«Всегда лучше что-то знать, чем не знать этого»: Михаил Мальцев о новом лектории ЦГК

С тех пор, как Пиотровский открылся в «Ельцин-Центре», ты стал жить на два города, но, как видно даже по твоему ФБ, повестка, которая тебя волнует, осталась преимущественно пермской. В чём сейчас состоит основания разница между двумя Пиотровскими и между двумя ипостасями их директора — пермской и екатеринбургской?

— Когда магазин «Пиотровский» открылся в Екатеринбурге, мы, по сути, просто внедрили там все пермские наработки в области продажи книг. Но, помимо этого, там существовал заказ и ресурс на то, чтобы делать и нечто большее, что мы всегда и хотели. В первую очередь — лекционную программу. Если говорить о книготорговле, то магазины могут отличаться внешне и контекст существования у них разный — в Перми мы стараемся быть органичной частью культурной городской среды, которая, пожалуй, оправдывает все прочие существенные недостатки города в других областях, вроде ветхой инфраструктуры, отсутствия внятных стратегий развития и т. д. «Пиотровский» в Ельцин-Центре работает с запросом Екатеринбурга на модернизацию, в ЕЦ всё делается на переднем краю образовательных, культурных, дизайнерских технологий, в этом и есть вызов. Но это не независимая торговля в том чистом виде, которую мы практикуем здесь, скорее это применение удачных инди-приёмов к большому федеральному проекту. А в остальном магазины принципиально ничем не отличаются. Набор книг и подход к их отбору какой был, такой и есть.

Ты упомянул про лекционную программу — почему с ней раньше не складывалось?

— Мы пытались сделать её в Перми стабильной и структурированной, но на это всегда требовался некоторый ресурс, как минимум в виде пространства, которого у нас в пермском «Пиотровском» катастрофически не хватает. Мы пытались делать лекторий в коридоре, это выглядело немного дерзко, серьёзные люди выступали, а потом посмеивались, говоря, что в таких необычных условиях им раньше не доводилось читать лекции. В итоге стабильности и системности не вышло. А в Екате получилось, поэтому там уже полтора года идёт специальная программа лектория. И теперь наоборот, мы собираемся использовать эти наработки здесь, в Перми.

На каких принципах формируется такая программа?

— Идея простая — всё-таки есть книжный магазин, и есть набор осевых издательств, книги которых мы хотели бы максимально продвигать. Причём эти прагматичные соображения на 100 % совпали с актуальной гуманитарной повесткой в федеральном масштабе. Люди, которые выступают у нас, одновременно оказываются и лауреатами престижных премий, и преподавателями ведущих российских вузов, и авторами интересных книг или исследований. Так что та программа, которую мы делаем в Екатеринбурге, и та, которую мы запускаем в Перми, является пусть фрагментарным, но всё же отражением актуальной современной русской интеллектуальной повестки. По сути, мы, зайдя с книжной стороны, оказались в центре этой повестки и в гуще событий.

Не так давно пермский «Пиотровский» отметил восемь лет со дня основания. За эти годы, что ты пристально следил за ситуацией в магазине, оказалось ли возможным отследить какие-то тенденции в изменении вкусов и интересов пермяков? Что их вообще интересует?

— В общем и целом интересы и предпочтения соответствуют предпочтениям столиц. Во-первых, это же одни и те же книги, локальный сегмент по сравнению с тем, что мы привозим из Москвы и Питера, очень мал. Во-вторых, благодаря академическим связям (в Перми есть филиал московской «Вышки», например) и ряду культурных институций, типа музея PERMM или Оперного театра, мы вписаны в общую культурную карту. Так что предпочтения пермяков в области гуманитаристики примерно те же самые, что и у столичных интеллектуалов. Смена мод, конечно, была определённая. Лет восемь назад, когда мы начинали заниматься магазином, в художественной литературе был излёт нового реализма. Ну, это не то что академический термин, но был такой момент как бы отказа от постмодернизма, от стилистических игр, гибридов, иронии и прочего и возврата к социальному факту. И в какой-то момент стало понятно, что это всё не совсем состоялось, а вместо этого нарисовался какой-то тупик и ряд мощнейших издательств, которые в 90-е и нулевые занимались изданием современных русских писателей или вообще погибли, или переключились на что-то другое — переводы в основном.

Почему так произошло?

