3D-запись выставок, это помогает нам документировать выставочную деятельность: в основном мы делаем 3D-панорамы для временных экспозиций. Правда, лично мне это кажется довольно скучной историей — в любом случае она в первую очередь вспомогательная.

Если говорить об онлайн-проектах другого уровня — в 2016 году мы пытались делать виртуальный музей: мы делали детский литературный музей и внедрили в 3D-панорамы некоторые активности.

В целом же при работе с такими форматами всё зависит от целей. Если речь идёт об онлайне, то понятно, что надо прорабатывать трансляцию эмоций через монитор. В последнее время новыми продуктами в этом смысле для нас стали записи онлайн-лекций (в этом плане больше всего отличился Музей пермских древностей). Кроме лекций, были запущены трансляции с чтением в слух, и «ВКонтакте» до сих пор звучат эти вечерние сказки.

Татьяна Вострикова, директор Пермского краеведческого музея

За время пандемии мы не смогли сделать какого-то специального формата и ответить каким-то принципиально новым предложением. Наработки, которые у нас были — вроде научно-популярных лекториев — мы делали в первую очередь для себя, поэтому только очень небольшой процент из них можно было адекватно смонтировать и выложить, у нас они служили в большей степени внутренним целям. А все наши одиннадцать филиалов были ориентированы в первую очередь на живое общение с посетителями. Но, осознав эту неготовность к онлайн-существованию, мы принципиально решили ничего не делать «на коленке». Мы проанализировали все наши цифровые «запасы», которые изначально не предназначались для трансляции вовне. Теперь перед нами вопрос — как со всем этим быть? Теперь, создавая новые выставки, надо закладывать в бюджет создание определённого видеоконтента — промо, анонсирующие, итоговые ролики, продукты, которые бы дублировали нашу деятельность в сети. Скажем, история с фотофиксацией позволяет подать некоторые вещи и расставить определённые акценты совсем иначе, чем при «живом» просмотре в экспозиции — и это, конечно, плюс. Но всё же, когда мы оказываемся внутри пространства музея, этому сопутствует и совершенно особое ощущение.

Наиля Аллахвердиева, директор музея PERMM

В марте мы просто выезжали на том, что поддерживали последнюю открывшуюся выставку сопутствующими онлайн-форматами, но этот ресурс быстро был исчерпан. Переходным периодом стала Ночь музеев, когда пришлось придумывать альтернативный контент, и мы решили, что нужна масштабная провокация, чтобы стереть границы между реальностью и фантазией. С началом изоляции мы оказались космонавтами внутри скафандров-квартир. Эта замкнутость была такой сильной, что мы постоянно думали, как выйти за её границы. И «Ночное вторжение» стало нашей самой длинной ночью музеев — онлайн мы имитировали затопление Перми, которое сопровождалось появлением фантастических объектов и прочего. Эта шалость, как мне кажется, удалась.

В тот период перед нами как никогда остро встал вопрос нового языка коммуникации. На самом деле, музей не умеет шутить: в депрессивные периоды с музеем успешно конкурируют программы типа Камеди Клабов, всем хочется по-новому ощутить себя через возможность смеяться. И поиск, и само переключение на новый язык были большой проблемой. Мы стали работать с профессиональной пиар-командой, и в конечном итоге пришли к созданию новой платформы — мы выяснили, что чем больше контента мы генерируем, тем меньше его в состоянии переварить зрители и даже мы сами, но при этом он очень крутой, и новая упаковка, которую мы создали, позволяет надеяться, что даже если сейчас зритель не до конца всё переварил (ведь мы все сейчас устали от онлайн-контента), то после выхода в офлайн люди продолжат обращаться к нему и интересоваться проектами, которые мы насоздавали.

Я точно не могу сказать, что мы создали принципиально новый проект, как это сделал хореограф Владимир Варнава — его «Прощай, старый мир» действительно очень крут. Мы ничего такого не создали, но сделали большое количество цифровых продуктов, на которые нам в этот период наконец хватило денег и времени.

Карантин — это невероятная возможность с точки зрения раскрытия потенциала команды. Для нас это обернулось пониманием того, насколько у нас активная живая команда и насколько качественно мы можем принимать вероятные вызовы.

В мае, когда стало понятно, что нас не выпускают в музей, а будущая выставка ещё слишком далеко, мы оказались в пропасти — и именно тогда у нас возникла идея придумать концептуальный проект, который отвязывает нас от музея и задаёт рамку, позволяющую двигаться в любых направлениях. Я вспомнила строчку из песни группы «Есть есть есть» про нацпроект «лето». В этой песне бюрократический языке переплетается с поэтическим, и на этом языке очень классно разговаривать, этот формат развязывает нам руки и позволяет оставаться «лайтовыми», а кроме того, внутри этой рамки можно говорить об очень серьёзных вещах. Мы нацелились на трёхмесячный марафон, в котором каждый месяц становился тематическим, и развернули фокус на город: музей оказался стенкой, от которой мы в рамках карантина оттолкнулись, повернувшись в сторону города.

