«Живая пустота»: новая волна пермской графики

Анна, почему выставка называется «Живая пустота»?

Анна Суворова: Язык актуальной графики и те новации, которые предлагают художники, представленные на выставке «Актуальный рисунок», существуют и в Перми. Вполне логично показать актуальную графику не только из Москвы и Петербурга, но и пермскую, тем более что в Перми графика всегда была важным феноменом. Достаточно вспомнить знаменитую «Пермскую школу акварели» 1960-70-х, когда камерная акварель стала способна конкурировать с манежной живописью. В те годы деятельность Пермского книжного издательства стимулировала развитие графики — книжной и станковой. А дальше произошла неожиданная ситуация. Сокращение масштабной выставочной деятельности и спад в книгоиздательстве в период 1990-х привели к тому, что графика в Перми оказалась неконкурентоспособной. Она была выброшена на периферию исследовательского внимания. Многие художники, которые работали в 70-80-е годы как блестящие графики, перестали заниматься офортом, линогравюрой. Это один из факторов, который сформировал название выставки. Мне интересно исследовать эту тему, чтобы понять, действительно ли в период 1990-2000-х в работах пермских художников графика исчезла, или она перетекла в другие формы.

Пустота в пермском искусстве графики была не всегда?

А. С.: Период 70-х и первой половины 80-х годов отличался исправным функционированием советской системы поддержки искусства. Это было время очень внимательного отношения к графике, ориентации на идеи сложного высказывания. Художники-графики занимались офортом, придумывали авторские техники на основе монотипии, гравюры по картону и так далее. Активно издавались альманахи, посвящённые графике, проводились графические выставки. В Перми работали блестящие графики: Ирина Лаврова, Леонид Лемехов, Игорь Одинцов и многие другие.

С середины 1980-х, когда началась перестройка, ситуация изменилась. Графике очень тяжело было вписаться в контекст перехода к рынку, потому что она не обладала такой зрелищностью, не была тем «визуальным мясом», которое могло сразу привлечь зрительское внимание. В связи с отсутствием какой-либо системной государственной поддержки на уровне выставок или на уровне закупа произведений графика оказалась практически вытесненной. Провал в этой сфере стал особенно заметным, когда Пермское книжное издательство почти прекратило функционирование. В начале 1990-х ещё издавались книги, например из серии «Юношеская библиотека». В те годы в издательстве работал художник Вячеслав Остапенко, он иллюстрировал зарубежную прозу, поэтические сборники, Виталия Кальпиди например. Позже появлялись новые издательства, которым трудно было конкурировать. И они привлекали художников-графиков для иллюстрирования. Чего стоит один только пример пермского художника Аркадия Амирханова. Он проиллюстрировал более 30 книг. Его работы были признаны прорывом в иллюстрировании, и не только в пермском контексте.

А чем ознаменовалось следующее десятилетие в изобразительном искусстве?

А. С.: В 2000-е «большой заказ» в сфере графики исчез полностью. Как бы нам ни хотелось думать, будто искусство может развиваться вне общественной, политической, исторической ситуации, оно всё же зависимо. И художник начинает адаптироваться к новому социальному запросу.

Если говорить о процессах искусства 2000-х, ситуацию можно обозначить следующим образом. Модернистский рассказ в искусстве, в том числе и в контексте пермского региона, казалось, должен был быть завершён с уходом Советского Союза, с началом какой-то другой политической истории, но неожиданно произошёл новый виток архаизации сферы искусства, хотя с конца 80-х годов были попытки сформировать новое художественное видение. В Перми появлялись художественные микроорганизации. Например, «Одекал» или группа «Нехудожники» (арт-объединение «Общество детей капитана Лебядкина» создал Сергей Панин, он же Сергей Дадаграф. — Прим. ред.). Однако не было никакой институциональной поддержки — центра современного искусства или другого относительно актуального художественного заведения. Вообще в течение более пятидесяти лет, до 1993 года, специализированных художественных заведений в Перми не было.

Выставка «Живая пустота» более созвучна актуальному искусству?