— Возможно, мы попали в переходный период. Может быть, это случилось из-за ситуации глобализации, и русские авторы не смогли встроиться в общемировые повестки, идеологические в том числе, но, так или иначе, русская литература потеряла свой особенный статус. А, как показывает вся история русской словесности, в периоды кризисов российское книгоиздание переключалось на переводную литературу и работало так до появления новых авторов, которые меняли ситуацию и возвращали интерес к родному слову. В этом году, кстати, появилось несколько новых ярких книг — «Петровы в гриппе» Сальникова, например, мы его привозим в Пермь в апреле, и вот, быть может, что-то в ближайшее время изменится к лучшему. Потому что, это тоже важно понимать, долго так продолжаться не может без существенных потерь, потерь для русского языка. История русской словесности весь двадцатый век состоит из сплошных разрывов и кризисов. Я не профессиональный филолог, чтобы однозначно судить, но мне кажется, что русский язык несколько раз по определённым причинам упускал возможности своего обновления. Например, французы сейчас говорят на языке Маллармэ и Арто, мы же не можем сказать, что говорим на языке Крученых, Хлебникова и Платонова, мы их чудом откопали в 80-е, и они до сих пор нам кажутся такими диковинными зверями, язык которых мы не можем присвоить. Но мы далеко зашли.

Если новый реализм, как ты его называешь, сейчас в кризисе, то что пришло ему на смену?

— Художественная литература в кризисе, да. За время нашей работы главная тенденция, которую мы чётко отследили — это рост популярности нехудожественной литературы. Когда мы начинали, всё в нон-фикшене крутилось вокруг истории повседневности, исторические события рассматривались не через призму великих сражений и военных походов, а в контексте жизни маленького человека и организации его быта. Многие исследования были посвящены тому, откуда взялись разные привычные вещи — от усов до велосипедов, от табака и алкоголя до курортов и ватерклозетов. При нас возникла ещё одна мода — на современную западную философию, связанную с движением так называемого спекулятивного реализма. Когда я говорю «мода», я имею в виду интерес со стороны чуть большего количества людей, чем студенты и преподаватели соответствующих кафедр. Сейчас, правда, уже говорят, что никакого спекулятивного реализма нет, примерно как раньше говорили, что нет никакого постмодернизма. Но, тем не менее, тема выстрелила и теперь актуальна — всё это стало переводиться, обсуждаться и читаться. Чуть более ранняя тенденция — появились книги по урбанистке. Восемь лет назад на эту тему была единственная книжка Вячеслава Глазычева, а сейчас в этом направлении работает целое издательство «Стрелка», которое каждый месяц издаёт книги по теории города, плюс ряд других издательств имеют соответствующие серии. Научно-популярная литература, в основном стараниями Дмитрия Зимина и ряда издательств, получила такое развитие, что это даже особо отмечать не стоит, это все видят. В общем, современная наука, метафизика и феноменология идут рука об руку.

Были ли какие-то области интересов, характерные исключительно для Перми? Скажем, сформировавшиеся под влиянием какого-то особого фактора, которого в других городах не было и нет.

— Всё «исключительное» вращалось вокруг сотрудников магазина. Скажем, у нас есть Сергей Владимирович Дадаграф — он дадаист, художник, поэт, видный деятель пермского андеграунда, и его сфера интересов — абсурдная поэзия и вообще поэзия как таковая, разные странные авторы из прошлого, настоящего и будущего. Я рекомендую вам прийти в магазин и с ним пообщаться, много интересного узнаете, например, о пермском музыкальном и художественном подполье 90-х. Или Дима Вяткин — профессиональный философ, который собрал отличный отдел философии в магазине и придумал весьма оригинальный рубрикатор, более того — он собрал всё, что можно, а затем, не удовлетворившись отсутствием важных с его точки зрения книг, начал их издавать сам. В общем, мы плотно отбираем книги по разным отраслям гуманитарного знания, и это наша сильная сторона. Это и было нашей целью — собрать максимальное количество хороших книг. В первые несколько лет мы остро реагировали на претензии в том, что чего-то не хватает, и пытались заполучить в магазин отсутствующие книги. В какой-то момент дошло до абсурда, мы начали практиковать какой-то библиотечный подход, выискивали книги в «букинисте» и на Алибе, собирали их вместо того, чтобы продавать. Но вовремя взяли себя в руки.

Ты начал говорить о пространстве для лекционной программы, которого у вас не было здесь, потом оно появилось в Ельцин-Центре, а потом и в ЦГК в Перми. В последнее время подобных открытых пространств появляется всё больше — у нас, по крайней мере. В Екатеринбурге ситуация такая же? С чем, по-твоему, это связано?

