Аристарх Чернышёв: Возможно, наши скульптуры становятся точкой, которая инициирует движение мысли

Аристарх, прежде чем стать художниками, вы с Алексеем получили техническое образование? Такое не часто бывает...

— Мы просто разнообразно одарённые люди. В детстве я ходил в художественную школу, были мысли поступать в художественный вуз. Ещё я учился в математическом классе, и была идея поступать на вычислительную математику и кибернетику. Более того, я очень увлекался биологией и серьёзно думал: а не поступить ли мне в медицинский институт?

В итоге сработала прагматика: технический вуз освобождал от армии. Но уже в институте я был причастен к художественным тусовкам, участвовал в выставках. По окончании не пошёл работать по распределению. Ещё и потому, что случилась перестройка. Военная и космическая промышленность (там я должен был работать) переживала коллапс. Поэтому, окончив институт, я направился в сквот к Петлюре, где и продолжил свою художественную карьеру.

Сначала вы были художником-одиночкой, а потом, встретив Алексея, стали работать в паре?

— До «Электробутика» у нас с Владиком Ефимовым был художественный дуэт, но я всегда делал самостоятельные работы — и тогда, и сейчас.

На выставке будут представлены работы, сделанные именно в тандеме?

— «Электробутик» был задуман как микрокорпорация по производству искусства. В его рамках есть работы, сделанные и в тандеме, и каждым из нас отдельно, и в соавторстве с другими художниками. В частности, работа «Голос свободы» сделана в соавторстве с Серёжей Касичем.

Вопрос о названии. «Электробутик»! Понятно, что «электро» — от «электроника». А почему «бутик»? Специально закладывали момент продажности?..

— Это был 2004 год. В обществе случился взрыв консьюмеризма. Люди дорвались до товаров широкого потребления, чудовищно и без всякого разбора потребляли всякую ерунду. В стране ведь никогда не было товарного изобилия. И вдруг оно появилось, все ломанулись в магазины. Что касается нас, то мы... С одной стороны, нам хотелось позлить художественную тусовку, сделав название абсолютно коммерциализированным. А с другой — важно было соответствовать духу времени. Рождение «Электробутика» пришлось на бурный расцвет торговых центров и бутиков. И мы решили работать внутри этого консьюмеристского движения. Отсюда название. Оно запоминается. Кому-то даже нравится, но кого-то сильно раздражает...

У вас была задача раздражать общественное мнение?

— Нет. У нас была задача описывать современность, как мы её видели. И ещё была задача сделать название, которое бы контрастировало с московской художественной тусовкой, следующей в основной своей массе в фарватере постконцептуализма или ещё чего-то, что отсылало к старой традиции. Мы же хотели сказать, что мы делаем что-то совершенно другое, абсолютно отличное от того, что делают московские художники вокруг нас.

10 лет существует «Электробутик». Изменилось ли у вас за это время понимание себя в искусстве... может, искусства в себе?

— Мы с Лёшей сформулировали такое определение современного искусства. Боюсь, вам оно не понравится. Современное искусство — это авангардный институт современного капиталистического общества, разрабатывающий новые эстетические, социальные и коммуникационные технологии и призванный внедрять новые уклады, которые вызваны изменением технологического, политического и социального состояния общества, в общественное сознание.

В это надо очень сильно врубаться. На самом примитивном уровне я понимаю это так: современное искусство должно помогать людям адаптироваться в мире современных технологий... Но вернёмся к вашей практике...

— Да, суть вы уловили верно. В принципе, со временем всё меняется. Последние годы мы всё больше делаем работ, которые меньше ориентируются на рынок, чем это было у нас раньше. В последних работах больше рефлексии по поводу медиа.

То есть вы всё больше уходите в какие-то смысловые, ментальные вещи?

— Условно говоря, да. Но мы никогда не отказывались от смыслов. Да, иногда мы делали абсолютно бессмысленные работы. Но эта бессмысленность была отрефлексирована.

Последние наши работы — «Большой Говорящий Крест», «Большая Зелёная Голова»... Непонятно, можно ли их продавать. Нужны ли они рынку?

Если говорить о типологии ваших объектов, что это? Медиаскульптуры, медиаперформансы или какие-то гибриды в техническом и метафизическом смысле?