А. С.: Да, для меня было важно сделать выставку, которая не отсылает зрителя в XIX век и начало XX века, а говорит в контексте актуального языка. Выставка «Живая пустота» соответствуют логике постмодерна, в котором мы в настоящее время должны находиться. Нам привычнее воспринимать творчество художников-модернистов, которые, как демиурги, создают авторские миры, авторские мифологии. А мне хотелось представить художников, которые являют собой абсолютно новую волну искусства.

Это значит, что вакуума в пермской графике больше нет, она оживает?

А. С.: В процессе работы над выставкой оказалось, что эта новая волна искусства есть и в работах начинающих художников, и в творчестве тех, чьи имена известны в искусстве на протяжении сорока лет. Поэтому выставка неожиданно разбивается на два пласта. Причём не только выставка! Новая графика логически делится на два направления.

Одно направление — это произведения, которые апеллируют к идеям абстрактного, что в целом характерно для пермской ментальности. В Перми неожиданно обнаружился такой пласт произведений, который раскрывает искусство, не желающее артикулировать проблему. Большой пласт абстрактного искусства. Это экспансивная, экспрессионистическая графика Анатолия Френкеля, Вячеслава Смирнова.

У Петра Стабровского идеи абстрактного выражаются через актуальные медиа, графическое в его работах проявляется не как рисунок на бумаге, а как инсталляционная история.

Второе направление — это искусство, которое апеллирует к идее предмета как реальности. Этих художников интересует то, что происходит в обществе, какие там происходят столкновения. Они пытаются скорректировать реальность, повлиять на неё.

Такие работы связаны с идеей фантомности. Это мир иллюзорного, часто сочинённый, который может питаться реальностью. Наиболее ярким примером служит проект фотографа и художника Натальи Резник. Он называется «Украденный архив Отто Штайнера». Проект представляет более 30 рисунков, путевых зарисовок, которые якобы были сделаны немецким интеллектуалом, приехавшим в 1932 году в сообществе с другими путешественниками, в частности с французским поэтом Луи Арагоном, в советскую Россию. Художник ездил по городам Урала, побывал в Перми, Надеждинске, Свердловске, Березниках, которые только начинали строиться.

Вторая часть этого проекта — воспоминания дочери Отто Штайнера. Когда я посмотрела эту истрию, первой моей реакцией был поиск данных об Отто Штайнере в Интернете. Но фокус в том, что их нет и быть не может. Это вымышленный персонаж. Очень интересная ситуация обнаруживается: художник хочет рассказать о проблеме, хочет артикулировать, с чем он не согласен, но не заявляет это прямым текстом, а прибегает к иносказанию.

Откуда возникают образы-фантомы в пермском искусстве, как их объяснить?

— Вопрос действительно интересный. Заниматься исследованием искусства настоящего времени — сложная задача, потому что ты видишь огромное количество явлений. И на исследователе-кураторе лежит сверхответственность за их выбор. Нужно понять, что именно составит идею современного искусства, которая будет зафиксирована в истории культуры. Потому что по конкретным произведениям следующие поколения будут судить о современности.

Мы сопоставляем то, что происходит в глобальном мире, анализируем российский контекст, что происходило в исторической перспективе, пытаемся увидеть специфические черты пермского современного искусства и так далее.

По моему мнению, в контексте пермской культуры и пермского искусства происходит лубочный перекос, я бы так это назвала. Поиски пермской идентичности, о которых говорят последние 25 лет, в итоге сводятся к пермскому звериному стилю. Сейчас этот процесс представляет переваривание вторичного. Потому что однажды пермский стиль появился, в 60-е годы художник Александр Зырянов его актуализировал. А современные художники, которые работают с этими образами, базируются на зыряновских ксилографиях и линогравюрах. Это искусственно создаваемый конструкт, нездоровая конъюнктура, которая формируется поисками пермской идентичности.

Самих художников волнуют совсем другие темы, образы и смыслы?

