«Намерения мои — серьёзнее некуда». Как дача Синакевича и её обитатели оказались у последней черты

О том, почему Дачу Синакевича и прилегающие к ней постройки нужно оберегать и ценить, мы уже рассказывали в июне. Тогда же мы описали и конфликт собственников, разгоревшийся на фоне возможного расселения комплекса. Павел и Любовь Пожиловы, обитающие во флигеле дачи, вели войну на два фронта: и с соседом Иваном Печёнкиным, с которым у них возник спор по поводу права собственности на главную часть архитектурного комплекса, и с государством. Война с администрацией оказалась проиграна вчистую: Пожиловым, которые жили во флигеле уже много лет и восстановили его за свой счёт, так и не удалось подтвердить это юридически:

«В данный момент у нас остаётся прежний статус — „бомжи“, — рассказывает Павел Пожилов. — Мы официально выселены. Апелляцию подали поздно, пропустили срок подачи. Возможно было бы возобновить суды по вновь открывшимся обстоятельствам, но таких обстоятельств нет»

Впрочем, есть и хорошие новости: как минимум для одного из участников этого конфликта история завершилась благополучно. Иван Печёнкин, который ещё летом обитал на даче Синакевича, получил от властей большую трёхкомнатную квартиру, эквивалентную по метражу площади дачи, и спокойно уехал. Пожиловы, испытывающие к Печёнкину давнюю и взаимную неприязнь, вряд ли за него порадовались, но во всяком случае из этой истории пропал мотив бытового конфликта двух соседей, что определённо облегчило всем жизнь. Сегодня дача Синакевича вместе со всем хламом, оставшимся от съехавшего жильца, опечатана, а окна закрыты фанерными щитами.

— У Печёнкина суд почему-то принял все показания, — возмущается Пожилов, — а вот мои показания сочли недостоверными и во внимание не приняли. Хотя у меня были свидетели: сестра, мои друзья, друзья прежнего хозяина, даже свидетели со стороны Печёнкина, — все говорили, что я здесь уже много лет жил и всё самостоятельно обустраивал. Я даже чеки на все стройматериалы бережно храню с 2001 года!

Осенью произошло то, что и заставило Пожиловых забить тревогу. В середине ноября во флигель пришли приставы во главе со специалистом Управления жилищных отношений Мариной Кучевой. Негласно её называют «специалистом по выселению»: в поисковиках её имя сопутствует исключительно новостям о выселении пермяков с «синдромом Плюшкина» из своих квартир. Чиновники, судя по всему, были уверены, что и с обитателями флигеля у них не возникнет никаких проблем в этом отношении. Но получили отпор — которому, однако, предшествовали несколько часов противостояния.

Павел Пожилов и его жена к моменту появления приставов, действительно, уже не имели никаких формальных оснований находиться в доме — все их суды были проиграны. Однако чиновники не приняли в расчет ещё одного фигуранта этой истории: 85-летнего Геннадия Степановича Казанцева, отца Любови. Пожиловы поселили его у себя в 2013 году — после того, как от лежачего инвалида, безнадёжно больного раком, отказалась неродная дочь, с которой они вместе жили в Пожве. «Не нужно старое барахло, забирайте!» — Павел вряд ли цитирует её дословно, но явно старается передать суть. Поскольку прописать кого-то во флигель на тот момент уже было нереально, Геннадия Степановича формально прописали у знакомых — чтобы он мог получать пенсию и причитающиеся ему памперсы.

Приставы, которые пришли во флигель к Пожиловым 13 ноября, ничего об этом не знали.

«Они обманом влезли, — рассказывает Павел, — постучалась одна только Кучева, чтобы какие-то документы подписать, а вслед за ней в дом ворвалась толпа народу. Она мне звонит, просит помочь. Я звоню в полицию — полтора часа никто трубку не берёт. Потом, как освобождаюсь, сразу подъезжаю»

В ответ на претензии приставов Пожиловы ответили, что в отношении себя они исполнили решение суда и свои вещи вывезли, а те вещи, которые остались в доме, принадлежат не только им, но и Геннадию Степановичу. А это значит отдельное судебное разбирательство о праве пользования помещением, отдельные претензии на признание за дедом права фактического проживания и так далее. Как минимум месяц волокиты. Иными словами, насильно выкинуть жильцов из дома и опечатать дверь прямо здесь и сейчас оказалось невозможным.