— Да, причём это доходит уже до странного состояния — я недавно ходил по гигантскому торговому центру, и там по радио постоянно приглашали на лекции — я сразу уши навострил, конечно. Это оказались лекции по любительскому и профессиональному спорту. То есть, даже спортивные магазины сегодня привлекают аудиторию таким образом, потому что понимают, что их покупателям это нужно. Я думаю, это не просто мода, а действительно некий общественный запрос. Мы, россияне (и в особенности россияне, живущие не в столицах), выходим из советского и ранне-пост-советского режима городской жизни, когда уклад был иным, и сама городская культура определялась специфическими советскими феноменами. Сейчас мы очутились в ситуации объединённого мира, — я сейчас говорю про культуру, — мы живём в нём уже достаточно много лет, и к нам приходит понимание того, что город — это не просто пара улиц и ключевые институции типа больницы, школы и ментовки, а пространство, жизнь в котором должна быть чем-то мотивирована и как-то объяснена. Ведь в городской жизни много минусов, а значит, должны быть и какие-то осознаваемые плюсы, чтобы люди соглашались на это, а не массово уезжали в Гоа или Краснодарский край. Тут и возникает идея «Третьих мест» — мест времяпрепровождения помимо дома и работы. Уже лет десять в разных городах появляются такого рода проекты. Сперва они появлялись робко и неохотно, а сейчас произошёл перелом, и все поняли, что это вот оно самое и есть — для того, чтоб ощущать себя полноценным горожанином, чтобы понимать, почему город хорош и почему в нём стоит жить.

Есть и вторая важная тенденция, связанная с мировой модой на дополнительное образование. Она заключается в понимании того, что ваше образование не заканчивается школой, колледжем или институтом, а должно происходить всю жизнь, и это классно. Отсюда мода на научпоп, например. Людям интересно всё знать: как устроена вселенная, откуда взялись нации, почему Бога нет или почему он существует, но как математический оператор, когда восстанут машины и так далее. Огромное количество вопросов, на которые можно получать ответы экспертов. Городская образовательная культура, понятая как производство, должна заниматься тем, чтобы производить это знание и организовывать его потребление.

Мы пока говорим исключительно о лекциях, но это только один из форматов популяризации знания, причём довольно консервативный. А какие ещё форматы могут быть?

— Самый высший пилотаж в моём понимании — это публичные обсуждения, дискуссионный формат. Но для того, чтоб к нему переходить, нужен период сбора и консолидации публики, чтобы эта публика появилась, притёрлась и как-то уверенно почувствовала себя на площадке. Мне кажется, такой первый этап необходим. Переход происходит сам собой, и это видно за счёт увеличения времени, необходимо отводящегося на вопросы. Чем больше этот период после лекции, тем актуальнее будет переход к более сложным форматам, к которым, безусловно, нужно стремиться. Но в защиту лекций я хочу сказать, что, учитывая уровень компетенции гостей, которых мы приглашаем, мы гарантируем возможность за час-полтора получить внушительный массив проверенной информации, которая позволит ориентироваться в том или ином вопросе. Всегда лучше что-то знать, чем не знать этого, так ведь? В Пермь мы будем привозить талантливых лекторов, про которых мы точно будем знать, что их выступление не будет скучным.

Что это будут за люди? Ты ведь уже подготовил программу, рассчитанную на всю весну.

— Мы отталкиваемся от экспертного сообщества, от того, что популярно на «Арзамасе», от того, что выходит в виде резонансных книг, от повестки прогрессивных издательств, таких как НЛО и Ad Marginem, от того, что слушает аудитория «Постнауки», от престижных премий в сфере образования, таких как «Просветитель». А в качестве первого гостя мы пригласили Виталия Куренного с лекцией «Критика и апология города» — это замечательный философ и культуролог, профессор ВШЭ. У него богатый опыт полевых исследований — он постоянно выезжает со студентами в разные города и области. Я надеюсь, что всё это будет полезно и интересно нашей аудитории. Тем более, насколько мне известно, Виталий Анатольевич довольно скептически оценивает программы развития городов «сверху» и больше внимания уделяет массовым городским практикам: кофейням, общению в соцсетях, протестам и т. д. Думаю, что для ЦГК, который открыт на частные средства и не является государственной организацией, который создан для поддержки горизонтальных инициатив, это будет и символичным, и очень правильным началом для долгого лекционного цикла.

***

• За всей информацией и анонсами Лектория ЦГК вы сможете следить на наших страницах в группах «ВКонтакте» и Facebook. Уже в ближайшее время там появится расписание на март и подробный анонс лекции Виталия Куренного.
• Читайте также интервью с создателями книжного магазина «Пиотровский» Михаилом Мальцевым, Денисом Корнеевским и Дмитрием Вяткиным.
• Городской путеводитель от «Звезды»: книжные магазины Перми.
• Самые популярные издания 2017 года по версии пермского «Пиотровского».