ВИЧ напоказ. Как врачи нарушают тайну диагноза и чем это оборачивается для живущих с «плюсом»

В материале мы не называем имена и фамилии некоторых собеседников, если они об этом попросили.

«Понимала, что позор для семьи»

Людмила, сейчас живущая в Псковской области, не любит рассказывать, как уезжала (правильнее сказать — сбегала) из подмосковного села Мещерино. Это было пять лет назад. Тогда на улице подошёл незнакомец и сказал: «Не уедешь — завалим». Быстро нашла того, кто согласился увезти её с вещами в село Хатунь за пятьдесят километров, к маме. Вообще Людмила родом не из Мещерино, туда переехать позвал гражданский муж.

«Я была свободна, а он жил в закрытом городке и был женат. Но женат настолько долго, что они с супругой стали уже просто как соседи. Это не только с его слов, я и с его женой говорила», — вспоминает Людмила. Она просит представить её по фамилии Тряхова, которую носила когда-то. Потенциальный муж тогда решил, что с женой будет разводиться.

А у супруги дочь была, она работала вместе с дочерью одной женщины, которая трудилась в местной больничке — еду там развозила. Вот так, через неё в семье и узнали про «плюс» Людмилы (анализ на ВИЧ взяли, когда та слегла в больницу с пневмонией). «Ну, и волна пошла: баба мужика из семьи уводит, да ещё и спидозная. Потом жених умер, и я в этом городке осталась одна», — вспоминает девушка. Поначалу, говорит, стала чаще ловить косые взгляды. Затем дошло до угроз.

Переехав к маме и послушав местные сплетни, я поняла, что и там знают обо мне, — продолжает Людмила. — Я не знала никого ни там, ни там (ни в Мещерино, ни в Хатуни — Прим. ред.). Просто подходили люди незнакомые и говорили: «Тебе просили передать, чтобы валила отсюда, иначе тебе не жить». Людей, которые поддерживали, не было.

Из Хатуни Людмила тоже уехала: «Собрала чемодан и отправилась в Питер. Не всё и не сразу, конечно, сложилось, но сейчас всё хорошо». Девушка ждёт ребёнка, но в женскую консультацию не идёт — «панически боюсь, что и здесь разгласят мой диагноз на всю округу».

О медиках, которые проболтались о её статусе, рассказывает и другая наша собеседница Юлия Верещагина. Дело было в начале 2010 года, тогда она жила с родителями в селе на юге Красноярского края. В конце предыдущего года ей удаляли аппендикс в местной Центральной районной больнице (ЦРБ), и там взяли анализ на вирус иммунодефицита.

Затем, вспоминает Юлия, к ним домой пришла сельский фельдшер. Девушки дома не было: уже закончились январские каникулы, она работала — преподавала в школе. Фельдшер попросила родителей передать Юле, что есть подозрение на СПИД. «Шок? Слабо сказано! Истерика, слёзы, отрицание, злость... Вот такое нарушение врачебной тайны», — разводит руками наша собеседница.

А ВИЧ подтвердился.

Больше всего я переживала за больную маму, которой и так тяжело, — продолжает Юля. — Проклинала врачиху, рассказавшую родителям. Ещё боялась, что диагноз раскроется в школе, и родители учеников меня линчуют. Про сам ВИЧ я мало знала, кроме того, что это «чума XXI века». Понимала, что позор для семьи. Было страшно и стыдно. Родители не знали, как меня поддержать, и злились — на меня, на диагноз, на Петербург (в Санкт-Петербурге девушка познакомилась с молодым человеком, который потом «подозрительно спокойно отнёсся» к новости о положительном статусе девушки — Прим.ред.). Отдельная посуда, полотенце... Начала рыть информацию в сети, чтобы успокоить их, убедить, что я не опасна. Нашла немного.

Только спустя несколько месяцев «родители проверили, что я не заразна в быту», но после этого тема ВИЧ стала запретной в семье. Сейчас Юля живёт в Санкт-Петербурге, кроме прочего она волонтёр группы взаимопомощи для людей с ВИЧ «МАЯК». Только эта группа, говорит девушка, и помогла ей принять диагноз и перестать его стыдиться. По её словам, за всё это время «отношение [к тем, кто живёт с „плюсом“,] стало лучше, хотя очень много дискриминации ещё, даже со стороны медицинских работников».

