Подкасты текстом. Почему диктаторы окружают себя некомпетентными людьми и как это влияет на развитие страны

Это расшифровка подкаста «День тишины. Криворукие. Почему в авторитарном государственном управлении всё как-то не так?»

Найдутся те, кто справедливо скажет, что государство как таковое с любым политическим режимом, уровнем конкуренции, качеством институтов делает криво и косо. Легендарный антрополог Джеймс Скотт приводит множество примеров того, как государство стремится обустроить жизнь людей и, руководствуясь благими намерениями повышения качества управления, создаёт новые и лишние неудобства людям да и самому себе.

Пожалуй, идеальный пример из Скотта — это как испанское государство в середине XIX века пыталось наделить подконтрольных филиппинцев единообразными испанскими фамилиями. Государству требовался реестр подданных и налогоплательщиков, а с собственными именами и фамилиями у филиппинцев был, на взгляд колонизаторов, полный бардак. Испанцы, опасаясь саботажа, принуждали школьных учителей наказывать учеников за обращение по собственным фамилиям, а не испанским. Санкции за настоящие имена получали и священники, и местная бюрократия, но в итоге, стремясь к упорядочению, государство насоздавало себе проблем. Филиппинцы манипулировали старыми и новыми именами, чтобы избегать уплаты налогов, а перепись населения вообще провалилась.

Всё-таки в современном мире мы видим различия. Одни государства более чутко относятся к мнению граждан и аккуратнее проводят реформы, более продуманно выстраивают работу государственных служб. Другие же исходят из принципа, что руководители лучше знают и им виднее. Всемирный банк сравнивает страны с помощью индекса государственного управления. Индекс складывается из показателей, которые оценивают качество государственного регулирования: верховенство закона, контроль над коррупцией, качество оказания государственных услуг, влияние граждан на политиков и политическую устойчивость. Этот инструмент позволяет понять, что названные элементы идут рука об руку и способствуют повышению качества управления в государстве. Другими словами, без гражданского участия коррупция не будет находиться в пределах контроля, а без обеспечения справедливого суда и равенства перед законом не будет компетентной бюрократии, предоставляющей качественные государственные услуги гражданам.

Тонкий момент — это политический режим. Мы вправе ожидать, что автократии в части своих опор должны демонстрировать высокое качество и внимательность. Проще говоря, авторитарные лидеры могут забросить вопросы финансовых рынков, но чутко и озабоченно будут относиться к своим репрессивным органам. Но исследования показывают иное. Адам Шарпф и Кристиан Глессер изучили биографии офицеров аргентинского батальона 601. Это специальный отряд, который занимался политическими репрессиями во время хунты. Исследователи сравнили выпускные баллы из военной академии офицеров, которые пошли служить в батальон и которые остались в армии в других подразделениях или же перешли на гражданскую службу. Выяснилось, что батальон 601, который занимался преследованием и убийствами политических оппонентов авторитарного режима, комплектовался за счёт аутсайдеров и двоечников. Закрытый характер деятельности спецслужбы не задавал высокий порог входа, а работал как отрицательный отбор. А в карательный отряд шли работать очевидно не самые умные люди.

«Плагиат — это предиктор таких качеств губернатора как коррумпированность и некомпетентность»

А как обстоят дела с гражданскими управленцами? Может быть авторитарные режимы более аккуратны в выборе руководителей для отраслей или территорий? Российский случай представляет материал, который позволяет ответить отрицательно. Исследование Анны Абалкиной и Александра Либмана обнаружило положительную связь между качеством управления в регионе и академической честностью российских губернаторов. Учёные показали, что регионы, где у губернаторов в кандидатских или докторских в диссертациях обнаружен плагиат, управляются хуже. Мы обсудили с Анной Абалкиной детали исследования и место академического жульничества в политических процессах.

— Анна, вы могли бы рассказать, почему вообще появилась такая идея: рассматривать плагиат как переменную, которая о чём-то может сказать с точки зрения политики и управления в современной России, в современных регионах?

