После премьеры оперы Александра Бородина «Князь Игорь» на сцене Пермского театра оперы и балета в медийной среде возникла напряжённая пауза. В немногочисленных публикациях и отзывах тех, кто побывал на премьерных показах спектакля, можно было заметить: вопросов к театру больше, чем выводов. Казалось, что для обсуждения премьеры недостаточно информации. Поэтому редакция «Звезды» обратилась к генеральному менеджеру Пермского театра оперы и балета им. П. И. Чайковского Марку де Мони с вопросами о замысле постановки.
Что в постановке оперы должно было удивить слушателей? В дягилевском смысле этого слова... Если вспомнить те знаменитые слова, с которыми Дягилев обращался к режиссёрам, балетмейстерам, художникам... Он говорил им: «Удиви меня».
— Мы хотели представить ту театральную эстетику, в которой Дягилев вырос и от которой он отказался, нацеленный на поиск большего натурализма. В «дягилевском» смысле слова, мы хотели «удивить» отсутствием того, что способно удивлять (отсутствием того, что многие от нас ожидают). К тому же мы рассчитывали, что воссоздание подлинной эстетики русского оперного театра конца XIX века, во всей красе и во всём великолепии, с эффектом отсутствия режиссуры и определёнными манерами певцов, на самом деле станет в чём-то удивительным зрелищем. Насколько нам это удалось — судить зрителю.
Чем продиктован выбор постановки именно этой оперы именно сейчас?
— Решение поставить именно эту оперу Александра Бородина было принято давно. Никакого политического подтекста в этом решении не было и нет. Оно было сугубо художественным и эстетическим.
Можно ли рассматривать оперу «Князь Игорь» как компромисс, как ответ на упрёки театру в том, что в репертуаре мало русских классических опер?
— Нет. В репертуаре театра всегда было достаточное количество русских опер. Мы ежегодно выпускаем как минимум одну оперу российского композитора. А мнение, которое вы озвучили, является скорее популистским.
Обновлённая партитура, единое музыкальное полотно, которое отметила в своём отзыве редактор отдела культуры газеты «Новый компаньон» Юлия Баталина как главную заслугу театра, — это для музыкантов. Непосвящённый слушатель, который не знает партитуру наизусть, воспринимает оперу эмоционально. Если взглянуть с его точки зрения, что он вынесет, послушав оперу?
— Главное достоинство этой оперы, пожалуй, как раз в её музыке. Музыковедческий труд важен, и я рад, что мы смогли представить версию оперы, приближенную к замыслу Бородина. «Князь Игорь» — музыкальная поэзия, и мы хотели показать её именно в этом ракурсе. При этом даже в такой архаичной постановке, в которой преднамеренно отсутствует момент режиссёрской трактовки, читаются темы любви, верности, предательства, отношения к дому, долгу, поражению, победе. Зритель получает достаточно пищи для размышления.
Стоит ли искать в постановке символический подтекст или иногда корона — это просто корона?
— А вы сами как считаете: может ли быть корона «просто короной»?
Когда англичанин Деклан Доннеллан ставит Шекспира в Большом театре, это выглядит оправданно. С Бородиным не так просто. Иностранные имена постановщиков спектакля вызывают невольный вопрос: что не так с российскими режиссёрами? На что ориентируется театр при выборе специалистов-постановщиков?
— С российскими режиссерами всё в порядке, их только, увы, мало. Их станет ещё меньше, если власть будет идти на поводу у церкви и устраивать «охоту на ведьм». Режиссёр приглашается к работе над тем или иным материалом не по национальному признаку. Нам, конечно, важно убедиться в том, что он или она «в материале» и тонко чувствует материю. Но в данном случае нас интересовала не столько материя русской оперы, сколько материя исторического театра как такового. Безусловно, можно спорить о том, удалось нам представить некую историческую эстетику или нет; а если нет — то оправданно ли было это художественное решение.