«Жаждет новых потех просвещённый наш мир...». Как в Перми осваивают современный театр, и почему из этого ничего не получается

Прежде чем говорить непосредственно об этих двух постановках, стоит вкратце сказать о современном театре в Перми — его нет. Точнее, не было до прошлого года, когда в рамках Дягилевского фестиваля у нас не появился иммерсивнный спектакль Remote Perm, в котором нет зала и сцены, а есть город, пеший маршрут от кладбища до крыши и ведущий по нему зрителей компьютерный голос в наушниках. Хотя никаких зрителей там, по сути, и нет, а есть лишь участники спектакля. Авторы Remote Perm — берлинская театральная команда Rimini Protocoll, которая долго и системно работает в формате иммерсивного театра. Проект Remote Х они ставили во множестве городов мира и отточили этот формат практически до эталона. Ведь, кроме того, что Remote совмещает в себе такие разные форматы современного театра, как променад (прогулка), site-specific (спектакль с привязкой к определённому месту), он ещё и идеально вовлекает зрителя в действие (а это и есть иммерсия). Несмотря на указания «голоса в голове», всё в этом спектакле превращается в личный опыт каждого участника. При этом Remote Perm удаётся быть ещё и цельным драматически произведением — с завязкой, сквозным действием, катарсисом и прочими красивыми словами из учебника по сценаристике. Это всё и позволяет называть столь необычную для многих людей работу не просто прогулкой, а полноценным спектаклем.

Появление такого спектакля в Перми в 2017 году — это тот самый случай, когда гора сама пришла к Магомету и сказала: «Я задолбалась тебя ждать!» Дело в том, что спектакли этого формата покоряют Россию уже несколько лет. В разных городах люди в наушниках и без ходят по улицам, театрам, заброшенным зданиям, старинным особнякам, вокзалам, где разыгрываются реальные истории или классические литературные произведения. В Краснодаре даже запустили свою франшизу иммерсивных спектаклей «Голос города», которую злые, но, кажется, правдивые языки называют клоном Remote X.

При этом Пермь, будучи одним из сильнейших театральных регионов России, сильно отставала в плане освоения таких форматов. У нас были лишь единичные опыты вроде оперы «Фиделио», поставленной Майклом Хантом в «Перми-36», и практики ландшафтных спектаклей губахинского театра «Доминанта». И вот, спустя год после премьеры Remote Perm, независимо друг от друга в нашем городе появляются целых два спектакля, которые позиционируются как иммерсивные, и в них зрителям тоже надо ходить в наушниках.

Первой вышла «Зона голоса. Пермь, 1937» — появившийся в рамках II Гражданских сезонов независимый продюсерский проект (большая редкость для провинции), на документальной основе рассказывающий о массовых репрессиях времён Большого террора (тут редкость переходит в уникальность). В «Зоне голоса», как и в Remote Perm, зрители ходят по городу и слышат в наушниках голоса актёров и людей, родителей которых репрессировали. Они говорят об ужасах эпохи «Большого террора». От этого путешествие получается очень проникновенным, страшным, но важным. Над текстом «Зоны голоса» работала Ксения Гашева, написавшая инсценировку для спектакля «#конституциярф». Поставил этот спектакль игравший в той же «#конституциирф» актёр и режиссёр Марк Букин (кстати, играющий в другом иммерсивном проекте). Важную роль в постановке играет музыка, которую сочинил композитор Андрей Платонов. Основным же рассказчиком выступает любимец публики Александр Смирнов.

Второй иммерсивный проект этой осени — размашистый и амбициозный спектакль Владимира Гурфинкеля с несусветным названием «Бал. Наташа Ростова. Граф Толстой», основанный на всем известном произведении, которое не все дочитали до конца. В этой постановке у наушников далеко не главная функция, в них просто иногда слышна речь скрывающейся на балу Наташи Ростовой. Гораздо важнее атмосфера самого первого бала Ростовой, которую тщательно создают в фойе Театра-Театра. Для этого зрителей наряжают в красивые детали туалетов XIX века, а во время спектакля дают повеселиться, потанцевать с актёрами и даже шампанского хлебнуть. Зрители всем этим пользуются с большим удовольствием. Над этим спектаклем работала обычная постановочная команда спектаклей Театра-Театра: художник — Ирэна Ярутис, композитор — Виталий Истомин, автор, так скажем, пьесы — Илья Губин, хореограф — Ирина Ткаченко. В программке спектакля, сделанной в форме веера, все создатели указаны как господа и госпожи, отчего там возникают причудливые словесные конструкты вроде «Свет госпожи Елены Алексеевой» или «господин заслуженный артист Российской Федерации». Непонятно, это ещё Россия, которую мы потеряли, или уже та Россия, которую мы обрели?..

