«Будьте как дети»: Выставка Анатолия Краева в ЦГК

О том, как и в каких условиях живёт пермский наивный художник Анатолий Краев, мы уже рассказывали два года назад. Точнее говоря, он сам предельно откровенно рассказывал об этом в интервью, из которого становится ясно, почему Анатолий предпочитает детство всем остальным жизненным периодам.

В молодости он неоднократно лежал в психиатрической лечебнице, где работала его мама: сначала косил от армии, позже — в силу ряда более объективных причин. Поначалу лечебница была для него островком спокойствия и комфорта, поскольку перед вызовами, которые готовил для Краева мир за её стенами, художник часто оказывался беззащитен. Его квартиру на Нагорном периодически пытались отобрать бандиты, и однажды, выйдя из психушки и поняв, что идти ему некуда, Анатолий испытал пронизывающий экзистенциальный ужас, от которого, по его словам, не спал три года. В финале этого бессонного марафона он и начал рисовать картины — и рисует их уже более пяти лет.

Задолго до увлечения живописью Краев начал заниматься коллекционированием. Обстановка квартиры, в которой он живёт, поражает воображение. Многие годы художник раз в несколько дней совершает рейды по пермским свалкам, однако им руководят не меркантильные, а чисто эстетические мотивы: Анатолий подбирает только вещи, способные занять место в его причудливом интерьере, в результате чего его жилище давно уже стало похоже на тотальную инсталляцию, в которой соседствуют репродукции картин, детские игрушки, антикварные предметы мебели, статуэтки, советская утварь — в общем, тысячи разных предметов. Именно они и образуют тот мир, в котором художник живёт вместе со своей собакой по кличке Карри. Легко догадаться, что без понимания этих обстоятельств невозможно понять и его творчество. Именно поэтому персональная выставка Краева под названием «Лист пятипалый», которая уже две недели работает в Центре городской культуры, стала своеобразным путеводителем по миру Анатолия Краева.

— Моя жизнь сама по себе ужасна, — рассказывает Краев, — Она состояла в основном из сумасшедшего дома, пьянок, алкоголизма. Мать перед смертью сказала мне, что я ни разу ей не улыбнулся. Отец — израненный, избитый, сошедший с ума на фронте, — хотел мне в голову воткнуть иголку, чтобы я сдох. Тогда это было нормально, этакий поздний аборт. В дурдоме я сидел с человеком, который ел дерьмо из унитаза — меня могли посадить за другой стол, но сажали с ним специально, чтобы сломать меня. Вся эта ужасная жизнь... мне хочется забыть её, чтобы не было всего того кошмара, который я пережил.

Анатолий Краев вспоминает фильм Лилианы Кавани «Ночной портье», в котором бывшая узница концлагеря и бывший надзиратель спустя десять лет после войны встречаются в отеле и танцуют там вместе. Он уподобляет себя героям фильма. Он — человек, который после всей черноты, которую представляла собой его жизнь, захотел выучить танец.

«Лист пятипалый», как и всё творчество Краева, и есть этот танец. Однако рассказом о творчестве и жизни художника проект не ограничивается. Выставка логично перекликается с другим проектом, инициированным Музеем советского наива, который, к сожалению, уже закрылся — «Пограничным состоянием». И в том, и в другом случае сама структура проекта ставит перед зрителем вопрос о границах, отделяющих высокое искусство от наивной живописи. Где именно пролегает эта граница и существует ли принципиальная возможность её обозначить? Можно ли счесть эту границу объективной, или же она является фантомом нашего восприятия, целиком и полностью зависимым от внешних факторов? Выставка Краева становится своего рода лабораторным экспериментом, в ходе которого мы помещаем живопись художника в условия, формально приближённые к тем, в которых существуют шедевры живописи в лучших мировых музеях. Впрочем, можно сразу разрушить всю интригу: эксперимент заканчивается провалом, необузданная и непосредственная живопись не умещается в формальные рамки и импровизированные рамы, разрушая их в финальный кульминационный момент. Но готовый ответ на поставленные вопросы от этого не рождается сам собой: в конце концов, зрителю самому придётся решать, в каких соотношениях в этом эксперименте серьёзность смешана с иронией, а глубокая рефлексия — с легкомысленной игрой.

Как бы там ни было, мы имеем дело с двумя выставками в одной. В руках у зрителя есть два ключа, и он вправе воспользоваться любым (или каждым) из них: с точки зрения содержания выставка становится краткой энциклопедией Анатолия Краева, отражающей основные особенности его творчества и личности, а с точки зрения формы — попыткой проверить на прочность наши устоявшиеся подходы к восприятию искусства как такового. Здесь всё зависит от оптики, и вряд ли возможен абсолютно истинный или абсолютно ложный взгляд. Впрочем, сам художник, говоря об истине, замечает, что для её поиска не стоит всё слишком усложнять. Краев вспоминает, как много лет назад спорил с друзьями о сути этого понятия. Скульптор Рудольф Веденеев утверждал, что истина мало кому открывается, а поиск её труден. Литератор Вика Васильева считала, что истина — это нечто общепринятое, и достаточно просто подключиться к ней и следовать по заданной линии, как троллейбус. Краев же говорил, что постижение истины не требует никаких усилий, а сама она должна легко ложиться в руку, «как лист пятипалый». Забавно, что, говоря об истине, он применил именно это сравнение — цитату из стихотворения Арсения Тарковского «Вот и лето прошло». Ведь само это стихотворение — замысловатой, раздвоенной судьбы. Прослушайте его подряд в обеих вариациях — сперва как зажигательный диско-хит Софии Ротару, а затем — в исполнении Сталкера, героя Кайдановского, перед жерлом Мясорубки. Невозможно поверить, что это один и тот же текст: настолько огромна разница прочтений. С творчеством Анатолия Краева похожая история. Невозможно понять, где здесь счастливая детская непосредственность, а где — тяжесть скорбного и страшного жизненного опыта. Во всяком случае, до тех пор, пока не будет подобран нужный ключ.