Алексей Мирошниченко: Билаш и Четвериков — победители «Большого балета» — достояние Перми, их надо беречь!

Но все это, так сказать, лицевая, публичная сторона проекта. Как у сцены есть закулисье, так и здесь: за любым выступлением, каждой телетрансляцией стоит труд огромного числа людей, их задумки и переживания. Накануне заключительного аккорда «Большого балета» корреспондент «Звезды» предлагает читателям взглянуть на конкурс «изнутри», глазами одного из его действующих лиц — главного балетмейстера Пермского театра оперы и балета Алексея Мирошниченко.

Алексей Григорьевич, вы несколько раз появились на телеэкране: в репетиционном зале, отрабатывая с артистами номер, в самой студии на записи. В чем заключается ваша роль на «Большом балете»?

— Начнем с того, что я являюсь художественным руководителем балетной труппы театра, и в любом творческом проявлении моих артистов остаюсь им. Во-вторых, программу их выступлений, безусловно обсуждая с репетиторами и самими танцовщиками, тем не менее, составлял я с учетом условий телепроекта. Дальше — я автор трех их номеров. Наконец, приехал на конкурс поддерживать их. Судя по тому, как выступают пермские артисты, я не зря трудился.

Откуда смотрели выступления своих подопечных? Из-за кулис? Из зала? На экране?

— Чаще — прямо на мониторе. Правда, мне довелось поприсутствовать только на первых трех съемках — потом не было возможности оставаться. Но и эти дни вымотали донельзя.

Приходилось иногда спорить, а с «Умирающим лебедем» вообще настаивать на том, чтобы мне прислали монтаж номера.

Много пришлось вмешиваться?

— Да, много. Сидел, смотрел, записывал.

Какие ощущения были?

— Не могу сказать, что был спокоен — нервничал, конечно. Мне же не все равно, что происходит с моими артистами.

Кто и по какому принципу отбирал участников «Большого балета»? Почему именно эти шесть театров, а других (как, скажем, не менее достойные Екатеринбургский, Московский имени Станиславского и Немировича-Данченко) совсем нет?

— Не надо усложнять. Просто есть идеальные, а есть реальные обстоятельства. Как говорится, человек предполагает, а Господь Бог располагает. У кого-то из артистов случилась травма, в каком-то театре в это время отпуска в труппе.

Я, например, категорически отказывался от участия наших артистов, потому что это — конец июля-начало августа — была отпускная пора в театре. Если же наши танцовщики участвуют в конкурсе, они не должны ходить в отпуск вообще, а сохранять форму плюс учить новые номера. На меня давили столичные коллеги, «по настоятельно-рекомендательной просьбе» я сдался. Сказал Инне и Никите: «Это ваш отпуск, вы имеете право отказаться, но я вам советую согласиться».

Как-то повлияло участие пермяков в первом «Большом балете», который проходил на «Культуре» же в 2012 году?

— Тогда был заявлен принцип отбора — это должны быть молодые, неизвестные артисты балета, только делающие первые шаги на сцене. Согласно этому требованию от нас и стали участниками Ксения Барбашёва и Александр Таранов. Однако когда мы приехали на конкурс, то увидели в соперниках очень известные имена. Чтобы снова не попасть в подобную ситуацию, у меня в этот раз были свои критерии. Молодые? Молодые. Да, они уже состоялись. Но мало кому известны? Так и есть. Я полностью выполнил условия конкурса. Не подкопаешься.

То есть отбирали вы?

— Конечно. И теперь я буду поступать только так. Зачем чужих людей допускать к тому, что нам дорого? Сегодня же понятно, что Билаш и Четвериков — достояние Перми, их надо беречь, лелеять, любить.

Конкурс — очень субъективная штука. Вот, например, появление Владимира Васильева в жюри (он не был на первых турах) даже как-то изменило внутренний климат. И о нашем «Арабеске» он успел напомнить. На ваш взгляд, жюри слишком строгое или, наоборот, снисходительное?

— Жюри — профессиональное. Все и мастера, и знатоки хореографического дела. Отсюда, как правило, и оценки.

Скажем, я сижу в жюри «Арабеска». Как бы не хотелось помочь своим, ты не можешь набросить им баллы, потому что иначе скомпрометируешь себя как профессионал. В телевизионном же проекте есть такая особенность, что члены жюри сидят перед камерами и говорят для зрителей. За день человека сколько мыслей посетит, всегда ли он точно их выразит? У того или иного судьи может быть и ошибочная точка зрения. Хорошо, если он ее обосновывает. А кто-то вообще ничего не объясняет: «Нет!» — и все.

Считаете, справедливо пермской паре давали оценки?

— Считаю, не всегда. Бывали, на мой взгляд, неадекватные оценки. Например, что хореографию сэра Макмиллана лучше танцевать англичанам. Не исключаю, что присутствуют конъюктурные мотивы.

