Андрей Кудрин: «Лбовщина и её лидер — Александр Лбов — это то, что связывает нашу локальную пермскую историю с историей всей страны»

Александр Михайлович Лбов был простым мотовилихинским рабочим, в своё время год прослужившим в лейб-гвардии. Он принимал активное участие в событиях первой русской революции 1905 года в Перми. А после неудачи декабрьского восстания в Мотовилихе скрылся в лесах. Там Лбов давал убежище скрывавшимся от властей революционерам и боевикам, в частности, приехавшей из Санкт-Петербурга автономной группе террористов-экспроприаторов во главе с Д. Савельевым (Сибиряком). Созданные в итоге революционные отряды называли лесными братьями (по аналогии с прибалтийскими революционными отрядами), или лбовцами — по имени командира. По всей губернии лбовцы проводили экспроприации, налёты и нападения на представителей власти. Самой громкой акцией стало ограбление летом 1907 года парохода «Анна Степановна Любимова», где лбовцы захватили огромную по тем временам сумму — 30 000 рублей. На борьбу с лбовщиной власти бросили очень серьёзные силы. В итоге отряды партизан были разгромлены, а сам Лбов скрылся в Вятской губернии, но был арестован после перестрелки в городе Нолинске, осуждён и повешен во дворе Вятской губернской тюрьмы (Лбова побоялись везти в Пермь) в ночь на 2 (15) мая 1908 года. Но память о Лбове оказалось довольно живучей. В 1926 году в газете «Звезда» вышла посвящённая пермским партизанам повесть «Жизнь ни во что (Лбовщина)», автором которой был Аркадий Гайдар.

Мы поговорили с Андреем Кудриным о том, что представляла из себя лбовщина, почему это явление изучают историки и как пермский революционер-террорист стал героем массовой литературы своего времени.

В чём заключается особенность лбовщины и почему это важное явление в истории Пермского края?

— Это было внепартийное движение, объединявшее вокруг себя людей, которые представляли себе революцию как сражение, как вооружённую борьбу. По большому счёту, это было уже явление распада революционных сил. Когда эти силы на подъёме, а революционное движение — массовое, то оно не приобретает таких ожесточённых форм, поскольку чувствует за собой силу масс. А когда революция на спаде, остаются только небольшие кучки обозлённых неудачей людей, и вот тогда часто появляются такие группировки террористическо-партизанского типа. Это характерно не только для первой русской революции, но и для многих эпизодов истории, не только в нашей стране. Внепартийность лбовщины — это её специфика. Она объединила в себе людей, которые, будучи эсерами, социал-демократами, анархистами, не следовали своим партийным программам, а действовали в рамках ситуаций, полностью определявшихся вооружённой борьбой. И ещё один момент — по сравнению с другими партизанскими выступлениями в то время, например, в Прибалтике, на Кавказе, в Польше, лбовщина имела довольно скромный масштаб. Но при этом она была связана с очень крупными фигурами в радикальной политике, такими как Леонид Красин, член ЦК РСДРП, и глава боевой технической группы при нём, Николай Чайковский, — член ЦК партии эсеров, сторонник партизанской войны с правительством, и другими. Ну, и конечно, есть легенда о встрече Лбова с Евно Азефом, хотя она никак не подтверждается документально. Таким образом, лбовщина и её лидер — Александр Лбов — это то, что связывает нашу локальную пермскую историю с историей всей страны.

Вы сказали, что это была внепартийная борьба людей разных убеждений, и получается, что Александру Лбову — простому мотовилихинскому рабочему, недолго служившему в лейб-гвардии, удалось их всех вместе собрать, объединить усилия и выдвинуть на общую борьбу. Это была именно заслуга Лбова, или так само сложилось?

