Городские фотографы. Алексей Чубаев

В его побеге от известности, пожалуй, угадывается некое сознательное усилие: достаточно взглянуть на фотографии в его группе ВКонтакте, чтобы понять, что они заслуживают многократно большей аудитории, чем есть сейчас. Обычные пейзажи городских улиц, фото предметов и текстур Чубаев (в Живом Журнале он гораздо больше известен под ником Trita) превращает в магические картины, экспериментируя и с методами стрит-фотографии, и с оптикой, и с последующей обработкой. Правда, несколько лет назад Трита перестал фотографировать, так как, по его собственным словам, уличная фотография была для него в первую очередь объектом изучения. Но, несмотря на то, что «полевая» часть этих исследований закончилась, теория всё ещё продолжает его занимать. Собственно, наше предложение поучаствовать в этом цикле материалов стало для него поводом сформулировать некоторые мысли по теме. И вместо небольшого сопроводительного текста мы получили от Триты полноценное элегантное эссе, посвящённое не столько фотографии как таковой, сколько нашему любимому сюжету — городскому пространству и взаимоотношениям с ним.

«Монолог с картинками»

Фотография меня интересовала как иностранный язык, который учат, чтобы иметь возможность говорить и слушать нечто иное, за границами нормы. Это такой апгрейд сознания, модификация восприимчивости и выразительности, которая даёт возможность понимать и мыслить иными категориями. Музыка расширяет аудиально, фотография — визуально. И то, и другое учит синтезировать целое из частей, и в этой науке, на мой взгляд, реальный смысл творческой деятельности — хотя и не весь, конечно. Сегодня я могу сказать, что фотографический язык мне понятен без словаря, могу читать стены в оригинале, переводить на русский фотопрозу и фотостихи. Есть много важных вещей, в которых не разобраться без такого рода знаний.

Как и у всякого ленинградского пионэра, у меня была Смена-8M ЛОМО — того самого Ленинградского Оптико-Механического Объединения, от которого мировой фотографии в наследство досталась ломография. Найти фотоувеличитель в СССР можно было на каждой второй антресоли, а сосед дядя Володя на пальцах завсегда объяснит про закрепитель. Химическое чудо проявления доставляло, конечно, но вот по художественной части усилия были бессистемными, потому фотооптимизм планомерно угас: слишком длинным получался путь от экспозиции до отпечатка, трудно было связать концы с концами, понять, что ты сделал неправильно, а далеко не у всех советских семей были лишние деньги на много плёнки и бумаги. Надо было записываться в фотокружок, но в моём пионерском расписании свободных мест уже не было. Пришлось подождать цифру, да и возраст в этом деле всё-таки нужен, фотография довольно требовательна к мышлению.

Лет двадцать спустя, где-то 2003-м, в магазине появился первый выбор — из двух камер (сами знаете каких брендов). Я выбрал ту, что лежала справа. У цифры тоже есть свои особенности, как оказалось, но главное, что расстояние между экспозицией и результатом сократилось до минимума, а счётчик кадров увеличился до максимума, знай себе меняй батарейки, шагай в вечность. Технические условия и КПД стали идеальными, если уметь ими пользоваться: большие возможности — они ведь тоже губительны, как известно. Ну а потом подключился глобальный рынок, соцсети — начался фотобум, романтика, всем вдруг понадобилась тайна дзена стрельбы из лука. Кончилось всё так же стремительно — смартфон, «Инстаграм». Кто успел, тот и съел. Я успел. Было интересно, познавательно, значительно продвинуло меня вперёд в понимании природы вещей и творческого процесса. Как бонус осталось много красивых картинок, пару из них я даже видел напечатанными. Почти весь архив можно найти ВКонтакте.

Всякий город уже является синтетическим произведением цивилизационного искусства — не в смысле архитектуры или ландшафтного дизайна, а в принципе, как фокусировка энергий, желаний и идей, порождающих творческие формы. К тому же, это искусство не статичное, что-то типа танца с кирпичами под дождём. Большинство городов спонтанны и наивны, даже неумелы и неудачны в художественном смысле, но это только вопрос эволюции жанра, вопрос времени. Петербург или Нью-Йорк, например — произведения другого уровня и качества, рука художника в них уже твёрже держит кисть. По этой причине всем прочим искусствам место именно в городе — не потому, что в городе есть зритель, а наоборот. Искусства духовно энергоёмки, и город для них как атомная станция. Количество и качество горожан на эту сеть сильно влияет.

