Искры Фохата: жизнь и творчество Анатолия Городилова

Елена Коневских, бывшая жительница одного из вековых особняков рядом с мечетью, сегодня владеет значительной частью фотоархива своего отца, несколькими его картинами и письмами. Большинство его картин было роздано или продано, часть работ художник передал в коллекции пермских музеев, но всё же Елена смогла сохранить кое-что и в личном архиве, с которым нам посчастливилось познакомиться.

У самой Елены воспоминаний об отце относительно немного. Её родители развелись, когда ей было четыре года — Елена жила с мамой, а с отцом встречалась в формате «выходного дня», поэтому многие детали его биографии для неё оставались загадкой. В тот период у Анатолия была своя жизнь — он много ездил по стране, долгое время жил в Питере, а когда находился в Перми, то часто уходил в походы по краю. Условия в таких походах были спартанскими, поэтому маленькую дочь он с собой не брал. Впрочем, недостаток знаний о том, как была устроена отцовская повседневность, для Елены компенсировался теми впечатлениями, которые она получала, приходя к нему в гости:

«Я так и знала о нём — в основном по его фотографиям и его картинам. Я его очень любила, и он меня любил больше всего на свете. В то время он состоял в Союзе Художников, обитал там, где ему выделяли мастерские, и именно в них я его навещала — мне навсегда запомнилась эта атмосфера, которая там царила. В мастерских всегда была масса разных интересных вещей, а ещё папа любил изобретать и постоянно мастерил что-то».

Однажды, например, Анатолий украсил свою мастерскую специальной декоративной штуковиной, которая представляла собой подвешенную к потолку спираль с птичьими перьями. По его замыслу, она должна была крутиться от дуновения ветра каждый раз, когда кто-то заходил в помещение. Спираль вышла тяжеловатой и не крутилась, но всё равно запечатлелась в памяти юной Елены. А ещё он однажды придумал ободок с магнитом, который вроде как должен был помогать от головной боли. По воспоминаниям Елены, этот ободок, в отличие от спирали, работал.

Анатолий беседовал с дочерью обо всём на свете, но вот о деталях собственной биографии и о своей семье особо не распространялся. Наверное, воспоминания о собственном детстве не доставляли ему радости: он родился 11 июня 1946 года во флигеле того самого дома, о котором мы писали месяц назад. Его отец, дед Елены, был спортивным инструктором. Он ушёл в другую семью — разыскав его спустя много лет, Анатолий не возобновил общения ним и, кажется, не испытал от этой встречи никакого морального удовлетворения. С матерью, работницей фабрики, они жили крайне бедно, иногда впроголодь — денег часто не хватало даже на самое необходимое, чего уж говорить о холстах и разных художественных расходниках. Тем не менее, он с детства практиковался в рисовании при любой возможности. Откуда в нём взялась эта страсть, от которой все остальные члены семьи были крайне далеки, сегодня можно только догадываться. Информации об этом сохранилось критически мало, и основной её источник — не искусствоведческие статьи и не очерки биографов, а обычный школьный реферат.

Елена признаётся: конечно, никто не думал, что Анатолий так рано, всего в 52 года, уйдёт из жизни. К этому никогда нельзя подготовиться, разузнать и выспросить всё наперёд. К счастью, однажды к нему в гости пришла школьница — дочь одной из клиенток, — которой задали на дом реферат о какой-нибудь творческой личности Перми. Девочка выбрала Анатолия Городилова, подробно пообщалась с ним, и сегодня этот документ сохранился в семейном архиве.

Документ, кстати, потрясающий. В нём, помимо биографических данных и описаний творчества, есть несколько цитат Анатолия Городилова, и в одной из них он очень точно характеризует историю с двумя домами на Монастырской, в одном из которых он родился. Историю, которая совершится только через четверть века:

«Если в центре города сносят два довольно-таки живописных по архитектуре особняка, чтобы взгромоздить на их место гараж или гостиницу, это означает одно: наш город болен опасной болезнью — здесь борются с красотой».