Однако попытки всё же были предприняты. К тому моменту, как Павел смог подмениться на работе и приехать на помощь жене, у забора дома уже дежурила скорая помощь:

— Появились медбрат и скорая, приготовились выносить деда. Он отказывается. Он же неподъёмный, у него рак четвёртой стадии. Он подписал бумагу о том, что отказывается от госпитализации.

Поняв, что никаких бумаг в отношении Геннадия Степановича нет, приставы прекратили активность и, по словам Пожилова, даже указывали Марине Кучевой на неправомерность её действий. Тем не менее, как только Павел уехал писать заявление в прокуратуру, пришедшие предприняли ещё одну отчаянную попытку:

— Любу выставили на улицу, а деду как раз надо было укол ставить. Дед потом рассказывал, что его тискали, пытаясь всё-таки погрузить на носилки, притащили мои ботинки, чтобы обувать его, он кричал — ему же даже в туалет ходить дико больно, когда он стесняется памперсами пользоваться.

В конце концов, вернувшийся Павел пригрозил охранникам открыть газовый баллон — это подействовало, их с женой пустили в дом, и ситуация нормализовалась. В результате приставы провели опись имущества, а Марина Кучева (она была готова изложить свой взгляд на эти события, но в итоге сослалась на то, что является муниципальным служащим и не может комментировать от первого лица) установила для Павла Пожилова и его жены регламент посещений: четыре раза в день по полчаса. А также предписала установить в доме пост охраны из двух человек, которые присматривали бы за флигелем, а заодно контролировали, чтобы Пожиловы не находились в доме дольше положенного.

«А ведь мне каждый раз нужно растопить печь, набрать воды, приготовить поесть, помыть деда, — возмущается Павел, — Охранники сами охренели, когда посмотрели на это»

Тем не менее, с постановлением пришлось мириться. Мы с Павлом Пожиловым встречаемся во флигеле как раз в те законные полчаса, которые ему отведены. Охранники тактично уходят на осмотр территории. Насчёт их реакции Павел нисколько не приукрашивает.

У одного из них, Павла Ивановича, установились с Пожиловым (тот тоже работает в охране) тёплые отношения, и он согласился пообщаться со «Звездой»:

— Нас как охранников поселили в этом здании, и мы должны тут находиться круглосуточно. Я удивлён этой ситуацией. Выселить на улицу целую семью! Я с чиновниками пытался разговаривать, когда они приходили к Печёнкину, спрашивал, как они сами на это смотрят по-человечески. Они пожимают плечами, говорят — всё под контролем у губернатора.

Однажды Пожилов пришёл во флигель, чтобы поухаживать за тестем и вымыть его. Павел Иванович из чувства такта вышел за территорию, а когда вернулся — обнаружил в доме чиновников, которые отчитали его за нарушение должностной инструкции. Но даже это он воспринял как должное — по-настоящему пугают его совсем другие вещи:

«Вот вы как корреспондент можете представить: там человек лежит недвижимый. Я как охранник должен там находиться круглые сутки, Пожиловым там по ночам находиться не положено. А как я на ночь остаюсь с инвалидом с четвёртой стадией рака? Это до меня никак не доходит. Но такие вот у нас решения выносятся»

Пожиловы утверждают, что не определили Геннадия Степановича в хоспис из благородных соображений: из родственных чувств и из недоверия к посторонним людям. На видео, которое Павел снял во время визита приставов (есть в распоряжении редакции) мало что понятно, но заметно, что дедушка пребывает в ясном уме и даже шутит над своим положением. Для Пожиловых он, кроме всего прочего, был последней ниточкой, соединявшей их с родным флигелем.