Отсюда и суть уличной фотографии. Метафизически город в наибольшей мере выражает динамику противоборства Логоса и Хаоса, скрытую за феноменальностью штукатурки и за паспортными данными горожан. Противостояние архитектора и камня, ока разума и слепой природы — колесо вращается во времени от футуризма до декаданса, и в этой напряжённой динамичной двойственности причина устойчивой фотогеничности города. Как и человек, город — это линия фронта эволюции. Субъективный контраст тут наибольший, диапазон задействованных материй самый широкий, а всякий контраст, как известно — это основа художественной выразительности. Тем более для фотографии, которая даже технически является ни чем иным, как фиксацией контраста — светотени. За стенами города или в стенах студии вы такого диапазона возможностей и баланса сил не найдёте. Только на улице, на гребне волны жизни.

Если вам нужен фотографический приз — найдите город, в котором созрела революция, и затаитесь в кустах, с запасом батареек. Понятно, что пропорции внутренней борьбы в разных городах разные, в силу многих причин. Перми нужно воевать с инерцией, если она хочет поднять планку выше вчерашней нормы, которая сегодня не удовлетворяет. Для Петербурга, например, такой проблемы пока ещё не стоит, его планка изначально была выставлена достаточно высоко над болотом, даже властям пришлось съехать обратно в Москву, чтобы не отрываться от реальности, не нагнетать конфликт, не мешать достоевскому радару искать в эфире свои психоделические смыслы. Потому Петербург фотогеничен сильно, но не дворцами и не трущобами, конечно, это лишь две крайности, равные по модулю. Нужно быть в достаточной степени равнодушным к «Питеру», чтобы не утонуть в иллюзии, найти срединный путь.

Я бы сказал, что фотография — это в принципе искусство уличное, в смысле, городское. Отсюда квалификация фотографа, даже если он её и не осознаёт, подразумевает хоть в какой-то мере способность онлайн чувствовать эту вот серединную линию жизни, её обертона, ощущать фронт противостояния бытия с небытием, конструкции с деконструкцией. Как в мультике «Карандаш и ластик». Ну а дальше техника, как и в любой иной области творчества. Всё зависит от того, насколько вы ненормальны и бескорыстны в мотивации, чтобы потратить неприличное, но необходимое количество времени и сил, открывающих в итоге тайну, освобождающих от неведения и слепоты.

Уличный фотограф рано или поздно понимает, что человека к кадру подпускать нужно осторожно, не в смысле дистанции и пропорции, а содержательно. Делайте что хотите — главное, чтобы у вас не получился портрет. Человек в уличном фото должен оставаться супрематичным, кукольным, иначе вы теряете нить и включаете совсем иные механизмы восприятия. Почти как с обнажённой натурой: тут даже не психология, а физиология.

Фокус в том, что визуальная информация о человеке для наблюдателя намного критичнее любой иной, и потому за восприятие человека, а особенно за распознавание лиц и мимики, отвечает отдельная область мозга: если её повредить, человек даже себя в зеркало не узнает. Там, где начинается портрет — там уличное фото заканчивается, вместо глагола у вас возникает существительное. Портрет — это вообще тема отдельная, интересная психологически, сегодня её понимать стало проще, на фоне пандемии селфи. Мне лично портретный жанр скучен, а вот был бы я живописцем — наоборот, скучным было бы всё, кроме портрета.

Человек в уличной фотографии — как странник над морем тумана Странник над морем туманаКартина немецкого художника-романтика Каспара Давида Фридриха, одна из знаковых картин романтизма. с магриттовым яблоком вместо лица, чтобы зритель самого себя мог с ним отождествить, шагнуть в рамку. Ни в один портрет вы шагнуть не сможете — занято. Человека в городе нужно снимать как животное в ареале обитания, в хорошем смысле слова, конечно. Потому приходится приспосабливаться, чтобы «не вспугнуть», не помешать человеку быть собой, не дать ему работать на камеру, сохранить его естественность и натуральность. Телевик в этом жанре почти непригоден, слишком узкий, нужно подходить ближе, смотреть шире, в идеале градусов до 28-ми. Технической уловкой для меня стала камера с откидным поворотным экраном, которая даёт возможность снимать от пояса, а такое положение не распознаётся как фотографирование, оно не стереотипно. Всякий уличный фотограф, опять же, знает, насколько граждане могут быть подозрительны или любопытны, особенно если экстерьер в их «понимании» совершенно не годится для фото, а значит тут что-то не так.