«Что здесь делает спидозная?» — такой возглас врача услышала ещё одна наша собеседница Татьяна, рассказывает она сама. Переполох случился в Пермской краевой клинической инфекционной больнице шесть лет назад. Шум подняли после того, как Таня сообщила медику о своём диагнозе.

Началось с того, что меня привезли на скорой в приёмное отделение, — вспоминает она. — С температурой 40,1 и подозрением на гнойную ангину. Спросили как обычно: адрес, ФИО, «на что жалуетесь». Проводили в палату, где находились другие пациенты. Врач в СПИД-центре говорила мне, что в экстренных ситуациях нужно сообщать о статусе, чтобы, например, скорректировали лечение. Я решила рассказать, пока не был назначен план лечения.

Таня узнала, как зовут нужного ей врача, и подошла к ней в коридоре. Говорит, что озвучила свой статус тет-а-тет, а сотрудница больницы начала кричать о «спидозной».

Это был вопрос, заданный криком в другой конец коридора, где находилось приёмное отделение с открытыми дверями, — продолжает Татьяна. — Вопрос свой она [врач] задала четыре раза. Столпились все: и пациенты, и медсёстры, и уборщицы. Прибежала [другая врач], схватила меня за кофту и прилюдно потащила в палату. Затащив туда, сунула мне мои вещи и сказала, чтобы я ехала в другое учреждение. В палату зашли другие пациенты, я сказала, что никуда не поеду и вообще вызову полицию... Всё это время я так и была с температурой.

Подоспел друг, он «быстро успокоил главного врача, и меня перевели в индивидуальную палату-бокс».

Утром зашла врач в «спецкостюме космонавта» (так многие люди с положительным статусом отзываются о необычных мерах защиты медработников — Прим.ред.), — говорит Таня. — Начала мерить мне давление. Спрашивает: «Почему ты здесь? Или ты забыла, что ты спидоноска?» Я молчала. И так в течение всего лечения — то есть семи дней. Уборщицы, которые приходили мыть полы, тоже называли меня «спидоноской». «Я к спидной полы иду мыть» — слышалось у моей двери.

Главный врач краевой инфекционной больницы Людмила Наумова утверждает, что её сотрудники учреждения не могли позволить себе такие оскорбления: «У нас в лексиконе таких слов нет». Кроме того, утверждает главврач, они никогда не предают чужие диагнозы огласке и больным не советуют рассказывать соседям по палате даже о подозрении на ВИЧ — иначе «будет бунт, потому что у нас менталитет такой». При этом журналисту «Звезды» сотрудники больницы на встрече назвали и фамилию Татьяны, и некоторые подробности её лечения.

В лечении, утверждает Наумова, Татьяне отказывать не хотели — просто предложили перевестись в отдельный бокс или в специальное отделение для ВИЧ-положительных. Людей с вирусом иммунодефицита и без него в больнице всегда держат отдельно — того требует приказ краевого Минздрава. По словам главврача, это нужно, в первую очередь, самим людям с «плюсом»: их иммунитет ослаблен, и в общем отделении им находиться опасно.

Наумова говорит, что тогда ситуацию нагнетала сама Татьяна: в больницу даже её мама приехала. Руководитель учреждения считает:

С этой категорией больных надо быть очень осторожными. Если они проболели три-четыре года, то головы у них уже нет. Идёт изменение головного мозга, и они нормально ориентироваться иногда не могут. Он тебе говорит: да, да, да, да, да. Отворачивается — делает то же самое, что делал до этого.

Выводы Людмила Наумова делает «на основании опыта»: «Мы же больных-то видим и видим, как с ними разговариваем. Вот вы же нормальный человек — мы сидим нормально, понимаем друг друга, всё. А эти становятся вязкими, липкими, они от тебя не отстанут». При этом замглавврача краевого центра СПИД Оксана Микова в разговоре с журналистом «Звезды» уточнила, что «изменения [в работе головного мозга] зависят от того, принимает ли человек терапию, употребляет ли наркотики — много факторов».

