«Говорить правду — это радикально»: Теодор Курентзис в гостях у Владимира Познера. Коротко

Я сформировался как музыкант в России. И очень чётко это вижу, когда выступаю на Западе.

Я атеист в том смысле, что не верю в бога, в которого не верите вы (на реплику Владимира Познера о том, что он считает себя атеистом, -Прим. ред.).

Музыка вненациональна. Если в Вене или в Москве мы видим дорические колонны, это не значит, что мы находимся в Греции. У Чайковского [в произведениях] хрестоматийная европейская оркестровка. А у Дебюсси можно найти русскую оркестровку, [потому что] он любил Мусоргского. Что касается дирижёров. [Здесь] мы можем говорить о вере — о протестантах и православных. Протестанты нам кажутся холодными, квадратными. Они очень дисциплинированы. В их вере важно, что ты делаешь, а не то, что в твоем сердце. Важен результат. Протестантизм — матушка капитализма и коммунизма. Протестантизм — это дисциплина. Поэтому они продвигаются в технологиях. Музыканты [из протестантского мира] очень трудоспособны. Иногда качество у них лучше, чем у нас — людей, которые верят интуиции, которые более сентиментальны.

Классическая музыка элитарна. Зрителя не обманешь. Она для гурманов. Однажды я вышел на улицу с бутылкой хорошего вина «Ротшильд» и предложил выпить бокал бомжу. Он выпил, я спросил у него, как ему вино. Он ответил, что ему больше нравится кагор, потому что он сладкий.

Когда мы говорим «современная музыка», мы обращаем внимание на типаж звука. Если композитор сегодня пишет в стилистике Баха, это не современная музыка. На фестивалях современной музыки часто исполняется Бернд Алоис Циммерман (немецкий композитор, годы жизни 1918-1970, — Прим. ред.). Он писал пятьдесят лет назад, но совпадает со стилем, который актуален сегодня. Это современная музыка.

Филипп Гласс намного проще Чайковского. Я не могу препарировать слушателя и отнять у него все ассоциации, которые за тысячи раз прослушивания вызывает музыка Чайковского. А Филипп Гласс открыт для интерпретаций. Вальтер Легге (английский продюсер, под его руководством фирма EMI осуществила целый ряд выдающихся записей классической музыки, вошедших в «золотой фонд» звукозаписи, — Прим. ред.) создал звучание романтической музыки. Он гений-технолог. Я не очень люблю его записи, но он создал штамп эмоционального звучания романтического оркестра. Но когда ты видишь ноты и начинаешь играть так, как написано [композитором], тебе говорят, что это неверно! Мы много раз слушали Чайковского! Это очень радикально — говорить правду.

Композитор, который пишет музыку, не думает о концертном зале. Он думает о том, как бы [слушателя] перенести из концертного зала и дать ему простор помечтать.

Когда приходит признание, это пугает. Я должен много над собой работать. Должен эволюционировать и стать лучше.

Я люблю Россию, людей. Мне здесь лучше, чем в Германии. То, что говорят про русскую душу, не сказки. Мы много ночей с друзьями на кухне решали мировые проблемы. Это очень утопическая страна.

Когда есть внутренняя гордость, появляется много умственных препятствий, которые привносят неуверенность. Я часто удивляюсь, что кому-то нравлюсь. Я часто не люблю, что я делаю. Не люблю результат. Успех, который приходит, помогает немного поверить [в себя]. У меня есть внутреннее дитя по Юнгу. Это строгий критик. Очень сложно почувствовать совпадение между тем, что я говорю и тем, что вы понимаете. И в музыке то же самое. И тебя есть внутреннее намерение что-то сделать, а люди понимают совсем не так. Как в испорченном телефоне. Внутреннее недовольство тем, что есть и тем, что происходит, диктует некоторые из моих решений — например, жить столько лет в провинции. Очень редко удается сказать правду.

Свобода и дисциплина — это внутреннее ощущение. Знать, что такое свобода и быть свободным — разные вещи. Знать, что такое дисциплина и быть дисциплинированным — не одно и то же. Дисциплинированность — это подлинность человеческого лица. Когда подлинность становится лицом. Когда мы становимся тем, что представляем. Когда смотрим в зеркало и видим человека, которого видели вчера. Вот это — дисциплина. Это приводит к самопознанию. А самопознание — это дорога к свободе. Если мы выбираем дорогу, но постоянно изменяем ей, у нас не будет пути, не будет результата.

Я не писал их (открытое письмо в связи с событиями вокруг постановки оперы «Тангейзер» в Новосибирском театре оперы и балета: снятием спектакля с репертуара и увольнением директора театра Бориса Мездрича и петиция против ареста режиссера Кирилла Серебренникова, — Прим. ред.), чтобы оказать влияние на министерство культуры. Я писал их ради человеческой поддержки тем людям, которым она была необходима. Я не занимаюсь политикой, мне она не интересна. Последние три тысячи лет ничего не изменилось в политическом мире. И я не испытываю надежды. Проблема в человеке. Нужно установить новую логику. На острове Крит я познакомился с бабушкой. Её детей убили фашисты. После этого она ходила чистить могилы на немецком кладбище. Мне говорили, что она сумасшедшая. Я её спросил, почему она это делает. Она ответила, что у них [погибших немцев] есть мамы, которые не знают, где их дети. Они не могут ухаживать за их могилами, поэтому это делает она. Вот это христианство. Один богослов говорил, что «мой рай — это делить мой рай с тобой».

Та демократия, которая была в Афинах, не имеет ничего общего с сегодняшней демократией. Как Олимпийские игры в Древней Греции не имеют ничего общего с сегодняшними играми. В древнегреческую демократию я в какой-то степени верю. Сегодняшнюю демократию можно назвать олигархией.

Музыка — это не чёрные ноты на белой бумаге. Это паузы, которые между нот.

Полная запись передачи — на сайте Первого канала.

***

• Теодор Курентзис номинирован на премию журнала GQ «Человек года».
• Теодор Курентзис заработал больше всех руководителей учреждений культуры.
• Премьера фильма «Дау» с Теодором Курентзисом в главной роли пройдёт в 2019 году.
• Интервью Марии Трокай с Теодором Курентзисом.