Уличный фотограф — как охотник-натуралист, ему важно не вмешиваться в происходящее, не отсвечивать, найти хорошую сцену, оставив человеку возможность самому войти в эту декорацию. Даже если у вас будет один шанс и одна секунда — вы успеете на этот подготовленный экспромт, если вы знаете что делаете. Ну а если всё-таки попадётесь стае бабушек с любимым ленинградским вопросом «когда нас будут расселять?» — включайте дурака, отходите зигзагами. В милицию, может, и не сдадут, но рассказать про всю свою жизнь и отношение к властям точно попытаются. Не то чтобы уличное фото мизантропично или социофобно, проблема именно в субъективном балансе. Безличный образ человека его не нарушает, наоборот, у меня много кадров, где один визуально маленький силуэт человека с лёгкостью удерживает равновесие всей остальной композиции, делает её завершенной.

«Картинки с монологами»

В продолжение темы человека в городе. Не знаю, насколько со стороны этот кадр выглядит постановочным, но это пример того, насколько много места в кадре может занимать человек, не переводя этот кадр в категорию портрета. Сохранилось действие, улица и её течение, мальчик срывает цветок — ничего личного. По технике тут как раз камера с откидным экраном, и мальчик не видел, что я не просто так стою, и я не видел его, он внезапно вошёл в кадр, сорвал цветок, и вышел. Потом отдал его своей маме, с которой они шли куда-то у меня за спиной, в потоке людей, она даже не останавливалась. Такой кадр как кунг-фу, голый рефлекс: у тебя был один неожиданный секундный шанс, на ловца и зверь. Я не раз советовал начинающим, что фотография как побочный эффект прогулки — это не самая лучшая идея. Нужно уметь стоять и вникать в место, только потом оно открывает свой потенциал. Фотография в корне всё же медитация, а не собирательство.

Пьяненький в семейниках вышел под ливень, как рок-звезда на сцену, только вот в зале никого не оказалось. Он потом ещё долго стоял, призывая кого-то из недр парадной присоединиться к его пьяной радости на поребрике, но желающего вторым войти в эту реку не нашлось, а может купальника не было, не знаю. Предыстория тоже чисто инстинктивная. Подошёл здоровенный грозовой фронт, на пол неба, ветер поднялся. Я выбежал на улицу в надежде, что начало ливня будет урожайным, но успел добежать только до ближайшей арки, где уже народ собрался, спрятался, дураков нет. Но фотомир не без добрых поддатых людей.

Эта картинку я считаю самой удачной из всех — можно сказать, что мой диалект фотографического языка в ней выражается в наибольшей мере. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать рассуждения о сути. По форме: пикториализм тут даёт самодельная рисующая оптика, типа монокль, но линзы две, биахром, потому и хроматических аберраций нет, цвет можно оставить, а дольше всего я подбирал потом именно оттенок. За счёт Lo-Fi стекла на границах светотени возникает градиент, а вытаскивая резкость появляется и зерно. Снимок можно, конечно, разбирать по косточкам, мерить золотой спиралью, но это тот случай, когда мне лично достаточно безыдейного созерцания, без кураторского бреда. Так выглядит летний сырой Ленинград моего детства. Меланхолия.

Тут я распрощался с дилетантской идеей о том, что техническая сторона съёмки имеет хоть какое-то принципиальное значение. Камера Pro1 была неплохая, но вот матрица в ней первого поколения, чувствительность либо 50, либо сплошной цветной шум. Я был уверен, что ночью снимать на неё вообще бессмысленно, и по шуму, и по выдержке, но цветной шум можно превратить в монохромное зерно, а на выдержке 1/20 — вздохнуть, не дышать — снег превращается в штрихи, ксилография. Техника и технология не должны рассматриваться как нечто принципиальное, всё это физика, она не способна компенсировать метафизической пустоты, но знание техники, конечно, обязательно. Чем больше — тем лучше. Цифра сегодня многих расслабила, сделала заложниками невыносимой лёгкости алгоритмического бытия.

Уличная предметная съёмка или уличный натюрморт — это почти отдельный жанр, про фасадный абстракционизм я и не говорю. Город наполнен предметами, если так можно сказать, поскольку нормальные предметы «на дороге не валяются», в основном это «мусор» — новый урожай археологии, ещё не покрытый пылью веков. Конкретно этот бывший кирпич по форме и колориту мне сразу напомнил Вавилонскую Башню Брейгеля, можно вообразить, что сама башня строилась из фрактальных кирпичей, подобных ей самой. В сущности ведь так и есть, любой кирпич олицетворяет стремление человека построить себе на земле из земли вечный дом, затмевающий небо и подлинную суть, вернее, не суть, а проблему её постижения. Тщетно. Всё пойдёт прахом. Ни одна башня и ни один город не устоит. Бытие, как искусство, не терпит формализма.

***

Смотрите также другие материалы из этого цикла: прекрасные подборки Тимура Баринова из Казани,Светланы Ларханиди из Перми, Надежды Павлючковой из Тюмени и Ирины Катаевой из Челябинской области.