Геннадий Степанович умер, не дожив несколько дней до своего 86-летия, буквально через несколько часов после того, как состоялся разговор «Звезды» и Павла Пожилова. Соломинка, за которую могло ухватиться целое семейство, оборвалась. Когда приставы и чиновники придут к ним в следующий раз, Пожиловы уже ничего не смогут им предъявить.

Что дальше? По идее, флигель, как и собственно дачу, в которой до недавнего времени жил Иван Печёнкин, должны будут опечатать и законсервировать, а затем оба дома (напомним, все они являются частью комплекса архитектурных памятников под общим названием «Дача А. В. Синакевича») должны быть отреставрированы.

Вот только в обозримом будущем этого не произойдёт. Благодаря журналисту Сергею Хакимову, много лет прожившему в Закамске и неравнодушному к местным памятникам, в распоряжении нашей редакции оказался документ, датированный октябрём 2017 года и подписанный Еленой Гонцовой (на тот момент — и.о. начальника Государственной инспекции по охране объектов культурного наследия Пермского края). Отвечая на запрос журналистки Екатерины Макаровой, ведомство сообщает, что ещё в 2013 году проверка выявила ненадлежащее состояние памятника — в отношении пермской администрации, которая несёт за это ответственность, тогда составили протокол об административном правонарушении и предписали всё исправить. Спустя четыре года, в октябре 2017-го, Департамент имущественных отношений обратился в инспекцию с просьбой о продлении сроков исполнения этого предписания. Продлевать сроки понадобилось по простой и банальной причине: расходы на реставрацию в пермском бюджете не запланированы ни на 2018 год, ни на плановый период 2019-2020 годов.

Проще говоря, как минимум в ближайшие три года архитектурный комплекс «Дача А. В. Синакевича» обречён стоять законсервированным и в лучшем случае медленно разрушаться под воздействием времени. Есть и худший предполагаемый вариант.

— Тут уже и справа по берегу, и слева, где купили землю, где какие-то вагончики разведывательные стоят, — говорит Павел Пожилов, — Сдаётся мне, что тут всё опечатают, а через некоторое время всё это совершенно случайно сгорит.

Сгорит или не сгорит, но в отсутствие хозяев, ухаживающих за собственным домом, состояние дачи точно не улучшится. Но Пожиловы, похоже, уже отчаялись. Впрочем, в их случае это означает не капитуляцию, а нечто прямо противоположное. Рассказывая о себе, Павел Пожилов достаёт из шкафа и демонстрирует свои боевые награды.

— Намерения мои всегда — серьёзнее некуда. Вот, семьдесят девятый год — орден Красной Звезды. Вот семьдесят восьмой — медаль «За отвагу».

Свои награды Павел Пожилов получил за отличия в охране государственной границы. Впрочем, распространяться об этом Павел не любит — не помогают даже настойчивые просьбы:

— Как всё это потом расписали журналюги! «Пожилов во главе», «Пожилов скомандовал», Пожилов то сё. А я просто не думал ни о чём в тот момент. И было страшно. Помню, что было страшно.

Теперь, спустя почти тридцать лет, он снова ощущает себя на военном положении:

— Я им скажу: хрен вы сюда зайдёте, пока не будет мэра, прокурора и самого губернатора. Мне, если что, наплевать: я уже нормально пожил, да и дед был того же мнения. Конечно, что бы ни случилось, всем будет наплевать — всё равно с домом и землёй сделают то, что считают нужным. И тем не менее.

Павел Пожилов не говорит ничего конкретного, но решительные интонации позволяют предположить, что в его лице Пермь рискует получить собственного Марвина Химейера. Во всяком случае, он не собирается сдаваться просто так — как на его месте не сдавался бы любой человек, вложивший все свои силы и деньги в дом, из которого его могут просто выбросить на улицу вместе с семьёй.

***

• Читайте также: Война теремов.
• Прогулка Ивана Козлова по Водникам и Нижней Курье.