— Мы знаем, что есть политики, у которых есть плагиат в диссертациях. И чтобы вообще было можно оценить роль плагиата, должны соблюдаться два фактора, два условия. Первое: должно быть много политиков, у которых есть плагиат, — чтобы просто была какая-то вариация. А второе условие — этот плагиат должен быть обнаружен. И например, до 2012 года в России было очень много политиков с плагиатом, но мы про это ничего не знали. Потому что этот плагиат просто не был обнаружен.

— В 2012 год в России появился Диссернет...

— Ну да, первые зачатки Диссернета возникли в конце 2012 года, а официально Диссернет возник в 2013 году. Итак, мы можем рассматривать плагиат как некоторую переменную. Но здесь надо понимать, что сам по себе плагиат на политику вряд ли оказывает прямое влияние. Плагиат — это академическая недобросовестность, это заимствование текста. Т. е. плагиат говорит об академической недобросовестности конкретного лица. Одно дело, когда это лицо работает в сфере образования и науки, где диссертация является квалификационным требованием. А другое дело — это политика, где совершенно другие задачи и диссертация не является квалификационным требованием.

Могу процитировать Ангелу Меркель, которая отреагировала на обнаружение плагиата в диссертации министра обороны Германии Цугутерберга, у него в 2011 году был обнаружен плагиат. Она сказала следующее: «Я не буду отправлять в отставку Цугутерберга» — и она объяснила своё решение тем, что она брала на работу не научного работника, а специалиста по вопросам обороны, и с этой работой Цугутерберг справляется отлично. Соответственно, ну вот в России и в мире совершенно разные контексты и обсуждения. Если за рубежом это общественная дискуссия, не научная, должен ли политик уходить в отставку? На западе есть множество единичных случаев обнаружения плагиата в диссертациях, ну, например в Германии или в странах Восточной Европы. И единственное, что можно оценивать в таких случаях, — это влияние этих скандалов с плагиатом на выборы. И такого рода исследования были проведены в Германии.

Вообще, в Германии очень много исследований о влиянии докторской степени на избирательный процесс. И было выявлено, что наличие степени у кандидата добавляет дополнительные голоса. Причём это проверено на местных, региональных и федеральных выборах.

Среди кандидатов в Бундестаг было примерно 10 % кандидатов, у которых есть учёная степень. Вот они оценили и выявили, что просто факт наличия степени в 2009 году добавлял более полупроцентного пункта голосов. Однако, после скандалов 2011-13 годов, этот эффект снизился и прибавлялась только треть процентного пункта голосов. Однако это не является статистически значимым.

— Возвращаясь к вашему исследованию, корректно ли будет сказать, что российские губернаторы, которые академический воришки, жулики, — они плохие управленцы? Они плохо управляют своими регионами?

— Мы с Александром Либманом, профессором Свободного университета Берлина, провели исследование, являются ли губернаторы, у которых есть диссертации с плагиатом, менее эффективными, нежели губернаторы с диссертациями, в которых плагиат не был обнаружен. В России у половины губернаторов есть диссертации. А ещё у половины губернаторов в данных диссертациях был обнаружен массовый плагиат. Массовый — это означает, что несколько (по меньшей мере несколько) страниц подряд были заимствованы без соответствующей ссылки на источник.

Мы знаем о 18 губернаторах, которые защитили диссертацию, будучи губернатором. Трудно представить, что человек с такой загруженностью сможет выделить время для полноценной академической работы. И мы практически не знаем случаев, когда губернатор сам писал бы диссертацию, но, может быть, возможно это только в случае Никиты Белых, который защитил диссертацию по истории. В остальных случаях, скорее всего, губернаторы заказывали диссертацию.

О чём это говорит? Это говорит о том, что, с одной стороны, данный чиновник коррумпирован, потому что он покупает диссертацию. А с другой стороны, он не обладает компетенциями, чтобы проверить, является ли данная диссертация оригинальный или нет. Здесь важно, что плагиат в данном случае является предиктором таких качеств губернатора, как коррумпированность и некомпетентность.

