Токсичное счастье: как позитивные городские фразы ведут нас к депрессии

На самом деле, Пермь — удивительно «текстовый» город. Я не знаю, как так получилось, и не думаю, что «Счастье не за горами» задало тон — скорее, оно удачно срезонировало с местным контекстом. Примеры «словесного» стрит- и паблик-арта можно перечислять очень долго. Даже «Длинные истории Перми» в первые же годы своего существования ушли от чистой визуалки в сторону поэтических текстов.

С текстом работал Александр Жунев и другие местные художники, много фраз-высказываний появилось в городе после подростковой арт-резиденции музея PERMM, временные фразы-объекты стали хорошим (по мнению организаторов) тоном на фестивальных площадках, слова «Тихо» и «Прах» поджидают нас на каждому углу, и так далее.

Не случайно именно в Перми появилась большая карта городских надписей — важная и красноречивая работа по исследованию городского пространства. Пермь не просто говорит со своими жителями: она орет, болтает без умолку, её не заткнешь, даже если захочешь.

Поэтому не удивительно, что и мотив «Счастья не за горами» здесь прижился, оказался переосмыслен и растиражирован — причём как в коммерческих проектах (сувенирах, конфетах и прочем), так и в новых формах благоустройства. Объекты такого типа недавно появились в Закамске (они на фото выше) и на набережной:

Про «Счастье не за горами» мне уже не раз приходилось писать — в том числе в контексте истории, когда возмущённый Борис Матросов грозился отобрать у города арт-объект, если ему как автору не отдадут должное. У меня поведение Матросова не вызывало особого восторга. Во-первых, мне совершенно не симпатичен образ уязвленного творца, который не может разорвать пуповину между собой и своим произведением, помещённым в публичное пространство. Во-вторых, ну да, что тут скажешь: процесс присвоения и «переваривания» обществом любого акта искусства и любой сколь угодно революционной идеи (классический пример — Че Гевара на футболках и значках) — штука отвратительная и тоскливая. Но совершенно неизбежная. Это просто данность, именно так всё устроено. И ворчать по этому поводу — всё равно, что уподобляться старику Эйбу Симпсону из этого кадра-мема:

Поэтому меня совершенно не трогает «Счастье не за горами» на коробках конфет, открытках или рулонах туалетной бумаги. Другое дело — город. «Счастье», которое расползлось по всему городу и краю и породило множество реплик, пародий и реминисценций, не желает мириться с судьбой «сувенирного продукта», оно претендует на место в общественных пространствах, оно продолжает строить из себя арт-объект. «Верь в мечту», «Верь в любовь», «Счастье здесь», ещё одно «Счастье здесь», «Счастье сейчас», «Верь в себя», «Меняй мир к лучшему» — вот далеко не полный (даже если вынести за скобки миллион коммерческих вариаций типа «Шаурма не за горами») список бравурных слоганов, немалая часть из которых (и «Счастье сейчас» в том числе) появилась на улицах по воле администрации — такой «муниципальный арт».

И понятно же, что всё это вариация одной и той же идеи, хотя слова, буквы и форма исполнения могут быть разными. Примерно так же в буквосочетаниях «Казантип Корвалол» или «Бульбазавр Бенкендорф» мы безошибочно отгадаем, о каком английском актёре идёт речь, хотя ни одна буква может не совпадать с оригинальным именем. Так и здесь: если перед нами «Счастье», но объёмное и не красное, или плоское и красное, но не «Счастье» — всё это, как бы там ни было, одного поля ягоды.

Мне это засилье «Счастья» напоминает «1984» Оруэлла. Ничего более вульгарного, чем сравнения нашей действительности с Оруэллом, давно уже невозможно придумать, но я оправдываю себя тем, что сделать это применительно к текстовым арт-объектам никто, вроде бы, ещё не додумался. Так вот, помните, там была линейка продуктов «Победа», которая объединяла самый низкосортный ширпотреб? В одном из комментариев к роману можно прочесть следующее:

«Джин Победа — по воспоминаниям писателя Джулиана Саймонса, во время войны в убогой столовой Би-би-си Оруэлл постоянно брал некое „синтетическое блюдо под названием „Пирог Победа“. Пышные названия убогих предметов откладываются в воображении писателя как характерная деталь быта в обнищавшем от войны государстве».