Так или иначе, обсуждать эти спектакли можно в паре. Сравнение разных спектаклей — безусловный моветон, а тем более таких разных спектаклей, как «Бал» (здесь и далее это название в сокращении, ибо автор задолбался писать его полностью — прим. ред.) и «Зона голоса». Но время появления в городе и один заявленный формат позволяют рассматривать их вместе. Тем более что различаются они только в достоинствах, а вот недостатки у них общие.

Исторический роман

Начнём с хорошего. Появление сразу двух спектаклей, которые пытаются экспериментировать и, в отличие от лирического героя Бродского, выходят из комнаты и покидают театральные залы, чтобы дать зрителю новый опыт — это прекрасно. Это важный шаг к освоению современного театра, его приёмов и языка. Такая работа необходима для того, чтобы не топтаться на одном месте, и потому что, как пел Окуджава, «жаждет новых потех просвещенный наш мир». Ведь старые форматы со временем приедаются, а новые, при должной подготовке, неплохо продаются.

«Зона голоса» в этом отношении проект более значительный, хоть и менее массовый, потому что добавляет к новой форме важное содержание. Ведь по сути, это документальный спектакль о репрессиях. А документального театра в Перми, за исключением пока робких опытов студии «Открытый код», нет вообще. Про то, какое сильное впечатление производит прогулка по городу под рассказы очевидцев о том, как забирали и увозили людей на смерть, мы уже подробно писали. Это болезненный и сложный опыт, но пройти его стоит, чтобы знать и не забывать. Благо участие бесплатное, и новые показы вроде как планируются.

«Бал» в Театре-Театре дарит совсем другие ощущения. Тот красочный, позитивный и энергичный праздник, который обычно происходит на большой сцене, по причине ремонта оной переползает в фойе и поглощает его сверху до низу, вместе с актёрами и зрителями. Поэтому в фойе всё красивое, пышное, в красно-золотых тонах (есть даже золотые люди!) и в каком-то псевдо-имперском стиле. Ирэна Ярутис очень правильно поступила, что не стала воссоздавать в точности эпоху Александра Первого. Потому что от мощнейшего диссонанса, который вызвал бы подробный косплей благородного собрания в здании образца советского модернизма, Театр-Театр могло попросту разорвать на кусочки. А мы знаем, как сейчас в Перми долго строят новые театральные здания. Правда, вся внешняя красота в «Бале» сделана немного с перебором и слишком близко подбирается к опасной границе с вычурностью и пошлостью.

Людей кидают в эту красивость «Бала» резко, словно котят в воду, сразу со входа, где дворецкий объявляет имена гостей и героев романа. Потом всем пришедшим вручают передатчики с наушником, где гости театра все два часа будут слушать рассуждения Наташи Ростовой о том, как она стесняется или, наоборот, как она счастлива на балу. Затем зрителей, которые и так приходят в среднем наряднее, чем на обычный спектакль, одевают во всякие ленты, накидки, манжеты и прочие эрзац-костюмы для приведения к общему стилю. Дамам даже делают прически.

Томительное ожидание начала бала должен скрасить небольшой концерт и стихи, которые Распорядитель (Алексей Каракулов) читает, катаясь на тумбе (не спрашивайте). Далее уже на балу начинается веселье, страсти, танцы, скандалы, интриги и прочие прелести светской жизни. Зрители периодически перемещаются по фойе и даже танцуют с актёрами или друг другом. А завершается «Бал», как и подобает постановке главной русской эпопеи, поистине эпическим финалом. Уставшая, но счастливая Наташа падает без сил на пол, а в открывшихся окнах фойе театра видно, как на улицу выходят в простых народных одеждах те, кто только что в виц-мундирах и башмаках вальсировал на паркете. Идут они чётко застроенной коробкой с зажжёнными факелами, отчего легко подумать, что люди пошли сжигать книги, но, скорее всего, этот строй символизирует поднимающуюся «дубину народной войны». Впечатляющее и мощное зрелище.