— Скорее, скульптуры или объекты, которые отчасти могут быть функциональными, то есть использоваться для перформансов, других целей. Но, как правило, мы делаем интерактивную скульптуру (просто скульптуру), в которой применяем относительно новые технологии или новый взгляд на эти технологии.

Можете ли вы привести пример, как в ваших объектах отражается развитие технологий?

— Легко. У нас есть, допустим, объект wowPod. А через два или три года мы сделали объект 3G International. А многие люди, очень молодые люди, уже не знают сейчас, что такое один из первых медиаплееров — айпод с тачвилом — сенсорным диском. Таких уже не выпускают. Это, скорее, объекты медиаархеологии, нежели актуального искусства.

На наших работах можно проследить, как идёт ротация технологий. Они дают этот срез.

Есть ли у вас работы, которые вы считаете своими величайшими хитами?

— Как говорит один художник — это одна их моих вершин. (Смеётся.)

У нас есть работы, которые стали популярными, несколько раз они прокатывались на выставках, были активно представлены на международных ярмарках. Среди них, конечно же, 3G International, wowPod, очки «Я так вижу!»... Последний объект как раз из разряда «Бессмысленное искусство» (no brain art). Очки на выставке в Перми будут представлены в виде головы Аполлона в очках. Такая у этих очков реинкарнация в этом году. Ещё у нас есть проект «Срочно!». Этот объект, к сожалению, не будет представлен на вашей выставке, поскольку весь тираж находится в частных коллекциях.

А что ещё из популярного будет на нашей выставке?

— Инфо-скульптура Большой Knode. Тоже достаточно популярный объект, он много выставлялся. Большой Knode существует в трёх размерах. К вам приедет самый Большой Knode. Ну и, конечно, наш хит — «Артомат».

Как ваши выставки обычно принимаются публикой? Выставлялись ли вы уже в провинции?

— В провинции у нас ещё не было персональных выставок: отдельно прокатывались какие-то объекты в рамках групповых экспозиций. Все были довольны. Те же выставки, что мы делали в Москве и за границей... Могу без ложной скромности сказать, что среди них были хиты. Первая выставка — CritiPop. 2008 год. В Московском музее современного искусства в зале на Ермолаевском. Мы сделали её при активном участии галереи XL. Люди на CritiPop приходили, уходили и возвращались. У нас осталась книга отзывов, исписанная словами благодарности. Дети перерисовывали туда наши объекты. CritiPop стала второй выставкой по посещаемости в то время в ММСИ после Нан Голдин. Скажу, что публика нас отлично воспринимает на игровом уровне. Ну, а потом люди начинают задумываться: а что, собственно, это было...

Уверены, что после игры с вашими объектами человек начинает размышлять о месте, которое они занимают в этой жизни? Приведёте пример?

— Наши вещи находят отклик у людей. Они циркулируют в блогах. Их обсуждают... За их броской внешней формой есть смыслы, которые люди считывают. Какие-то объекты, может, и не инициируют мысль, а просто доставляют людям радость узнавания или радость взаимодействия.

Мне кто-то рассказал, что видел наш объект в каком-то новом фильме. И человек описал мне сцену. Наша большая семиметровая «Поэтическая экономика» висит в московском «Сити». (Кстати, возможно, мы покажем в Перми маленькую «Поэтическую экономику».) Герои фильма — мужчина и женщина — прогуливаются по «Сити», и мужчина говорит... (А «Поэтическая экономика», надо сказать, состоит из двух частей. На первой части движется поэзия Пушкина или какая-то лирика. Потом следует излом, и после него поэзия превращается в биржевые сводки, которые считываются с сайтов.) Так вот, мужчина говорит девушке что-то вроде того: какие прекрасные слова у Пушкина. А она ему отвечает, что ей больше нравится вторая половина — где биржевые котировки.

Ваши скульптуры очень непростые, при этом выставка называется очень просто — «Искусство для людей». Это требует осмысления.

— Есть много проверенных способов, как ввести зрителя в транс, заставить его плакать, смеяться. Технологии отлажены, но они малоинтересны.