А. С.: Вот в этом и вопрос. Люди, которые живут сегодня и творят сегодня, являются частью глобального сообщества. Они используют языки, которые актуальны для искусства на международном уровне. И не стоит их творчество искусственно сводить до примитивно сконструированной «пермскости». Наоборот, важно послушать «слово» художника, увидеть, что он делает. Такое знакомство с новым искусством может стать основой и для последующих теоретических изысканий по поводу пермской идентичности.

Исследование современной графики связано только с набором техник, которые используют художники, или ваше исследование шире?

А. С.: Графика — это один из самых устойчивых видов искусства, подготовительных, промежуточных при создании живописи, скульптуры, архитектуры. Она обладает сверхпластичностью языка и может быть реализована за 30 секунд. Три линии — и это уже произведением графики. Она может быть сложной, тяжёлой по изготовлению, такой, например, как литография. И в этом особенность графики.

В контексте обеих выставок, которые можно увидеть сейчас в нашем музее, художник-график мыслит намного шире рисунка, выполненного на бумаге. Графика — это идея линии, точки, пятна. Это тонкое высказывание, которое сложно уловить. Она не обладает вещественностью, плоскостью, как живопись, или объёмом, как скульптура.

Однако всё, что могло произойти с техническими приёмами в графике, уже произошло на момент второй половины XX века. Сейчас интересно не исследовать, что художники могут изобрести нового, а увидеть, как графические коды перемещаются в другие медиа. Например, как линии и плоскости используются в искусстве объекта. Возможно, лучше спросить об этом художника.

Вячеслав, что вы исследуете в своих графических работах? Какие из них можно увидеть на выставке?

Вячеслав Нестеров: Я пришёл в искусство из сферы коммерческой иллюстрации, которой занимаюсь на протяжении четырёх лет. Параллельно создаю свои некоммерческие проекты, то есть выражаю своё собственное видение мира.

Расскажу, что я исследую в своих работах. Я как раз использую самую простую технику, самый примитивный язык искусства: графику, живопись — всё то, что уже существует в искусстве тысячелетия. Главное для меня — выразить мысль. Я лавирую между сознательным и бессознательным.

Многие пермские художники, которых я знаю лично и которые представлены на выставке, работают зачастую с энергией бессознательного. Они не высказываются по поводу политических событий и мировых проблем — это их выбор. У меня достаточно много социальных работ, хотя на этой выставке они не будут представлены. Здесь я развиваю другую тему — пределы человеческого сознания.

Как называется ваш проект, который можно увидеть на выставке?

В. Н.: Для выставки я подготовил 11 работ, каждая из них может быть самостоятельной, но все они объединены общим концептом и определённой техникой.

Например, триптих «Три степени свободы» — это отсылка к работам Рене Магритта. Мне нравится его мультиэкспозиция, множественность пространств, изображение сюрреалистичных миров. Триптих рассказывает об иллюзиях, которыми мы наделяем понятие свободы. Также есть серия «Пределы», она состоит из пяти работ — это фигуры людей в некой абстрактной реальности, попытка передать экзистенциальное существование. Ещё одна работа называется «Художник Кабаков расширяет пространство», она продолжает размышлять на тему ограничений свободы художника и как эти ограничения преодолеваются в творчестве.

Вы согласны с названием выставки «Живая пустота»? Отражает ли оно ваше восприятие ситуации, сложившейся в пермском искусстве?

В. Н.: У Фрейда есть тест на эту тему. Представьте, что вы идёте по лесу в тумане, вытягиваете руку и ничего не видите, даже кончиков своих пальцев. Каковы ваши действия и ощущения?

Космические, наверное, трудно передаваемые, ни на что не похожие. Что помогает понять этот тест?

В. Н.: Он раскрывает фрейдовское отношение к смерти, похожее на ощущения, которые человек испытывает в густом тумане. То же самое можно сказать и о пустоте: это что-то абстрактное, как Космос. Но именно в пустоте зарождаются звезды, возникает Вселенная. Пустота означает пульсацию, начало движения. Соответственно, она способна превратиться в объекты. Например, в объекты данной выставки.