И вот мы решили оценить этот фактор, спроектировав его на развитие региона, на темпы роста инфраструктуры. Мы рассматривали как старую инфраструктуру, такую как строительство, так и новую инфраструктуру — это широкополосный интернет. И мы выяснили, что в России темпы роста инфраструктуры в регионах, которые возглавляли губернаторы с диссертациями с плагиатом, ниже, чем в регионах, которые возглавляли губернаторы тоже с диссертациями, но без плагиата.

То есть мы можем сказать, что гипотеза, что плагиат — это про некоторую некомпетентность, она в какой-то мере подтвердилась. И даже уже сейчас, когда, например, нового политика назначают на должность, то первый вопрос, который задают: у него есть диссертация? проверили ли эту диссертацию на плагиат?

— Я, конечно, не могу не спросить... Это же что-то феноменальное, что у половины губернаторов есть степени научные. Почему так много? Зачем политическим начальникам это всё надо?

— Наличие диссертации — это очень престижно. Это является таким товаром-люкс, как дорогие часы либо дорогой автомобиль. Помните, была мода на диссертации в конце девяностых — начале двухтысячных годов? Причём не только среди политиков, но и среди бизнесменов, среди... ну, какого-то истеблишмента. Иметь диссертацию — это очень модно, престижно.

— Судя по публикациям Диссернета, большинство плагиатных диссертаций — это экономические, педагогические науки. У губернаторов то же самое? Или есть какая-то специфика по отрасли науки?

— В основном диссертации с плагиатом по экономике, это основная доля, а затем идут педагогические и юридические дисциплины. Это просто обусловлено самой распространённостью специальности. По экономике больше всего диссертационных советов, и соответственно, всего диссертаций с плагиатом. У губернаторов в основном диссертации по экономике и юриспруденции.

«Опасно держать во власти людей, с которыми ты познакомился 30 лет назад»

Возможно, плохое управление — это родовая черта российской политики? Владимир Гельман в исследовании успехов и провалов реформ в России за последние 20 лет показал, что в ряду с неудачными попытками реформировать полицию или переустроить РЖД стоит успешная налоговая реформа. Однако последняя — скорее исключение из правил. Исследователь объясняет, что за плохим управлением и реформированием стоят политические причины. Реформы — источник обогащения и политического управления групп авторитарных элит. А низкое качество управления — производная от низкого качества институтов участия и политической конкуренции.

Получается, что авторитарные режимы целенаправленно хотят сделать плохо своим гражданам? Закрывшись в высокой башне, злой диктатор ежедневно придумывает план, как сделать жизнь людей ещё хуже? Мы уже обсудили, что проблема скорее в каналах коммуникации и качестве управленческих кадров. Но почему тогда авторитарный лидер не может назначить компетентных высококлассных специалистов на управленческие посты? Ведь тогда будет развиваться экономика, расти благосостояние людей, и за это люди будут почитать автократа и хотеть продления его правления.

Сложность в том, что автократ, несмотря на свою власть, находится в ловушке своих же элит. Константин Сонин и Георгий Егоров с помощью математической модели доказали, что диктатор, опасаясь заговора против себя со стороны советников-визирей, стремится к тому, чтобы назначить на должности людей некомпетентных, но лояльных. Такие назначенцы не смогут додуматься о перевороте или распознать сигналов о переходе на сторону усиливающейся позиции. А также будут преданы своему шефу, который гарантировал им доступ к ресурсам и высокому статусу. Теперь давайте подключим к обсуждению профессора Чикагского университета Константина Сонина.

— Есть ощущение, что часто диктаторы приходят к власти под лозунгами, что они будут бороться с плохим управлением, с плохим состоянием дел в стране, с разрухой и всем прочим. И соответственно, они предлагают поначалу какую-то экономическую программу и какие-то реформы. Почему это стремление к улучшению ситуации заканчивается тем, что диктаторы окружают себя некомпетентными, но лояльными подчинёнными? Почему они в эту ловушку попадают?

— Авторитарные лидеры появляются в странах, в которых нет устойчивой демократии. Это звучит почти тавтологией, но это так на самом деле и есть. Нет таких примеров, когда бы страна была много лет стабильной демократией и потом бы превратилась в диктатуру. Я таких не могу припомнить... Соответственно, диктатор, как правило, появляется в той стране, которая при таком же авторитарном режиме пришла в очень тяжёлую ситуацию. Такую тяжёлую ситуацию, когда предыдущий лидер сидит уже 30 лет, но всё стало так плохо, что его нужно менять.

