Искусство быть уязвимым. Иван Козлов — о подростковой выставке в музее PERMM

Впервые я попытался всерьёз ухаживать за девочкой (хотя про этот возраст уже уместнее говорить «девушка»), когда мне было почти шестнадцать. Я подсмотрел её дневник (на сервисе «Дайри.ru», разумеется, где же ещё): он был оформлен в мрачных тонах, и там было много грустных и жестоких картинок, а из музыки — эмбиент и индастриал. Тогда я завёл на том же «Дайри» собственный дневник, решив во что бы то ни стало превзойти её в мрачности и любви к разного рода трэшу. Не то, чтобы мне сильно хотелось этим заниматься и постить туда всякую готическую блевотину вперемешку с репостами из сообщества Trash culture. Но ещё меньше мне хотелось быть собой. Кому в шестнадцать лет хочется быть собой, у того нет сердца.

Когда она ознакомилась с моей виртуальной эманацией, она написала: «Ты просто бесчувственная скотина, которая не понимает цену жизни». Так наше общение прервалось на долгие месяцы.

Хотелось бы написать «месяцы, за которые я многое понял», но я тогда был слишком тупой, и мне потребовалось куда больше времени, чтобы действительно что-то понять и предпочесть себя настоящего себе кажущемуся. А дневники, слава интернету, сохранились — и тот, искусственный, и многие искренние, куда я мог позволить себе писать то, что мне казалось существенным. Я иногда, конечно же, пересматриваю их, и теперь они мне нравятся. От своих следов не уйдёшь.

Но если бы в те времена я узнал, что эти дневники и настоящее имя их автора стали достоянием общественности, я бы сменил паспорт и внешность, если бы только нашёл в себе мужество выползти из дома.

Поэтому я восхищаюсь героями выставки «Уязвимость» — маленького камерного проекта, открывшегося в среду на втором этаже музея PERMM. Это даже не выставка в полном смысле слова — скорее, стихийная инсталляция, которая выплеснулась наружу и обрела форму после того, как несколько участников резиденции «Подросток+музей» познакомились друг с другом и с кураторами — Настей Шипициной и Любой Шмыковой — и провели долгие часы, разговаривая обо всём на свете. Идея сделать выставку, исследующую чувство стыда, пришла в голову Алисе Кузнецовой, одной из участниц резиденции. Ей и всем остальным пришлось вывернуть себя наизнанку — поделиться личными вещами, важными памятными предметами, неотправленными письмами и личными дневниками. Материализованные подростковые переживания, овеществлённая неловкость, стыд, неуверенность и чувственность — всё это стало частью экспозиции.

Стыд — как мы чаще всего его понимаем — это легко. Для нас стыд связан в основном с историями и событиями, и возможность поделиться им с другими часто становится особой формой удовольствия на грани мазохизма. Если бы дела обстояли иначе, игры типа «Правда или действие» не пользовались бы такой бешеной популярностью. Если немного выпить на вечеринке, можно с лёгкостью и даже с долей хвастовства рассказывать друзьям и знакомым о том, как обманул или подвёл кого-то, как опозорился при скоплении народа или как вытащил кошелёк у спящего на лавке мужика. Всё что угодно. В особенности, если между событием и рассказом о нём успело пройти время, которое, вроде как, обязано многое списывать.

Всё это тошно, скучно, по-плохому литературно.

Настоящий неизбывный стыд всегда связан с одним-единственным фактом: с тем, что ты просто есть, что ты существуешь. Нет ничего более естественного, чем неловкость и стыд, которые высвобождаются, когда у тебя в сознании движутся какие-то тектонические плиты, а ты не в состоянии в одиночку осмыслить это движение. Внешний мир чаще всего оказывается бесполезен: подросткам редко выпадает счастье найти взаимопонимание у родителей, сверстников и даже друзей (да и какие там друзья, если весь мир, как тебе кажется, ощетинился на тебя?). Не говоря уже о том, что этот самый внешний мир полнится идиотами, которые из всего многообразия причин подростковых проблем, депрессий и суицидов (будь то семейные неурядицы, неумение слушать друг друга или что-то ещё) упорно поднимают на вилы компьютерные игры, интернет и «Синих китов». Тогда ты или остаёшься один и пытаешься выбраться из сетей собственной наивности и самоотрицания, как это случилось со мной и «Дайри.ru», или же встречаешь своих — и тогда тебе больше не страшно. Участникам «Уязвимости» повезло: у них получилось высказывание такой невозможной степени искренности, на которую никто из них в одиночку не отважился бы.

Нам предстоит ждать долгие годы и проделать огромную работу, перекроив чуть ли не всю сложившуюся культуру взаимоотношений — просто для того, чтобы каждый усвоил сам и мог сказать другому, когда тот испытывает стыд или страх: «Это нормально». Именно этой фразой кончается послание одного из участников выставки — Тимофея.

Да, это Тимофей Дубровских, городской активист, вы его знаете. Вообще-то, Тимофей примерно моего возраста, он уже далеко не подросток. Но, видимо, именно эта возрастная дистанция была необходима для того, чтобы хоть кто-то в рамках выставки проговорил заветное «Это нормально». Эта же фраза перекочевала в трогательный путеводитель по выставке, с помощью которого подростки (Аня, Алиса, Настя, Карина, Вера, Наташа и Тима, как они сами представляются) немного неуклюже пробуют наладить со зрителями обратную связь, предлагая им нарисовать и написать на листочке что-то своё. «Мы достали всё это из ящиков и принесли в музей, чтобы показать: чувствовать — это нормально. Наши чувства и эмоции — не глупые, они просто есть».

Это — их общий манифест, потому что они создали общий дневник. А есть и частные истории — они размещены над полочками с дневниками каждого из участников. Все они прекрасны, но мне особенно запомнилась реплика Карины — из-за смешной, но точной формулировки «постыдные перечувства». «Мне стыдно, что за свою маленькую жизнь я столько всего начувствовала, что три года назад я обдумывала свою смерть», — пишет она. Реплик, касающихся смерти, в «Уязвимости» вообще много — и в дневниках, и на стенах. Наверное, переходный возраст — это и есть то время, когда мы можем дать себе последний шанс быть с собой честными в этом вопросе. Ведь, как мы знаем из дневников Кафки, желание умереть — первый признак начала познания. И это тоже нормально.