— В какой-то мере то, что лидером этих людей стал именно Александр Лбов, было случайно. Даже несмотря на то что лидерскими качествами он обладал с юности. Просто он по возрасту был значительно (часто — на десять и более лет) старше большинства своих соратников. В этом движении всего несколько людей были сравнимы с ним по возрасту. Эти боевые группы мог возглавить любой лидер, например, из дружины эсеров или социал-демократов, если бы их постоянно не преследовала полиция, и они не были бы разгромлены. Сама лбовщина как раз вызрела из этих дружин. Вместо Лбова лидером мог стать человек по фамилии Миков, но он был арестован в конце 1906 года. Были и другие вожаки, которые либо погибли на ранних стадиях, либо были арестованы. Лбов долгое время оставался в их тени. В лесу, где Лбов предоставлял им убежище, он действительно был главным. Но когда мы начинаем изучать архивные материалы, то можно заметить, что во время многих событий Лбов словно стоит в стороне: вроде участвует, а вроде и нет. По-настоящему на первый план он выходит только в конце апреля 1907 года. Собственно, группа Лбова действует только с конца апреля 1907-го до конца августа того же года, то есть довольно краткий период. То, что было до этого, — предисловие лбовщины. То, что было потом, — послесловие. И давыдовщина, ещё более локальное движение, — тоже лишь отголосок лбовщины: просто одна из групп, связанных со Лбовым, уцелела и просуществовала на год дольше, чем другие группы, которые были уничтожены или распались сами.

Насколько подробно лбовщина была изучена ранее? Были ли какие-то исследования на эту тему в советское время или после?

— Лбовщина очень рано привлекла к себе внимание. Сразу после революции о ней писал целый ряд журналистов. И вообще эта тема привлекала внимание газетчиков. Изучая периодику того времени, можно обнаружить, что газеты Перми, Екатеринбурга, смежных регионов, а также центральная пресса Петербурга и Москвы — самые известные издания империи — писали о Лбове. Был целый ряд статей о нём, о его петербургских соратниках, о процессах над самим Лбовым и его людьми. В какой-то момент это должно было выйти на более высокий уровень осмысления, а первым шагом к этому можно считать статью Николая Черданцева — екатеринбургского социал-демократа, в прессе работавшего под псевдонимами Топазов и Чердынцев. Его статья, которая так и называется — «Лбов» (из уральской хроники), вышедшая в 1911 году в журнале «Современник», является первой ласточкой изучения лбовщины. Конечно, она довольно далека от реальной фактуры и доносит лишь отголоски. Работа написана преимущественно на том материале, который автор нашёл в газетах или услышал, сидя в екатеринбургской тюрьме. В тот момент в ней было много людей, связанных со Лбовым, знавших его или непосредственно являвшихся лбовцами. Из общения с другими узниками Черданцев многое почерпнул для своей статьи. Она вышла позднее, чем рассчитывал автор, и я знаю, что он был недоволен её текстом. Возможно, статья подверглась редактуре при печати. В дальнейшем о лбовщине кое-что писали в ранних сборниках бюро истории партии, которое существовало в Перми при окружном комитете, а именно в двухтомнике «Борьба за власть», который есть в пермских библиотеках, но в издании не был поставлен акцент на этом явлении. В межвоенный и послевоенный периоды случались эпизодические упоминания лбовщины в ряде исторических работ о деятельности РСДРП, но очередной текст, посвящённый именно ей и лично Лбову, появился только в краеведческом сборнике, изданном в 1966 году к 60-летию первой русской революции, который называется «Революционеры Прикамья». Там есть и статья о Лбове, написанная Борисом Назаровским. Он рано начал интересоваться лбовщиной и долгое время собирал материал о ней.

Есть версия, что именно Назаровский, работавший в газете «Звезда», подал своему коллеге Аркадию Гайдару идею написать о Лбове, благодаря этому и появилась повесть «Жизнь ни во что»...

— Возможно, так и было. У меня даже есть гипотеза, почему Назаровский так интересовался лбовщиной. Дело в том, что в Перми периода первой русской революции существовала газета «Камский край», одним из её редакторов тоже был человек по фамилии Назаровский. Я не берусь судить, есть ли какая-то связь между двумя Назаровскими, но мне кажется, что она могла быть. Борис Никандрович собрал очень большой материал, который хранится в его фонде в ПермГАНИ — архиве, посвящённом новейшей политической истории. Но книгу, которую, судя по его наброскам, Борис Никандрович готовил, ему сделать не удалось, было написано только некоторое количество страниц о Лбове и лбовцах в их совместной с Гинцем книге об Аркадии Гайдаре на Урале.

