«Здесь, куда ни глянь, мои подопечные». Один день из жизни уголовно-исполнительного инспектора

Дом, в котором живёт Серега

«Я обучалась в Пермском Институте ФСИН России, который у нас на Карпинского, 125. В инспекцию попала по распределению после учебного заведения», — Виктория отвечает на мои вопросы, как отличница по заученному конспекту, чётко проговаривая слова. Охотно повторяет. Если мне что-то непонятно, объясняет снова.

Уголовно-исполнительный инспектор исполняет наказания, не связанные с лишением свободы, такие как условное осуждение или ограничение свободы (домашний арест на время следствия). В последнем случае на ноге человека закрепляется браслет, по которому отслеживается его передвижение.

«Браслеты надеваются в основном тем, у кого ночное ограничение, и если есть подозрение, что он выезжает за пределы города Перми. Вообще, если бы оборудования было побольше, мы применяли бы его к большему числу. Оборудование ограничено — бывает, что ломается, или домашнего ареста много».

За осуждёнными с браслетами в режиме реального времени осуществляет контроль оператор СЭМНЛ (Средство Электронного Мониторинга Надзорных Лиц). Если человек в ночное время вышел из дома — приходит «сработка», инспектор выезжает на адрес, проверяет, что случилось. Если это экстренные ситуации, например, пожар, тогда нарушения нет. Но если он вышел в магазин за хлебом — это нарушение. Осуждённому выносится предупреждение.

«Если он не понимает этих наших мер, всё равно продолжает нарушать, то мы можем отправить в суд „на замену“, и ему заменят срок на реальный. Было в приговоре четыре года условно — заменят на четыре года в колонии. Бывает, до последнего тянем с „заменой“, пытаемся вразумить. У кого дети, у кого старые родители...»

По правилам, «условников» проверяют ежеквартально. Но есть специальные операции, например, «быт», когда нужно проверить жилищно-бытовые условия, тогда инспектор выходит дополнительно.

«В среднем получается, что 2-3 раза в квартал проверяется „условка“, а ограничение свободы — ежемесячно. В день может быть и по 20 адресов», — поясняет Виктория, пока сверяет адрес первого на сегодня осужденного с 2ГИС. Решаем припарковать машину у гаражей и ходим пешком — так быстрее. Все подопечные Виктории, а их у неё 57, живут в Рабочем поселке. Поэтому почти в каждой свечке у неё по осуждённому, а то и по паре. Говорит, что когда с мужем выбирали квартиру, то уже знали, в каком доме лучше не брать.

«Кажется, это он», — Виктория уверенно направляется к ближайшему дому, набирает на домофоне номер квартиры. Пока поднимаемся на восьмой этаж, Виктория рассказывает, что Сергея осудили пять лет назад по 228 статье (хранение наркотических средств), дали четыре года условно. Но срок его наказания «раз семь продляли» за нарушения.

«Я его знаю с 2015 года, сама ставила на учёт. Уходила в декрет, вернулась из декрета, а он всё ещё стоит на учёте. Мы на „замену“ выходили, но судья посчитал, что не стоит».

Дверь открывает мать осуждённого. Виктория предъявляет удостоверение, заглядывает в проём коридора, спрашивает у женщины, нет ли конфликтов с Серёжей, все ли в порядке. Та утвердительно кивает. Скоро появляется сам мужчина, лицо у него заспанное, одет в спортивное трико и кофту. Он ведёт себя тихо и всё время улыбается, говорит, что исправляется, обещает, что скоро принесёт трудовой договор (суд обязал его официально трудоустроиться).

«Когда я в первый раз прихожу, то записываю все телефоны. Сейчас в этом необходимости нет, все контакты я знаю. Обычно смотрю на общую атмосферу в квартире, расспрашиваю родственников, соседей, если они дома. Сергей стоит на учёте у нарколога, смотрю, чтобы трезвый был. Сейчас он нормальный, уставший просто, ночами работает на автомойке, пришёл со смены в 10 утра, мне отзвонился, что уже едет домой. Он перестал употреблять. Иногда приезжают передвижные лаборатории, мы берем анализы у тех, кто по 228, и если есть основания полагать, что они употребляют».

У Виктории хрупкое телосложение, невысокий рост. Я спрашиваю, не страшно ли ей одной ходить по квартирам, ведь, как ни крути, это преступники, преимущественно мужчины, многие из них — наркоманы.

Но Виктории не страшно

«Разве, что в исключительных случаях. Был у меня такой осуждённый. Отбывал наказание за убийство, очень долго отсидел, и ему заменили на исправительные работы. То есть работает официально, и часть средств удерживают в пользу государства. К нему было страшновато ходить одной, я ходила только с участковым».

Намного труднее работать с теми, кто сидел не за «закладки», а за экономические преступления. Такие могут нахамить или вовсе не открыть дверь. Тогда осуждённому приходит повестка явиться на беседу в инспекцию.