Два года назад Татьяна переехала жить за границу, открыла там бизнес. До отъезда, говорит, врачи по-прежнему считали людей с ВИЧ «ходячими трупами». Что касается тех, кто не связан с медициной, то, по ощущениям девушки, «они уже не так боятся заразиться, просто пожав руку статусному, но всё так же предпочтут отказаться от дружбы, если узнают о статусе». «Это их право, и обиды нет», — говорит девушка.

В каждой из этих трёх историй, по словам наших собеседниц, медработники не стеснялись обсуждать друг с другом чужие диагнозы, и так или иначе о них узнавали люди, не имеющие к здравоохранению никакого отношения.

Утечка, путь первый: узнал сам — расскажи другому

Узнав о диагнозе, медики должны хранить его в тайне. В статье 13 «Соблюдение врачебной тайны» закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» перечислены лишь несколько исключений из правила. Например, когда больной «не в силах выразить свою волю» или информацию о нём просят следователи, прокуратура или военкомат.

Есть и такой пункт: «Сведения (о диагнозе — Прим.ред.) передаются в другое медучреждение, в которое переходит на лечение данный пациент». «Но надо понимать, что такая передача должна быть обоснованной — когда идёт речь о сохранении жизни и здоровья», — считает волонтёр группы взаимопомощи для людей, живущих с ВИЧ, «МАЯК» Юлия Верещагина.

Статья 137 Уголовного кодекса «Нарушение неприкосновенности частной жизни», по которой обвиняют в разглашении врачебной тайны, предусматривает наказание до четырёх лет лишения свободы.

При этом по закону человек с положительным статусом может лечиться в любых учреждениях. «При обращении за медицинской помощью пациент с диагнозом ВИЧ-инфекция не обязан сообщать о своём диагнозе медицинским работникам, — говорится в письменном ответе краевого Минздрава на запрос „Звезды“. — Качество оказания медицинской помощи не зависит от диагноза».

Юлия Верещагина также ссылается на СанПиН 2.1.3.2630-10 «Санитарно-эпидемиологические требования к организациям, осуществляющим медицинскую деятельность». В них сказано: «Любой пациент рассматривается как потенциальный источник инфекции, представляющий эпидемиологическую опасность для медицинского персонала». Иными словами, медик должен быть осторожным с каждым больным — грубо говоря, подозревать ВИЧ (да и не только) у любого.

Однако, по мнению некоторых медработников, рассказать о больном — значит, «предостеречь» коллег. Елена — работник бригады скорой помощи в одном из маленьких городов по соседству с Пермью, согласилась поговорить с нами только анонимно. По её мнению, пациенты сами должны говорить о себе.

— Есть возможность как-то узнать о диагнозе до того, как придете на место? — спрашиваем Елену.

— Нет. Только если скажет предыдущая бригада. Например, они там были, и им об этом сказал пациент. Тогда могут предупредить, чтоб ты работала аккуратно.

— Но врачи и так ведь должны относиться к каждому, как будто у него ВИЧ или гепатит...

— Должны, но иногда мы пренебрегаем средствами защиты. Это не только халат и перчатки. При работе с кровью — это ещё и маска, и спецочки. Чтобы случайно кровь больного не попала на слизистые. Представьте, что будет, если я в таком виде буду заходить в каждую квартиру!

Девушка уточняет, что вообще-то рассказывать друг другу о болезнях подопечных запрещено, «но между собой мы это делаем».

— Раньше, лет семь назад, все пациенты были сознательней и сами говорили о диагнозах. А сейчас активно пользуются правом не разглашать, — жалуется собеседница.

Медики «выручают» друг друга не только в пермском пригороде. Пермячка Марина (имя изменено) в прошлом году несколько раз вызывала скорую помощь своему родственнику, «положительному». Вспоминает: врачи зашли в подъезд и сразу: «Инфекционные заболевания?» «Давайте сначала зайдём в квартиру», — ответила девушка. Узнав о том, что у мужчины ВИЧ, медики надели по второй паре перчаток. «К нам тогда приезжал только один нормальный врач, — говорит Марина. — Сказал, что уже знает о заболевании. При этом вёл себя обычно, дополнительные перчатки не надевал».