В каком-то смысле любой лидер, пришедший в этот момент, становится бенефициаром того, что он пришёл в очень низкой точке. Просто от того, что он выгнал коррумпированных людей из предыдущего режима, от этого уже наступают хорошие изменения. Это неслучайно, что у многих диктаторов и у многих даже демократических лидеров, пришедших к власти во время народного возмущения, у них первое время всё получается.

А потом в некоторый момент приходит срок уходить, а никто уходить не хочет. Нет таких политиков, которые хотели бы добровольно покинуть власть. Соответственно, проходит 10 лет, рост уже закончился, потому что те простые вещи, которые можно было сделать сначала, они уже сделаны. Те люди, которые 10 или 15 лет назад были компетентными и яркими, уже давно не компетентные, не яркие и не молодые, но они всё равно хотят оставаться у власти. Лидер всё больше тратит денег на безопасность, на якобы оборону. Всё больше говорит про врагов. Он уже не может идти на выборы, потому что выборы он, конечно, проиграет. Соответственно, должен арестовывать, убивать, высылать из страны оппонентов, и так всегда происходит. И я могу привести много таких примеров.

— Можем ли мы говорить, что это падение качества управления компенсируется повышением уровня репрессивности режима?

— В каком-то смысле это просто другая сторона той же монеты. Потому что, если у тебя ухудшилось качество государственного управления, а ты при этом хочешь оставаться у власти, что ты должен делать? Ты устраиваешь репрессии. Пример Беларуси будет во всех учебниках. Что Лукашенко может сделать, чтобы убедить граждан его поддержать? Ничего, не будут они его поддерживать никогда. Вот поэтому он вынужден был посадить, арестовать десятки тысяч людей. Как если бы в России было бы арестовано полмиллиона человек за четыре месяца и в тюрьме бы оказались 150 тысяч. Там происходят мощнейшие репрессии, связанные с тем, что никакого другого способа сохранить поддержку, никакого другого способа вообще, чтобы хоть ты как-то граждане его слушали, уже нет.

— А насколько эта ситуация с такой динамикой некомпетентности универсальна? Логические примеры и литература научная нам показывают, что существует в автократиях, даже самых неэффективных, то, что у Гельмана в «Недостойном правлении» называется карманами эффективности — т. е. какие-то отдельные локации, где какие-то отдельные энтузиасты, в том числе сторонники режима, что-то могут делать. Почему в этом смысле на это не распространяется логика некомпетентных визирей? То есть почему диктаторы от них не пытаются избавиться или не опасаются с их стороны вероломства?

— Перед тем, как поговорить про визирей и государственное управление, надо понимать, что много чего хорошего происходит при любом режиме. Понимаете, в Германии был фашизм и кошмар — худшее, что было в XX веке, но физики доказывали теоремы, математики над чем-то работали, что-то создавали, инженеры строили дороги.

При Сталине государство вело войну против целого ряда наук, много учёных было убито, целые научные области уничтожены. Но те люди, которые оставались, они доказывали замечательные теоремы, писали замечательные статьи, кто-то рисовал картины, ставил балет... Это не потому, что им как-то диктатор помогал, и это мы не интерпретируем как какой-то островок эффективности. Это просто потому, что жизнь и творчество как трава: асфальт не помогает траве расти, но трава растёт через асфальт.

И конечно, невозможно в современном мире опираться только на репрессии. Нам сейчас это в прямом эфире Лукашенко уже иллюстрирует. Экономика стагнировала много лет, он её довёл до такой ситуации. Тысячи людей покинули страну, наиболее производительные, наиболее хорошо работающие, и это ещё хуже повлияет на экономику. Лукашенко просто губит Беларусь. Тем не менее, конечно, он не может жить в ситуации, когда экономика просто остановилось. Что-то придётся делать, может быть, решиться на какие-то реформы.