Поэтому можно сказать, что «Бал» и «Зону голоса» объединяет тот сильнейший эффект, который они оказывают на зрителя, то мощное ощущение, которое эти спектакли оставляют после себя. Но в этом-то и беда, потому что ни к иммерсии, ни даже к театру эти «послевкусия» не имеют вообще никакого отношения.

Путешествие дилетантов

«В чем же дело, товарищ критик? Ведь нам так понравилось», — разъярится читатель, который плакал на «Зоне голоса» или веселился на «Балу». А дело в том, что слёзы и веселье эти спектакли вызывают не потому, что они хорошо простроены драматургически или как-то умно вовлекают зрителя в действие. В этих спектаклях просто нет ни того, ни другого. К сожалению, обе постановки оказались, по сути, весьма архаичными и категорически не соответствующими обозначенному в их рекламе формату.

«Зона голоса» сильна исключительно своим материалом. Истории жертв репрессий слушать и вправду больно, и это всё, что можно сказать. Этот материал остаётся сам по себе, а форма спектакля его никак не поддерживает и не раскрывает. Своей структурой спектакль просто не вовлекает зрителя в действие. Более того, все эти указания в наушниках, вроде «Посмотрите», «Представьте», «Задумайтесь» мало того, что подозрительно напоминают Remote Perm, так они ещё и совершенно нелепо и неуместно смотрятся рядом с тяжёлейшей историей Большого террора. Тоже самое касается и написанных на асфальте в сквере Декабристов фамилий репрессированных, и идущего на видео в конце прогулки в ЦГК ещё одного списка имён. Мало того, что это затёртый до дыр ход, так от него на язык само просится злое и нехорошее слово «самоповтор». Оно так же вспоминается, когда в одном моменте звучит «Азбука коммунизма» (А и Б сидели в КГБ...) Николая Моршена, которая также была и в «#конституциирф».

В итоге, вместо того, чтобы вовлекать зрителя, все эти элементы лишь принижают и немного оглупляют все сказанные важные слова. И это очень странно, когда в иммерсивном спектакле хуже всего работают именно элементы иммерсии. Но и спектаклем называть «Зону голоса» тоже неловко, потому что в ней нет никакого сквозного действия, развития, катарсиса и прочих красивых слов из учебника по сценаристке. Здесь не рассказывают, а пересказывают историю. Из-за этого всего «Зону голоса» разумнее считать не иммерсивным спектаклем, а просто необычной и важной экскурсией в современном формате.

Также плохо со сторителлингом и иммерсией у «Бала» в ТТ. Даже хуже. На самом деле, всё вовлечение тут ограничивается лишь несколькими приглашениями на танец и парочкой конкурсов. Большую часть времени зрителям приходиться лишь стоять и смотреть на то, как артисты танцуют, ходят туда-сюда и всё. И открывающее «Бал» хождение так сильно напоминает сделанный совместно с французским театром «NoNo» на «Пространстве режиссуры — 2017» спектакль-шествие «БароККо», что снова вспоминается одно злое и нехорошее слово, упомянутое выше...

Ещё эффект вовлечения в действие подрывает то, что периодически зрителей просят уйти с прохода или перейти в другую локацию, и делают это не герои спектакля в костюмах, а администраторы театра в красных майках. И это очень сильно бьёт по тщательно выстраиваемой атмосфере, лишний раз напоминая, что ты, на самом деле, не гость бала, а лишь зритель на спектакле. Естественно, никакого нового личного опыта из этого всего получить нельзя. Иммерсия здесь такой же эрзац, как и выдаваемые в начале элементы гардероба.