Новый всплеск интереса к лбовщине произошёл на рубеже 80-90-х годов: было несколько публикаций полемического толка в периодике. Одни журналисты защищали лбовщину, другие наоборот. Я к этим публикациям отношусь сдержанно, как и к тем, что сейчас появляются в пермской прессе, в социальных сетях, поскольку они не имели и не имеют научного характера. Позднее и вплоть до настоящего времени какие-то материалы публиковали краеведы, причём и пермские, и кировские, в них можно найти кое-что интересное. Но из того, что мы имеем сейчас, я бы выделил только два текста, имеющих реальную ценность. Первый называется «Революция и мораль (Лбовщина на Урале)» — это книга, написанная пермским преподавателем и учёным Владимиром Семёновым в основном на материалах фонда Назаровского. Владимир Львович, по сути, попытался завершить работу, начатую Борисом Никандровичем. Насколько удачно, я не берусь судить, поскольку это вообще первая опубликованная книга на эту тему, причём не художественная, а основанная на документальных материалах. К первопроходцам надо относиться с уважением. Она навсегда останется первой, и к ней, конечно, надо обращаться, потому что, имея ряд недостатков, она всё же даёт нам относительно полную картину лбовщины.

Второй текст, который тоже не лишён недостатков, — это статья биографического характера, написанная Александром Масютиным, — это кировский исследователь, с ним я знаком, мы общались по поводу лбовщины, когда я жил в Москве. Он изучал вятских эсеров, и попутно у него набрался материал о Лбове. На материалах кировских, московских архивов и частично газет он попытался написать биографическую статью, большую по объёму — больше, чем статья Назаровского. В ней он критиковал пробольшевистский подход Бориса Никандровича, а сам, по большому счёту, также выступил с апологией Лбова, но только с проэсеровских или даже с проанархистских позиций. Масютин в отдельных пунктах, как мне кажется, сознательно отступил от фактов ради защиты этого исторического персонажа. Тем не менее это интересная работа.

За сто с лишним лет получатся весьма скромное количество публикаций и исследований...

— Это объяснимо. В раннем советском периоде, наверное, мог появиться какой-то более или менее объёмный текст, но тогда было много другого неизведанного материала, на основе которого можно было писать о революции, и, видимо, в этом ряду лбовщина не была первоочередной. А в конце 20-х годов возможность написания крупных текстов о лбовщине закрылась. Потому что Александр Лбов, хоть и был одним из лиц, представлявших революцию, был неудобен для того времени, когда некоторые приоритеты сместились: что-то замалчивалось, а что-то наоборот. Вся историческая литература советского времени о первой революции носит оценочный характер. Лбов в этом плане был не желанен как герой революции, хотя тексты биографического характера, вроде статьи Назаровского, выходили. И Капцугович нашёл место для Лбова в своей монографии, посвящённой эсерам. Но это была тема, задеваемая по касательной. Что касается нашего времени, то в 90-е годы вообще было не до науки. Тогда в стандартах научной деятельности был совершён большой отход, к ним и сейчас ещё не вполне вернулись — очень много вышло книг, не основанных на источниках, добротных трудов очень мало. К тому же лбовщина является темой локальной, хоть и с выходом на всероссийский масштаб, но по-настоящему она никому, кроме пермяков и, может быть, ещё екатеринбуржцев, жителей Кировской области, Удмуртии, не интересна. Возможно, написав какую-то талантливую работу, можно привлечь внимание к личности Лбова. А если очень талантливо написать, то можно сделать его даже культовым персонажем. Но тогда это будет выход за пределы реальных масштабов этой фигуры, просто за счёт дара автора.

Во многих публикациях отношение к Лбову чётко делится на две позиции: либо это был бандит, террорист и убийца, который держал в страхе целый регион, либо идейный революционер, «уральский Робин Гуд» и так далее. Насколько возможно в действиях Лбова и его отрядов отделить одно от другого?

— В своё время у Ленина была статья, посвящённая партийности в литературе. Можно критиковать Ленина и те политические силы, которые он представлял, но его идеи по поводу влияния убеждений автора на его тексты до сих пор актуальны. Поэтому, мне кажется, оценки лбовщины, скорее всего, всегда будут отличаться, люди разных взглядов будут по-разному высказываться о нём. Это нормально, когда в обществе бытуют разные мнения по поводу одной и той же личности. Профессиональные историки от этой оценочности, по крайней мере, пока дело не доходит до каких-то обобщений, должны отходить. Отходить от морализаторства, чтобы построить максимально соответствующую имеющимся источникам модель прошлого и представить её аудитории читателей или слушателей.

То есть главная задача историка — составить объективную картину прошлого?