Мне кажется, с вездесущим «Счастьем» происходит похожая инверсия: знак давно уже конфликтует с означаемым. Нам всем нужны специальные волшебные очки, разоблачающие скрытый текст, как в фильме Джона Карпентера «They Live».

Год назад такие очки на нас надел художник Sad Face — и я по-прежнему считаю обе (эту и эту, кто забыл) его акции хорошими, несмотря на то, что он, как персонаж какой-то там серии «Чёрного зеркала», не удержался от соблазна конвертировать собственный антисистемный порыв в мерч и сувенирчики. С той поправкой, что «Смерть» — это совсем уж радикальный вариант прочтения. Я думаю, будь у нас эти специальные очки, за всеми вариациями «Счастья» мы могли прочесть несколько иные слова: в первую очередь «Дефицит идей» и «Токсичный позитив».

Слушайте, как же я благодарен эпохе, в которой мне посчастливилось жить: любая модель поведения классифицирована, для каждой придуман свой собственный термин. Ещё двадцать лет назад нам бы пришлось потратить много слов, чтобы объяснить человеку, почему его манера изъясняться задевает и бесит, а теперь достаточно произнести слова «пассивная агрессия» — и всем всё понятно. Схожим образом я радуюсь появлению в обиходе термина «токсичный позитив» — наконец-то я могу не объяснять любому адепту «позитивного взгляда на жизнь», почему он выглядит опасным дураком, а просто скинуть пару ссылок на статьи в интернете. Ну вот, например:

«Общественный призыв стремиться к счастью часто оказывается разрушительным для психического здоровья. В долгосрочной перспективе он грозит вылиться в депрессию и постоянную вину за свою грусть или раздражение. Токсичная позитивность вредит не только ее носителю, но и его друзьям. Когда человек делится своими трудностями, то не хочет услышать в ответ: „Не переживай, все наладится!“ или „Все пройдет, бывало и хуже“. Такие комментарии не сделают никого счастливее. Вы не поможете другу избавиться от страхов и проблем, бомбардируя его в мессенджере видео с забавными животными или мотивирующими цитатами».

Ну, насчёт видео с забавными животными я бы поспорил. А в остальном — да, всё так. Парадоксальным образом получается, что воспроизводимое в разных формах «Счастье» оборачивается собственной противоположностью.

Понятно, что в городе для всего есть место. Но, во-первых, с «муниципального» арта спрос повышенный. А во-вторых, хотелось бы всё же немного осмысленности, а не этой тошнотворной позитивной жвачки, но почему-то, чем больше её появляется в городе, тем меньше остается хоть сколько-нибудь содержательных фраз — «Ваше мнение очень важно для вас» снесли вместе с Шевчуком из листьев и зданием, на котором оно находилось, а «Инакомыслящих» вообще целенаправленно закрасили в день выборов. Это только первое, что приходит в голову.

Так что само по себе обилие текста ничего не говорит о наличии смысла. Скорее оно напоминает о синдроме Туретта, которым Пермь, похоже, страдает. Это ведь только благодаря масскульту принято считать, что синдром Туретта заключается в выкрикивании всякой нецензурщины, но в действительности это частный и редкий случай. Абсолютно не важно, что именно из вас вылетает — отборный мат или слово «Счастье!» — и то, и другое в равной степени свидетельствует о нервном расстройстве. Кстати, синдрому Туретта часто сопутствует именно депрессия. И универсального лекарства от него нет. Но обрести над ним контроль при должном усердии вполне реально.

***

«Счастье» Бориса Матросова. Автор арт-объекта на пермской набережной — об искусстве, деньгах и «розовом гное»

Подкаст: Иван Козлов о том, почему смерть стала главным словом паблик-арта