«Условно можно разделить всех осуждённых на два вида. Первые — те, кто живёт в огромных особняках и квартирах, наворовали так наворовали. Некоторые начинают что-то из себя строить, пренебрежительно относиться. Обычно я в ходе беседы разъясняю, что со мной так не надо и лучше по-нормальному, конфликтов особых не бывает. А лица, скажем так, попроще (вы видели, как они проживают — состояние квартиры, вроде, более-менее, жить можно, но без ремонта, без всего такого) — это другой слой населения. Ну вот, например, один в алкогольном опьянении зашёл в чью-то квартиру, по случайности, дверь была открыта. Достал из холодильника замороженную курицу, как сейчас помню, пакет конфет... В общем, насобирал на такую сумму, что хватило на уголовное дело. Кража с проникновением. Он сидел и ел эту замороженную курицу на лестничной площадке, до такой степени пьяный был. Его задержали и осудили».

Следующая по списку — Галина Ивановна. Женщина проживает в соседней девятиэтажке. Вышедший из подъезда пожилой мужчина с любопытством смотрит на нас, придерживает дверь, и интересуется, к кому мы идём. Ему Виктория не отвечает и уже на лестнице объясняет мне:

«Сейчас мы идём к женщине, она в возрасте. У них с мужем был бытовой конфликт на фоне того, что он выпивал. Она его ударила ножом. Он не умер, но получил серьёзное повреждение. Мужчину доставили в больницу, а там обязаны сообщить. Получилось, что напали на неё, а виноватой осталась она. Дали полгода ограничения свободы. Ей нельзя выезжать из Перми и менять место жительство без уведомления».

Звоним. Спустя некоторое время раздается шарканье, дверь в квартиру открывает какой-то мужчина, как оказалось, сын Галины Ивановны. Он недавно вышел из тюрьмы, пока не работает и живёт вместе с матерью, отцом и старшим братом. Сама женщина выйти не может, она плохо себя чувствует и не встаёт с кровати. Виктория бегло осматривает квартиру, ругает Галину Ивановну за то, что та не предупредила, что больна. Могли бы зайти и в другое время. Мы скоро прощаемся и уходим. В лифте Виктория вспоминает, как увидела Галину Ивановну впервые:

«Когда она приходила вставать ко мне на учёт, у нее так давление скакнуло, что я думала, она так и останется у меня в кабинете! Побеседовали, я её успокоила. Человек безобидный, по ней понятно, что нарушений не будет. Иногда уже сразу видно по человеку, будут нарушения или нет. У неё два сына, оба судимые. И так получилось, что и у неё появилась судимость. У неё такая статья — 114, „превышение пределов самообороны“. Сложно назвать такого человека преступником, но преступление есть преступление. Суд посчитал так, мы исполняем».

На сегодня обход закончен. Управились за пару часов. Идём до машины молча. В машине Виктория заканчивает свою «экскурсию» по Рабочему посёлку:

«Тут сейчас строят комплекс „Циолковский“, раньше на этом месте стояли ужасные общежития, там было очень много моих осуждённых. Что ни приговор — то Циолковского, 19. Сейчас вот дом строят новый. Вообще, здесь в каждом доме, куда ни глянь, мои подопечные. Вот, Хрустальная 12 — два человека живут, и в этом доме тоже живут. Даже вот тот дом, 16-этажка, у меня там свекровь живёт. На втором и третьем этаже — двое осуждённых. Ребёнка к бабушке повезла — быстренько заскочила, проверила. Рабочий посёлок — это как одна большая деревня. Они все общаются друг с другом. Бывали случаи, потеряла человека — дома нет, телефон не отвечает. Я примерно знаю, с кем он общается. Звоню, спрашиваю, где этот? В ответ: „Щас найду“. Через 20 минут уже перезванивает тот, кого я искала: „Поменял телефон, уехал туда-то, меня не теряйте, я тут“».

«А вот здесь мой участок уже закончился, мне уже ехать поспокойнее. Я всё на машине была, а сейчас машину продала, пару месяцев на общественном транспорте езжу. Часто бывает, в автобусе их встречаю. Кто-то уже снялся с учёта, здороваются, одни с благодарностью: „Здравствуйте, всё хорошо, помните, вы мне работу нашли, так я работаю“, другие — капюшон надевают и к окну отворачиваются».

***

Читайте также: @nasvobode — цикл материалов о том, что чувствует человек, оказавшийся за решеткой, и как лишение свободы сказывается на его дальнейшей жизни.

Есть ли жизнь после зоны? Статья о пермских реалиях, с которыми сталкиваются только что освободившиеся.

Репортаж «Звезды» с конкурса моды в женской исправительной колонии № 32.

Материал подготовлен при участии в акции «Профессия за один день», приуроченной к 140-летию со дня образования уголовно-исполнительной системы и 100-летию уголовно-исполнительной инспекции.