По идее, на вовлечение должен работать приём с голосом Наташи Ростовой в наушниках, но он (сюрприз!) не работает. Более того, этот сложный и дорогой технический ход с передатчиком у каждого зрителя тут совсем не нужен. Если зритель выключит передатчик или снимет наушник, то не потеряет ровным счётом ничего. Можно понять смысл этого приёма — Наташа, как и зрители, в первый раз на балу, она, как и мы, волнуется, и, по идее, мы должны себя с ней ассоциировать. Но этой ассоциации с героиней не возникает, в основном потому, что весь текст Наташи — это сплошные охи и ахи, которые никак не связаны с происходящим. Весь спектакль создаётся интрига, кто же такая Ростова, и где она, а появляется героиня лишь в конце. Её играет актриса Мария Коркодинова, и если это спойлер, то из разряда «да всем пофиг», потому что оказывается совершенно неинтересно, кто на самом деле два часа шепчет свои переживания тебе в ухо. Вообще, про актёрские работы в «Бале» можно сказать лишь то, что они есть. Актёры в основном танцуют и чуть реже поют. Разве что Иван Вильхов — отличный Пьер Безухов. Был бы в каком-то другом спектакле по «Войне и миру».

Никакая сюжетная интрига «Бала» проистекает из плохой драматургии. Вернее, из её полного отсутствия. Сюжет в «Бале» — это рудимент, нужный лишь для отсылки к тексту Толстого, а не работе с его смыслами или для его новой трактовки. Да тут вроде как спорят о Бонапарте, вроде как страдает князь Болконский (Александр Гончарук), вроде как есть драма Пьера Безухова (Иван Вильхов) с его женой Элен (Наталья Макарова). Но, во-первых, всё это забивают бесконечные пляски и хождения, во-вторых, в этом не разобраться без четырёхтомника Толстого. Не читал или не помнишь? Твоя вина. Зачем тогда пришёл на бал, медведь? К тому же, авторам, видимо, мало было «Войны и мира», и в спектакле в какой-то момент князь Андрей говорит слова из рассказа «После бала». Зачем это тут — решительно непонятно, видимо, из простой ассоциации со словом «бал». Хотя согласитесь, было бы здорово, если «Бал» завершался, как в том рассказе Толстого. Представьте, зрители — все нарядные — спускаются в нижнее фойе, а там такие же нарядные герои, с которыми они только что вальсировали, дерут шпицрутенами какого-то солдатика. Но нет, «Бал» это — не про войну и боль, а исключительно про праздник.

Действительно, «Бал» с этими своими танцами, конкурсами, нарядами, симультанностью в начале и безграничными возможностями наделать классных фото для соцсетей больше напоминает уличный праздник, перенесённый в стены театра. Как и у праздника, сюжет здесь сугубо функционален и не имеет особой важности, а свою дозу впечатления зрители получают не от вовлечения в действие, интересного сюжета, необычного переживания или нового опыта, а лишь от участия в танцах и конкурсах. Поэтому «Бал» — это скорее обычный праздник, а не иммерсивный спектакль.

Из всего вышесказанного можно сделать печальный вывод, что наши постановщики просто не знают, как работать с новейшими форматами. Они пытаются разговаривать на новом театральном языке, но у них не получатся, и в итоге они создают довольно архаичные произведения. Поэтому в случае с «Зоной голоса. Пермь, 1937» и «Бал. Наташа Ростова. Граф Толстой» мы, вместо двух иммерсивных спектаклей в городе, имеем одну отличную экскурсию и один ярчайший праздник, который теперь всегда с нами.

Поэтому остаётся рассчитывать лишь на то, что это неумение работать с чем-то новым — лишь временное явление. И надежда на это есть. Например, недавно театр «Карабаска» получил главный приз на фестивале в Челябинске за свой спектакль-квест «Прошу разрешения на жизнь». А в конце года в Театре-Театре спектакль-квест для детей по «Снежной королеве» поставит земляк участников Rimini Protocoll режиссёр Андреас Мерц-Райков. Так что, вполне может быть, что наш просвещенный мир Перми всё же получит современных новых потех...

***

Читайте также: Репортаж-рецензия с иммерсивного спектакля Remote Perm.

Анонс аудиоспектакля «Зона голоса. Пермь, 1937».

Интервью с режиссёром Владимиром Гурфинкелем.