— Насколько это вообще возможно на основе источников. А составив её, можно уже делать какие-то обобщения, возвращаться к своим мнениям и убеждениям и с их позиций высказывать суждения. А в быту, в обществе, которое плохо знакомо с фактурой, разные мнения всё равно будут существовать. Пусть даже эти мнения будут глубоко неверными, непрофессиональными (мы знаем массу таких примеров по очень многим вопросам), от этого не уйти.

Лбов ещё и довольно мифологизированная личность, вокруг него много слухов и легенд. Насколько трудно при работе с таким материалом отделять мифы от фактов и находить точную информацию?

— Саму информацию, собственно, находить не так сложно. Это всё-таки работа с архивами, есть правила работы с описями, документами. Технически работа объёмная, но она понятная: собрать как можно больше источников и материалов, чтобы составить наиболее полную картину. Другое дело, что у меня в каком-то смысле была уникальная возможность, которой другие исследователи из Перми были лишены. Я долгое время жил в Москве и имел возможность работать месяцами в газетном зале Российской государственной библиотеки, в московских архивах. Исследователям, проживающим в Перми или, скажем, в Кирове, надо было бы для этого оформлять очень длительные командировки, спешить, они не могли вдумчиво поработать, поднять журналы и газеты, которых здесь нет. Ведь в Перми даже нет полных подшивок пермских газет того времени. А без газет очень сложно выстроить хронологию. Газеты дали мне возможность понять последовательность событий и уже потом, опираясь на это, более детально изучить архивы. Если говорить, почему эта фигура так интересна, то к Лбову был общественный интерес, интерес литераторов. В общественных взглядах он соединил в себе архитипическую фигуру благородного разбойника, которая переходит из эпохи в эпоху, с актуальным тогда типажом революционера, боевика и террориста.

Получается, Лбов тогда был современным народным героем?

— Можно сказать по-другому — народным мстителем. Хотя многие аспекты его деятельности были сильно преувеличены, значительная часть рассказов о нём либо очень далека от фактуры, либо ей не соответствует. И здесь я даже говорю не о литературных произведениях, в которых, конечно, есть отдельные персонажи, их прозвища, но хронология событий и фактура не соблюдены. Единственное событие, которое присутствует во всех произведениях, — это наиболее резонансная экспроприация на пароходе «Анна Степановна», в которой сам Лбов участия не принимал.

Вы обнаружили, что ещё до Гайдара о Лбове издавались грошовые романы. Получается, ещё при царе писали книги про человека, признанного властью террористом и разбойником?

— В период реакции, когда революция пошла на спад и была подавлена, появилось много таких литературных произведений и общественных явлений, которые для дореволюционной России не были характерны. Например, чётко прослеживается повышение интереса к порнографии, растёт пьянство... И правительство это стимулирует — открывается всё больше пивных, количество казённых винных лавок увеличивается. Появляются новые течения в литературе, более индивидуалистического характера, не склонные пропагандировать служение обществу, жертвенность и так далее. И в это самое время в литературе стала очень популярна так называемая пинкертоновщина. Она зародилась за границей — в США, Великобритании, Франции. Во Франции этот жанр называли «роман-фельетон». Это низкопробный текст на злобу дня, что-то вроде современных сериалов, порой даже без чёткого сюжета. Эти книги выпускались небольшими тиражами либо выходили в «подвалах» газет с продолжением, в основном они были посвящены приключениям и детективной деятельности. Написаны они были чаще всего очень плохим языком, изобиловали штампами, часто содержали в себе скрытую рекламу.

Конечно, такие тексты не могли не следовать конъюнктуре, а тогда модно было писать о революции, революционерах, боевиках, террористах. И уже воспетая народной молвой фигура Лбова, конечно, должна была стать интересна тем людям, которые могли на ней заработать. Несколько таких произведений действительно появилось, я о них писал в одной из своих статей, её можно найти в интернете, сканы этих текстов тоже есть в интернете. Некоторые тексты появились ещё при жизни Лбова. Например, небольшая газетная пьеса, в которой все говорят о Лбове, но сам он там не присутствует. Пьеса появилась в июле 1907 года — непосредственно после экспроприации на «Анне Степановне». Тексты появлялись в 1908, 1910 годах. Почти наверняка были и другие, которые, видимо, утрачены. Утрачен немой фильм «Разбойник Лбов», вышедший в 1917 году в Ярославле и показанный как минимум один раз. Возможно, даже несколько раз, но его оригинал сгорел в 1918 году при пожаре на киностудии, предположительно, во время мятежа в Ярославле.