Утечка, путь второй: надписи на медицинских документах

Другая пермячка Анастасия в этом году тоже вызывала несколько раз скорую. Приехали, спросили про заболевания... И зачем спрашивали? На листке у медиков Настя уже заметила надпись «B20». По Международной классификации болезней так обозначают ВИЧ. В следующий раз девушку тоже спросили о хронических болезнях. Но спустя секунду, не дождавшись ответа, доктор посмотрела на свои листы:

— А, так вы ВИЧ-инфицированная.

— В смысле? А вы откуда знаете?..

Ей так и не ответили, сменили тему.

Это ещё один способ сообщить коллегам о диагнозе пациентов — делать пометки на амбулаторных картах или в других медицинских документах.

У Александра из Перми в прошлом году завязался спор с врачом в краевом наркодиспансере. Мужчина пришёл сниматься с учёта. Его спросили о хронических заболеваниях, ответил — положительный статус. Врач взяла ручку и начала писать что-то в верхнем правом углу медкарты. Александр спросил:

— А ничего страшного, что вы информацию сюда записываете? Вы же не имеете права это делать.

— А вас это беспокоит?

Впрочем, возможно, сейчас ситуация изменилась. На официальный запрос интернет-журнала «Звезда» Министерство здравоохранения Пермского края ответило: «Согласно информации главного врача ГБУЗ ПК „Пермский краевой клинический наркологический диспансер“ наличие отметок о диагнозе ВИЧ-инфекция на обложках амбулаторных карт не установлено».

О пометках на картах рассказывает и одна из пациенток женской консультации № 1 «Городской клинической поликлиники № 5», но заведующая ЖК Нина Лопатина это отрицает: «Мы не пишем». — «А раньше писали?» — «Нет. На лицевой стороне — ни в коем случае...»

Другая собеседница «Звезды», пермячка Анастасия, увидела в верху своей карты неприятную пометку пять лет назад. Это было в стоматологической поликлинике на Братьев Игнатовых, 4. Красной шариковой ручкой было написано: «ВИЧ».

Анастасия приходила туда несколькими днями ранее. Её тогда спросили, имеет ли она инфекционные заболевания. «Да, — ответила, — ВИЧ, гепатит». После этого, видимо, и сделали надпись. «Прочитал бы кто-то — вообще офигел бы...» — за Настей в очереди скопились другие пациенты. Но и здесь врачи всё отрицают: главный врач «Пермской краевой клинической стоматологической поликлиники» Александр Новиков сказал «Звезде», что пометки на амбулаторных картах в его учреждении никогда не ставили.

Вообще, пометки о ВИЧ на картах запретили в конце 2014 года. Тогда вышел приказ российского Минздрава № 834н «Об утверждении унифицированных форм медицинской документации». Через год, в конце 2015-го, уже региональный Минздрав разослал главврачам краевых учреждений письмо «О недопущении разглашения врачебной тайны». В конце документа заместитель министра Людмила Чудинова написала: «Прошу проработать вышеуказанные нормативно-правовые акты с врачами всех специальностей, включая врачей терапевтов и педиатров участковых под роспись».

При этом в краевом Минздраве ушли от ответа на вопрос «Звезды», перестали ли в поликлиниках и больницах края маркировать обложки карт. Чиновники написали лишь, что в Пермском центре СПИД случаев нарушения вышеупомянутого приказа не установлено. Про другие учреждения — ни слова.

Утечка, путь третий: пометки в виртуальной базе

Узнать о положительном статусе пациентов врачи могут и из электронной системы «ПроМед» — программного продукта пермского ООО «СВАН», который внедряют в поликлиники и больницы Прикамья с середины нулевых годов. Это онлайн-банк данных, где собирается информация из всех медучреждений, в которых лечился или приходил на приём человек.