Из этого же документа можно узнать, что Анатолий Городилов выучился в Нижнетагильском училище, а работать художником-оформителем начал в 1974 году в Пермском художественном фонде. Для ценителей советского наследия это, пожалуй, наиболее интересная страница его биографии. Дело в том, что над советскими монументальными росписями, мозаиками и панно всегда работали целые бригады художников, и, как правило, в открытых источниках не сохраняется информации об этом коллективном авторстве — в лучшем случае до нас доходят сведения о руководителе проекта или авторе эскиза. Но историческая справедливость требует вспомнить всех, кто приложил руку к той или иной работе. В частности, по уникальным снимкам, сохранившимся в архиве Елены Коневских, видно, что Анатолий Городилов вместе с коллегами работал над мозаикой «Комсомол в решающие моменты истории» на Комсомольской площади, над рельефом на ЦВЗ и над многими интерьерными вещами, которые нам сейчас затруднительно как-то идентифицировать. Пожалуйста, взгляните на эти фото — вдруг вы узнаете, в каких именно фойе располагались эти росписи и рельефы.

Но это сейчас мы начинаем осознавать ценность таких работ. А в те времена многие художники из Союза относились к ним скорее как к шабашкам. Анатолия они тоже не особо занимали. Он начинал с пейзажей, а со временем основной темой его работ стала старая Пермь — улицы, дворики, деревянные особняки и прочая уходящая натура. Картины из этой серии он в разное время передавал в Художественную галерею, в Краеведческий музей и в библиотеку Горького. Многие из них имеют не только художественную, но и архивную ценность — Анатолий запечатлевал на рисунках то, до чего, возможно, не доходили руки пермских фотографов.

При этом Анатолий Городилов всегда старался быть максимально современным автором и не утопать в скучной пасторальности, свойственной многим его коллегами из Союза Художников. Поэтому «Старая Пермь», конечно, не могла стать финалом его творческого пути. Елена вспоминает, как в первой половине девяностых он радикально сменил имидж, обрился наголо и увлёкся новыми формами — в частности, приложил руку к созданию декораций к фильму «Взбунтуйте город, граф» 1991 г). Одной из декораций, созданных для фильма, была, например, специально построенная перед Оперным театром виселица. В те времена этот удивительный фильм, в котором сыграл будущий министр культуры Гладнев, как-то затерялся в массе всего остального постперестроечного безумия, и только спустя 25 лет он обрёл заслуженную славу, а в определённых кругах даже стал культовым. Так что вся команда проекта, безусловно, опередила своё время.

Примерно в это же время Анатолий Городилов отошёл от «мирских» тем, увлёкся религией и эзотерикой. Он бросил пить и курить, зачитывался письмами Рериха и проштудировал «Розу Мира» Даниила Андреева, о которой часто беседовал с дочерью. Из этих разговоров она запомнила, например, рассказ об «искрах Фохата» — пространственных знаках из Агни-Йоги, которые нужно уметь видеть. Городилов учился это делать: во всяком случае, его работы того времени становятся всё более иллюстративными и абстрактными, а на некоторых, казалось бы, обычных пейзажах, проступают потусторонние штрихи, всполохи и силуэты.

Наверное, главным итогом его духовных поисков стала этическая концепция «Новое благочестие» и манифест программы «Знамя Мира», созданный вместе с несколькими соратниками под явным влиянием «Розы Мира» Андреева. В нём Городилов призывал к синтезу всех искусств и космической культурной экспансии:

«Наши потомки — единомышленники ХХ и ХХI века — направляя свои звездолёты на планету Венера, а также и на другие обитаемые планеты Мироздания, возьмут с собой голограмму программы „Знамя Мира“, программу ожерелья соцветия человеческого Духа. Это будет первый вернисаж на планете Венера перед лицом старших братьев по космическому сознанию».

Этот манифест — безусловно, историческая и культурная ценность, которую следует сохранить и когда-нибудь издать. Как минимум — как один из ярких артефактов провинциальной художественной жизни девяностых. Что касается его сути, то, если вкратце, манифест представляет собой коктейль из эзотерических постулатов и нью-эйджа с примесью советского «космического» романтизма. Заканчивается проект манифеста предупреждением: «Гениев чёрного огня демонизма и мракобесия, глашатаев всех греховноизменённых деяний человечества, говорящих о позоре человечества и человеческого сознания, просьба программу не затенять своим присутствием».

Анатолий Городилов скончался в 1998 году, спустя пару лет после опубликования манифеста, и не успел должным образом развить содержащиеся в нём идеи. Однако, кажется, он оставил после себя больше, чем способен вместить любой семейный архив. В одной из папок, под стопками фотографий и карандашных набросков, мы с Еленой обнаружили небольшую записку, датированную, видимо, серединой девяностых. Начиналась эта записка так:

«Я не умер, плоть моя будет лежать на кладбище, а дух мой ещё пригодится. Жалко, нельзя ничего материального взять с собой. Нельзя так нельзя, дух важнее».