Или например, российское политическое руководство. Ясно, что оно не собирается ни в какой ситуации отдавать власть добровольно. Но в тоже время оно заботится о том, чтобы была наука, образование, культура. Это для них не главные приоритеты, но нечестно было бы сказать, что это для них вовсе не приоритеты. И мы видим попытки назначать компетентных людей во многих областях. Я, например, считаю, что в экономических блоках правительства последние 20 лет работают компетентные люди. Проблема в том, что экономика не приоритет для высшего руководства.

— То есть режим заботится о гражданах? В том смысле, что он хочет, чтобы МФЦ, в которых каждый получает госуслуги, были чистые, удобные, комфортные и современные...

— Я бы сказал так: не считая того, что они хотят любой ценой остаться у власти, они пытаются делать жизнь граждан лучше.

— Означает ли это, что бюрократия в автократиях делится на категории? На какую-то более важную и менее важную для автократа. То есть для диктатора ждать вероломства со стороны силового блока, опаснее, чем со стороны министра экономики и финансов?

— Ну я бы сказал, что силовой блок играет более важную роль, но в среднесрочной, краткосрочной и долгосрочной перспективе всё зависит как раз не от силового блока, а от экономического. Не в том смысле, что министр экономики или председатель Центробанка могут предать президента в прямом смысле... но их нелояльность может сильно сказаться в итоге на его судьбе.

— Мы сейчас безусловно все под впечатлением от истории с отравлением Навального. И этот звонок Навального своему убийце, и всё прочее. Но, как вы сами уже отметили, МФЦ работают, фонари на улицах горят, зарплаты платят и так далее. Где находится этот переход, когда качество управления становится настолько некомпетентным, что это ставит режим под угрозу?

— Ну смотрите. Во-первых, я считаю, что история с отравлением Навального демонстрирует, в частности, и это. Потому что руководство ФСБ — это безусловно люди, давно связанные с высшим политическим руководством. И при этом они совершенно не соответствуют занимаемым должностям. Они не понимают, какие вызовы стоят перед страной. Как будто сейчас какие-то 70-е годы, когда предыдущее поколение руководства КГБ занималось абсолютно такой же ерундой. Пока они следили за правозащитниками, которые никакой угрозы для безопасности страны не представляли, в это время реальные угрозы привели к развалу страны, к катастрофическим последствиям, к гражданским войнам. Но этим абсолютно никто не занимался.

Мне кажется, эта история с Навальным, в частности, показывает, как опасно держать во власти людей, с которыми ты познакомился 30 лет назад. То же самое я вижу в российском МИДе. Возможно, что, когда Сергей Лавров становился министром иностранных дел, он был адекватен своей должности. Но сейчас видно, что он не понимает, как устроены международные отношения. Он не понимает, как устроено взаимоотношение между властью и народом в тех странах, с которыми мы имеем дело. Соответственно, мы видим работу МИДа совершенно непрофессиональную, некомпетентную. Мы видим просто провал за провалом.

Хороший пример в расследовании прокурора Мюллера про русское вмешательство. Там есть такой эпизод, где описывается, что президент Путин на встрече с русскими бизнесменами в 2017 году попросил их наладить какие-то отношения с администрацией Трампа. Он спросил, нет ли каких-то каналов связи. Ну как бы российского Министерства иностранных дел вообще нет, они занимаются какой-то ерундой, вместо того чтобы делать свою стандартную работу по налаживанию связей. То есть мне кажется, что лояльность к назначенным людям в отсутствие политической подотчётности приводит к тому, что на ответственных, важных государственных должностях находятся люди совершенно несоответствующие современным вызовам.

— А знает ли политическая история примеры, когда в какой-то момент авторитарный лидер всё осознал и начал действовать по-другому?

— Таких примеров исключительно мало. Удачных примеров ещё меньше. Неудачный пример — Николай II, последний русский император: при нём были реформы на 20-25-м годах его правления, но это уже было то, что не могло остановить революцию и разрушение государства. Удачный пример реформ был у генерала Франко — испанского диктатора — который предпринял либеральные экономические реформы где-то на 30-м году правления... и в итоге оставил страну с менее жёстким режимом, чем был большую часть под его правлением. И, в сущности, умер в своей постели. Но это исключительный пример.