«Представляешь, я решила забить одну девочку в „ПроМеде“, ну, поинтересоваться... И у неё высветилось „B20“» — эту фразу пермячка Анастасия (та, что рассказывала нам о врачах, уже знавших о её «плюсе») услышала от знакомой. Та работает оператором-статистиком в одном из медучреждений. В её обязанности входит переносить записи из бумажной карты в «ПроМед». «Выходит, подруга может „пробить“ любого?» — задумалась Настя.

Впрочем, не любого. Журналист «Звезды» обратился к знакомому врачу в одной из пермских поликлиник. Она проверила по базе человека, о статусе которого мы знали и который согласился на эксперимент. Записи о его диагнозе в базе мы не увидели.

Социально значимые заболевания» в «ПроМеде» найти без прав доступа нельзя, — утверждает представитель ООО «СВАН» Игнат Еловиков. — Специфическая информация, касающаяся ВИЧ, которая вводится в систему сотрудниками ГКУЗ «Пермский краевой центр по профилактике и борьбе со СПИД», по умолчанию закрыта для всех остальных пользователей. Такой алгоритм действует с самого начала работы СПИД-центра с «ПроМед», то есть с апреля 2009 года.

Врач, которая помогла нам провести эксперимент с «ПроМед», объясняет: если доктор сочтёт нужным, он может сделать запись о ВИЧ в анамнезе — тексте о врачебном осмотре. Анамнез тоже попадает в «ПроМед» и доступен для пользователей, но только из той же самой медорганизации. То есть подружка Анастасии может узнать о чужих диагнозах из записей, оставленных кем-то из её учреждения.

Зашифрованный взаимообмен

И всё же обмен информацией о людях с ВИЧ между учреждениями тоже происходит. Так, доступ к списку пациентов центра СПИД имеют также в «Пермской краевой станции переливания крови» («ПКСПК»). Главврач регионального центра Евгений Сармометов объясняет, что этого требует федеральный закон «О донорстве», а отправка сведений идёт «через прямое телефонное зашифрованное соединение».

Среди активистов, представляющих интересы людей с «плюсом», нет единого мнения о том, оправдан ли подобный информационный обмен. Да и сами врачи не совсем понимают его суть. Некоторые опрошенные нами медики, попросившие не называть их имён, считают, что в этом есть только финансовый смысл: если кровь заведомо «бракованная», не будут тратиться на её исследование. Кроме того, неудавшийся донор не получит денежную компенсацию за питание.

В личной переписке с журналистом «Звезды» специалист по связям с общественностью «ПКСПК» Ирина Комарова не ответила прямо, зачем учреждению нужны сведения из центра СПИД. Но подтвердила, что кровь принимают не у каждого пришедшего:

По базе проверяем, а потом появляется два варианта. Первый — отказываем сразу, если находим потенциального донора в базе. Второй — если потенциального донора в базе нет, то делаем забор крови. Через шесть месяцев (максимальный срок, который ВИЧ может оставаться невидимым — Прим.ред.) донор к нам приходит и сдаёт анализ повторно.

На запрос о том, как в ПКСПК хранят информацию, полученную из центра СПИД, «Звезда» получила письмо за подписью главного врача организации Оксаны Самовольниковой: «С целью обеспечения безопасности донорской крови и её компонентов, информация, в том числе, о носителях гемоинфекций, передаётся ГБУЗ „ПКСПК“ с пометкой „Для служебного пользования“ и является конфиденциальной. Фактов распространения персональных данных в учреждении не зафиксировано». Организацию встречи журналиста со специалистом «с учётом вышеизложенного» главврач сочла «нецелесообразной».

В самом центре СПИД, по утверждению его руководителя Евгения Сармометова, база хранится в двух местах. Во-первых, в электронной системе «ПроМед», в закрытом от других организаций режиме. Во-вторых, на одном из компьютеров в учреждении, к которому имеет доступ единственный сотрудник. Этот специалист работает с таблицей сам или по поручению непосредственного руководителя и главврача. Кроме того, должен появиться федеральный регистр, который соберёт базы аналогичных центров по всей стране воедино. Пока же центры СПИД разных регионов информацией не обмениваются, и если человек с ВИЧ переезжает в другой город, то должен встать там на учёт повторно. Всю информацию о пациенте центр получит по-старинке — «бумажной» почтой, после запроса.