Мы не закладываем в выставочное пространство никакой определённой идеи. То, что мы делаем, — это направляем фокус зрителя на какое-то явление. А дальше он сам уже по этому поводу должен размышлять. Мы не хотим никому диктовать собственных мыслей. Пусть человек думает сам. Пусть кто-то даже решит, что наше искусство — полное дерьмо. В принципе, это тоже будет хороший результат. Поэтому мы так и назвали выставку — «Искусство для людей». Нейтрально! Чтобы ни на что не настраивать восприятие.

В центре внимания — взаимодействие человека с разными технологиями. Человек окружён этим в своей повседневной жизни. Он перестаёт рефлексировать. Разделять жизнь реальную и виртуальную. А мы ему говорим: смотри, вот что тебя окружает...

Я знаю, что на выставке будут «ад» и «рай»...

— Мы весьма условно разделили экспозицию на ад и рай.

На первом этаже собраны инсталляции и объекты, которые относятся к массовым технологиям и коммуникациям. Их большинство. Это технологии, с помощью которых достаточно легко можно манипулировать массовым сознанием. В результате их применения возникают массовые психозы и истерии. Поэтому первый этаж мы условно назвали адом. Речь про медийный ад. Люди часто не могут выйти из него, а сделать это очень просто. Достаточно отключить все односторонние каналы, которые только диктуют и не дают возможности диалога (ТВ, радио, газеты), оставив те, что позволяют вести диалог (живое общение, телефон, скайп, соцсети). На самом деле вся эта истерия на 90 % происходит в медиасфере. Выйди на улицу — люди вокруг нормальные... И ты сразу по-другому начинаешь общаться с ними...

Есть ещё такая проблема — люди сидят в сетях, общаются и вдруг понимают, что общаются они с каким-то глобальным роботом. Ведь только 20-30 % моих френдов — это люди, которых я реально знаю, остальные могут быть просто сгенерированы какой-то программой.

И напоследок. Объект 3G International порождает множество ассоциаций. Дадите толчок для рефлексии?

— Во-первых, объект отсылает к Вавилонской башне. В основе Вавилонской башни лежит утопическая идея: люди хотели дотянуться до Бога, но не смогли. На строительстве башни смешались все языки, как они смешиваются в пространстве интернета.

Второй посыл — Башня Татлина. Это памятник, посвящённый III Интернационалу. Но не только. Это ещё и макет реального здания, в котором должно было заседать правительство рабочих и крестьян. А на самом верху здания предполагалось установить радиопередающее оборудование, чтобы трансляция из его залов шла на всю страну. Это тоже утопия — социалистическая.

3G International — утопия, которую построил креативный капитализм. Она в том, что есть свобода общения. Что современный мир существует без границ. Мы участники и действующие лица этой утопии. Зная, чем закончились предыдущие утопии, про нашу мы пока не знаем ничего. Чем всё завершится?

Дело в том, что наша утопия стремится встать над государством. Есть интернет-сервисы, которые неподконтрольны конкретному государству. Государство пытается регулировать интернет-пространство. Но так как оно (это пространство) глобально, то все государства на этом месте сталкивается с определёнными сложностями. Новые технологии тестируют границы возможностей государств. Государства вынуждены искать новые способы взаимодействия с этой новой реальностью. Успешные опыты взаимодействия представляют собой интеграцию, включение новых технологических возможностей в тело государства. А неудачные опыты взаимодействия — это попытка отгородиться, запретить, зарегулировать интернет массой бессмысленных законов. Запреты приводят только к проигрышу. Мы это видим на исторических примерах — генетика, кибернетика. Это науки, которые были подвержены у нас политическому давлению. И мы видим результат давления — колоссальное отставание страны.

Как контролировать интернет-пространство? На самом деле это вопрос для всех государств, не только для России. Непонятно, как в этой ситуации брать налоги... Кроме того, на территории интернета постоянно возникают какие-то новые вещи.

В принципе, то, что мы наблюдаем в нашей сегодняшней России — провал как реакция на прогресс. Всегда, когда возникает большой технологический и научный скачок, начинаются реакционные процессы. Но от прогресса нельзя спрятаться. Если ты от него отгородишься, ты проиграешь.