Наша аудитория за это время, как мне кажется, локализовалась. У меня пока нет понимания того, в какой степени эта аудитория стала внешней — всё же локальные музеи интересны локальной аудитории. Онлайн-формат существования словно ещё больше привязывает тебя к территории, чем работа в реальном пространстве и времени.

Надежда Агишева, руководитель фонда поддержки культурных инициатив «Новая коллекция»

Ещё на старте проектов мы должны понимать, что онлайн и офлайн — это в первую очередь разные аудитории. Сейчас мы все имеем возможность расширить нашу аудиторию, но это будет требовать значительных дополнительных ресурсов. То, что пермские музеи не получили поддержки на развитие онлайн-платформ — плохо, и эту проблему надо политически донести до тех, кто принимает соответствующие решения.

В онлайне совсем иначе строится конкуренция. Давайте вспомним Дягилевский фестиваль — когда он проходит офлайн, мы бросаем все дела. Но если бы он проходил в онлайн-формате, я вас уверяю, что мы бы расслабились и пропустили половину событий, думая, что когда-нибудь посмотрим повтор, трансляцию и так далее. Когда мы приезжаем куда-то на три дня, мы хотим попасть в музей «здесь и сейчас», но, когда расширяется онлайн-пространство, мы можем потерять этот мотив и легко отказаться от посещения музея. И, думаю, вполне может случиться так, что значительная часть аудитории со временем окажется в онлайне. И тогда встанет вопрос о перераспределении ресурсов — сейчас значительную часть ресурса уносит инфраструктура. Бюджет учреждения может составлять сто миллионов рублей, но при достаточно большой инфраструктуре может оказаться, что большая часть этих денег тратится на неё. Так что возникнет вопрос — сколько инфраструктуры нам понадобится при соответствующих изменениях и какого качества она должна будет быть.

Даже если на будущий год мы забудем про вирус и вернёмся в офлайн, это вовсе не значит, что будет утрачен этот огромный потенциал наращивания аудитории, привлечения сторонников. Пусть даже это будет локальная аудитория — всё же международная потребует значительно больших вложений.

Ещё один момент в контексте этого разговора — вопрос подлинника и копии. Он неизбежно возникает, даже если мы возьмём живопись и фотографию. Я вспоминаю в связи с этим один сюжет: Екатерина Дёготь курировала основной проект Индустриальной биеннале, который назывался «Ударники мобильных образов». Тогда не удалось получить одну из работ, и Катя повесила на стену маленькую репродукцию не очень высокого качества. И когда ты в определённом контексте и с кураторскими комментариями смотришь даже на такую копию — эффект, в принципе, вполне сопоставим с оригиналом.

И ещё один аспект связан с пространством. Технологии всё равно не позволяют преодолеть дистанцию. Напомню, что какое-то время назад модной темой стала реконструкция выставок в пространствах, в которых они не создавались изначально. Конечно, эта история была связана в первую очередь с важнейшими мировыми проектами: для них воссоздавался не только состав экспозиции, не только сопроводительные тексты, но и само пространство, в котором они были показаны впервые. И это потрясающий эффект: ведь и само пространство важно для того, чтобы человек в полном объёме погрузился в оригинальную атмосферу. В онлайне мы это комплексное ощущение передать не сможем.

Марина Пугина, независимая кураторка

Онлайн — это то, что даёт нам возможность сделать выставку более доступной, в том числе для тех людей, кто не может или не имеет физической возможности посетить её, а значит, дублировать выставки онлайн как минимум этично. И всё же мне кажется, что онлайн-проекты органичнее смотрятся тогда, когда они и сделаны в онлайне. В самом начале локдауна мне написала художница Лена Слобцева, и мы с ней придумали созваниваться и проводить онлайн-пленеры, не имея возможности ходить друг другу в гости.

Я отправила заявку на резиденцию в московскую галерею, и они дали нам возможность сделать выставку в онлайне — ведь именно там наш проект сформировался и получил воплощение. Результат кажется мне органичным. Самое важное, к чему мы пришли — не так важно видеть произведения на экране, как важно сообщить зрителю определённый опыт проживания — то, что мы утратили из-за невозможности разделить с объектом искусства одно пространство.

***

Читайте также:

Строгановы, боль, мосты и Тутанхамон. Музеи Перми открываются после карантинных ограничений

Дискуссия в бизнес-школе Сколково: как вынужденный переход в онлайн сказался на работе театров и музеев

Форум живых городов: эксперты обсудили, как опыт пандемии повлиял на жизнь городов.

«Смайлики станут допустимыми в официальных письмах». Социолог о том, как карантин повлиял на коммуникации и этикет.