В сохранности информации базы Евгений Сармометов уверен:

Роскомнадзор же раз в три года приходит и проверяет это, делает всё серьёзно, — говорит он. — На сегодня за эти базы я спокоен. По крайней мере, поговорив со своим сисадмином, пришёл к выводу, что в принципе, по формальным признакам у нас всё сделано, как положено.

Врач должен знать всё?

Медики, не связанные с переливанием крови, по-разному отвечают на вопрос, нужно ли им знать о статусе каждого пациента. «Врач должен знать всё», — уверен руководитель «Пермской краевой клинической стоматологической поликлиники» Александр Новиков. По его словам, каждого нового человека в его учреждении спрашивают об инфекциях. Хотя говорить ли правду — дело клиента, добавляет Новиков.

«Важно ли вообще для врача, удаляющего зуб, знать, есть ли у пациента ВИЧ?» — спрашиваем его.

Конечно. Врач должен быть застрахован на случай, если он травмируется. Зуб может раскрошиться — и мелкие осколки могут травмировать. Поэтому врач дополнительно страхуется. Есть специальные перчатки, более плотные. Халат специальный. Вообще, в идеале — человек пришёл и сказал: «У меня есть ВИЧ». Или: «Я болею — необязательно ВИЧ! — гепатитом, туберкулёзом». Это всё примерно однотипные [заболевания]. Сифилисом. Острая боль — мы должны их принимать? Должны. Но мы, когда это знаем, настроены уже более... Мы ко всем одинаково относимся, но тут — [доктор] целенаправленно настроен.

По словам Новикова, его сотрудники особо относятся к обработке инструментов, которыми обслужили пациента с ВИЧ: «Мы и так проводим полную [обработку], но здесь — дополнительное внимание этому уделяется». Главврач уточняет, что, по идее, всё и так заточено на обслуживание людей с любыми инфекциями, потому что больной может и сам не быть в курсе того, что болен. «Но врач должен всё знать, — настаивает собеседник. — Болтать об этом не должен, но для себя чётко, ясно представлять, с кем он работает — должен».

Похожее отношение к пациентам с «плюсом» и в одной из пермских частных стоматологических клиник. По словам врача Анастасии, там так же клиентов в самом начале спрашивают о болезнях. Если они есть, на обложку карты клеят небольшой цветной стикер. Свой цвет есть и у ВИЧ. Саму аббревиатуру не указывают, потому что «это может отпугнуть», отмечает девушка. «Стоматолог должен знать обязательно, мы же [тогда] совсем по-другому должны одеваться, — говорит медик. — Ну и быть настороженными. Потому что работа у нас такая — близко с кровью».

Год назад к Анастасии пришла «положительная» пациентка, которая тогда ещё сама о себе не знала:

После одного из приёмов ко мне подходит ассистентка и говорит: «Анастасия, вы обратили внимание на её руки?» — продолжает собеседница. — Я спрашиваю у женщины, сдавала ли она когда-нибудь анализы на гепатит и так далее. Она ответила, что думает, что у неё есть гепатит. Потом у неё подтвердились — и ВИЧ, и гепатит C.

В следующие разы женщину лечили одноразовыми инструментами. А те, которые уже использовали, «я, конечно, попросила выбросить», вспоминает Анастасия.

— А какая-то инфекция могла через них передаться? — спрашиваем.

— Если всё обрабатывается так, как положено, то, в принципе, это не передаётся.

Врач, помогавшая нам тестировать систему «ПроМед», напротив, интересуется наличием ВИЧ у пришедших на приём только в исключительных случаях:

Скажем, если у больного несколько месяцев подряд не снижается температура, — объясняет женщина. — Тогда мы, конечно, будем проверять его на всё, в том числе и на ВИЧ. Во всех других ситуациях я должна каждого воспринимать как ВИЧ-инфицированного или инфицированного гепатитом. Говорить или нет о диагнозе, зависит только от желания человека.