«Большой балет» и «Арабеск» — конкурсы-соперники или дополняют друг друга?

— Это совершенно разные вещи. Каждый — со своими задачами, особенностями и т. п. Все международные балетные конкурсы, будь они в Варне, Москве, Токио или Перми, призваны притянуть молодых артистов с амбициями, которые на что-то претендуют. Недаром туда, на эти конкурсы, приглашаются руководители театров и компаний.

«Большой балет» — телевизионный проект. Он предназначен популяризировать балет. Форма конкурса — лишь для большего зрительского интереса. Как и выступления членов жюри, пояснения ведущих, диалог с артистами — чтобы зритель заглянул за театральный занавес, в балетный класс.

А что вы как балетмейстер вынесли из этого телеконкурса?

— Многое вынес. Здесь были и опыт, и общение, и уроки. Все в копилку. Всех хореографов, выступивших постановщиками номеров, я знаю. К примеру, Владимира Варнаву, вполне возможно, позовем на какую-либо постановку на нашей сцене. Самое же главное для меня, что Инна Билаш и Никита Четвериков приобрели огромный опыт. Выросли — вернулись в театр совершенно другими. Артисту все время надо расти, а если достиг потолка — пора уходить со сцены. Думаю, это относится и к хореографу.

Никто не делает секрета из того, что съемки «Большого балета» прошли в августе. Видимо, в контрактах у вас — не разглашать результатов. Никому-никому не говорили?

— Мы обещали, мы давали подписку. Так что «никому ничего не скажу». Даже Курентзису не говорил, хотя он и интересовался.

А артисты тоже не проговорились?

— Нет. Мы же пермские, мы не проговариваемся.

***

Выдержка из интервью Инны Билаш и Никиты Четверикова

Отличалась ли атмосфера проекта во время съёмок от того, что зрители увидели на телеэкране? Для вас это было так же напряжённо?

НЧ: По условиям контракта участников проекта мы не можем рассказывать, было ли нам тяжело или легко.

ИБ: Проект на экране можно сравнить с фильмом о балете. Настоящий сюжет, если бы снимали всё, что наполняет профессиональную жизнь артистов, показался бы зрителям скучным. Это ежедневный труд, постоянные повторы на репетициях одних и тех же па. А когда зрители смотрят передачу, созданную по сюжету режиссёра, всё гораздо интереснее. В таком фильме есть динамика, эмоциональный накал, сложные переплетения сюжетной нити. Не знаю, увидели ли телезрители всё то, что мы переживали во время выступлений, но я на это надеюсь.

НЧ: Если говорить о процессе съёмки, это очень напряжённо. У нас был чрезвычайно плотный график — каждый день расписан буквально по минутам. Репетиции, подготовка, долго гримируешься... действительно долго. Вот в этом была главная трудность — всё успеть вовремя.

На мой взгляд, плюс проекта в том, что в жюри были приглашены значимые люди в современном балетном искусстве. И они делали действительно ценные замечания, давали советы. Для нас с Инной самым главным отзывом жюри оказалось то, что нас назвали актёрами на сцене. Не просто танцовщиками, а актёрами.

Но ведь это не ученический конкурс, все участники — профессионалы. Насколько психологически сложно было воспринимать замечания судей?

НЧ: Нет предела совершенству.

ИБ: Артист балета всю жизнь идёт по своему профессиональному пути за руку с педагогом. Ему всегда делают замечания. В нашей профессии невозможно быть одному, остановиться и считать, что всё уже освоил. Поэтому взгляд со стороны для профессионального танцовщика очень важен.

В технике можно совершенствоваться. Но насколько были справедливыми оценки судей в тех случаях, когда говорили о выражении чувств?

ИБ: Это большое искусство членов жюри — выразить своё мнение перед камерами так лаконично, точно, как это удавалось на проекте «Большой балет». Были ситуации, когда трое членов жюри были единогласны, а у четвёртого было своё, противоположное мнение о выступлении. То же самое происходит в большом зале: кому-то из зрителей спектакль нравится, кому-то нет. Если бы членов жюри было больше, наверное, выступать было бы ещё сложнее. Мне кажется, споры, столкновения мнений по поводу оценок жюри на конкурсах будут всегда.

НЧ: Оценки членов жюри были вполне объективными. И я отношусь к этому так: в жюри есть конкретные люди, которым ты должен понравиться. Если выступил и не понравился, значит нужно это принять. Сколько людей, столько и мнений. Наша профессия творческая, в ней нет рамок. Мы не можем себя ограничивать тем, чтобы ориентироваться на одно мнение, один взгляд.

ИБ: К тому же, мы сознательно шли на это, мы знали условия проекта, знали, что всё будет именно так. Если артист не согласен, если он не может выслушать критику членов жюри, то не стоило бы и участвовать в проекте.

***

Читайте полный текст интервью победителей проекта.