Выходит, Лбов так сильно прогремел на всю страну, что даже спустя несколько лет после казни про него писали романы и даже сняли фильм. Лбова, получается, очень долго помнили?

— Смотрите, повесть Гайдара о Лбове появилась в 1926 году, но ведь она появилась тоже неслучайно. Тогда редакция газеты «Звезда» переходила с коллективной подписки на индивидуальную, надо было бороться за каждого читателя. Изменилась редакционная политика, и в газете появились художественные тексты. Естественно, хотелось привлечь читателя чем-то сенсационным. А что могло быть сенсационным? Какая-то фигура местного характера, но более или менее знаменитая. Конечно, такой личностью был Александр Михайлович Лбов. Его история была довольно суровой, читателя она привлекла и с большим успехом публиковалась в газете. То есть что-то цепляло в этой фигуре и дальше: Назаровский в 60-е годы к ней вернулся, журналисты в 90-е заинтересовались. Ведь у каждого места есть свои истории, которые его характеризуют, создают представление жителей о себе, формируют их самоидентификацию. Таких историй не может быть много, их всего несколько, и всегда есть некий общественный заказ, чтобы такие истории рассказывались как можно полнее. Не всегда есть возможность рассказать их языком науки — часто не хватает материала. И тогда их рассказывают художественным языком.

Я думаю, что именно так появился роман «Сердце Пармы» — просто такая книга была нужна. Когда я учился в вузе, меня очень удивляло, почему об этом ещё никто ничего не написал? Я так понимаю, что этот вопрос был не только у меня. И нашёлся автор, который смог об этом талантливо написать. Лбовщина — это одна из таких тем, она до сих пор ждёт не только своего исследователя, но и своего автора, который сможет о ней рассказать в полный голос, чтобы интересно...

К 140-летию Александра Лбова вы проводите открытые лекции. Что вам даёт такой формат работы?

— Это ведь очень давняя традиция, ещё дореволюционная, но она тоже эволюционирует, становится более современной, насыщенной визуальными средствами и так далее. Сейчас этот формат возродился в столицах. И, проживая в Москве, наблюдая обилие там лекционных курсов, отдельных публичных лекций, я задавался вопросом: почему этого нет в Перми? Я сам начал читать публичные лекции, поскольку понял, что, помимо ЖЖ, соцсетей, публикаций в сборниках и журналах, я хочу какого-то более живого общения. Вторая причина — это то, что я зарабатывал на жизнь маркетингом, где есть формат презентаций. В какой-то мере эти лекции и есть презентации, взявшие что-то от маркетинга, по крайней мере, его визуальную строну. Наверное, эти лекции не появились бы, если бы не фестивальное движение и «культурная революция», которые развернулись в Перми. Я в этом фестивальном движении участвовал, правда, в другом качестве. И когда мне в очередной раз задали вопрос, что я могу предложить фестивалю, то я сказал, что могу предложить публичную лекцию литературно-исторического содержания, посвящённую Александру Лбову и художественным произведениям о нём. Для этого мне нужно только определённое содействие для работы в пермских архивах.

Первая лекция состоялась в 2012 году на площадке «Пиотровского». Она могла пройти в любом другом месте, например, в библиотеке или музее, где я тоже читал лекции. Но просто на тот момент договорились с «Пиотровским», который тогда был ещё на Комсомольском проспекте. Потом я ещё дважды читал эту лекцию — через десять дней после первого прочтения на Пермской книжной ярмарке, в рамках «Белых ночей». Потом я читал её в Москве — в музее на Красной Пресне. Там есть музей, посвящённый Декабрьскому вооружённому восстанию 1905 года. В марте была 12-я лекция. Я читал не только о лбовщине, но и о партизанских выступлениях такого рода на Кавказе, в Прибалтике и Польше. Были лекции, посвящённые другим регионам (с преимущественно славянским населением) — Уралу, так называемому «Славянскому треугольнику», где сходятся нынешние территории Украины, Беларуси и России. Были у меня лекции и о других персонажах лбовщины — вроде Сибиряка и тех боевиков, которые приехали сюда из Петербурга. Можно сказать, что это уже накатанная колея, которой я следую. Сейчас был повод — 140-летие Лбова, а никакой большой активности по этому поводу нет, но, мне кажется, она должна быть, и я её инициирую в частном порядке.