В большинстве случаев у врачей нет никакой необходимости знать о статусе больного, считают в центре СПИД:

Если человек идёт на амбулаторное лечение — с ОРВИ, гипертонией или зуб удалять, — у него не должны спрашивать о ВИЧ-статусе, — считает Евгений Сармометов. — А если он идёт на плановое оперативное вмешательство в стационар, то проходит обследование на ВИЧ, гепатит и так далее.

И боязнь за свои слизистые, о которой выше говорила Елена из скорой помощи, совершенно не оправдана, утверждает Сармометов:

ВИЧ-инфекция передаётся только тремя путями: через внутривенное употребление наркотических препаратов (через иглу), половым путём и, при определённых обстоятельствах, от матери ребёнку во время беременности. Воздушно-капельным путём, через фекально-оральный механизм Алиментарный (или фекально-оральный) механизм передачи инфекцииподразумевает заражение посредством инфицирования через органы системы пищеварения. Например, когда вирус передаётся от фекалий к пище через немытые руки, контактно-бытовым путём, во время объятий, поцелуев или ещё чего-то ВИЧ не передаётся. Риск заражения — и то гипотетический! — есть лишь в случае, когда два человека пользуются, скажем, общим бритвенным станком. То есть один порезался, когда брился, станок не промыл — другой начал им бриться и тоже порезался. Но даже в этом случае риск крайне низок. Риск передачи вируса через слизистую оболочку глаз (как и через слизистую в носу или полости рта), если она не повреждена и если её промыть проточной водой, такой же минимальный.

В письменном ответе на наш запрос Министерство здравоохранения Пермского края не указало, как оценивает ситуацию с сохранением врачебной тайны пациентов с ВИЧ в подведомственных учреждениях. В ответе сказано лишь: «Жалоб пациентов на разглашение врачебной тайны в ГКУЗ „ПКЦ СПИД и ИЗ“ не поступало».

Также мы получили письменный комментарий заместителя министра здравоохранения Пермского края Константина Шипигузова: «За последние два года в министерство не поступало жалоб от пациентов с ВИЧ о нарушении сотрудниками лечебных учреждений прав ВИЧ-инфицированных на сохранение тайны их диагноза. Безусловно, в случае поступления подобных обращений или при обнаружении таких фактов к виновным будут применяться меры дисциплинарного взыскания».

Отсутствию жалоб вряд ли можно удивляться. «По моим наблюдениям, только два процента [людей с ВИЧ] готовы что-то делать, говорить о проблеме», — говорит представитель пермской группы взаимопомощи для людей с ВИЧ Николай Баранов.

Анастасия, чья знакомая работает с системой «ПроМед», боится, что о её диагнозе узнают дальние родственники и друзья. Сейчас, когда в компании друзей случайно заходит речь о ВИЧ, Настя старается молчать, чтобы ненароком не выдать себя. Она встретила мужчину, «отрицательного», сейчас они ждут ребёнка. При своевременно начатой профилактике риск получить ВИЧ у малыша равен примерно 2-3 %. Так что о болезни напоминает лишь будильник в часы, когда надо пить таблетки.

Но многие врачи, с которыми она сталкивалась, не держат язык за зубами. Как мы уже писали, о ней знали приехавшие медики скорой. А несколько месяцев назад девушку привезли в пульмонологическое отделение одной из больниц. Поначалу всё было как обычно — отправили на рентген:

Потом, видимо, врач приёмного отделения прочитала эти бумажки от скорой — и понеслось... — говорит девушка. — Она: «Её нам сюда не надо! Везите её на Чайковского (на Чайковского, 7 — Прим. ред.) — там их отделение! Пусть она едет туда, где ей должны помочь».

Кто узнает о диагнозе Насти в следующий раз? Что тогда станет с её идиллией, когда о вирусе напоминает лишь будильник?

***

• Расследование проведено в рамках проекта «Школа журналистов-расследователей „Точка доступа“». Это его первая часть. Вторая будет посвящена дискриминации ВИЧ-положительных людей при приёме на работу.
• Читайте также о том, как обстоит ситуация с ВИЧ-положительными в Пермском крае и в России в целом в материале Максима Артамонова.
• Проект «Преодоление»: история Николая Баранова, «равного консультанта» пермской группы взаимопомощи для людей с ВИЧ.